Выбери любимый жанр

Иудей - Наживин Иван Федорович - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

III. НА «НЕПТУНЕ»

Вдали нарядным маревом таял богатый, белый, многоколонный Эфес. Мелкая весёлая волна лопотала под высокими бортами трехмачтового «Нептуна», который нёс к берегам Ахайи богатый груз и много путешественников. Тут были, смешанные в невероятной пестроте, и тяжёлые римляне, и живые греки, и сирийцы с их жгучими глазами, и много пёстрых и горластых иудеев. Римляне смотрели на них с презрением, как на особенно неприятную породу варваров. «Judaeorum mos absurdus sordidusque», нравы иудеев бессмысленны и презренны — это было у них твёрдо установленным убеждением. И были тут богатые торговцы, знатные вельможи-правители, искатели приключений, укротители змей из африканского племени псилов, которые не только укрощали змей, но, высасывая яд, вылечивали укушенных ими, и масса той сволочи, которая неудержимым потоком лилась из всех гаваней Средиземноморья в далёкий Рим в поисках золота, готовая на всякий разврат и на всякое преступление…

На корме, на канатах, подперши свою курчавую сухую голову, хмуро сидел Павел и смотрел на исчезающий вдали, среди бесчисленных голубых, солнечных островков, город. Душа его была мрачна. Ему было неприятно оставить в Эфесе Теклу, — он ясно видел в воображении, как она стояла на многолюдном берегу и сквозь слезы смотрела, как отчаливал «Нептун»; но ещё тяжелее были ему происки иерусалимцев. И казалось теперь Павлу, что трудился он все эти годы зря, что ничего из его дела не выйдет… Всеобщее внимание обращал на себя Аполлоний Тианский. Вокруг знаменитого проповедника всегда был кружок почтительных слушателей, и всякий, от кружка этого отходивший, имел вид человека, получившего отличие. Иудеи совсем не смотрели на море: в их глазах море было только зря пропадающей землёй, бездной, обителью сатаны. Они, как всегда, были заняты собой и спорами. Они толпились и вокруг другого проповедника, Симона Гиттонского из Самарии, который уже успел у себя дома нашуметь, а теперь ехал проповедовать слово истины в огромный языческий мир. Это был человек лет сорока, с сухим опалённым лицом, чёрной курчавой бородой и большими блестящими глазами, которые часто наливались раздражением. Начал он в Самарии маленьким проповедником, потом, постепенно, стал Мессией, а потом — как он открывал это самым близким — и Богом. С ним всюду ходила миловидная, болезненного вида женщина, Елена, которую он тоже возвёл в сан богини. Тогда эти блуждающие по земле боги никого не удивляли: так их было много. Когда Варнава ходил с Павлом по Фригии, население считало Варнаву за Зевса, а Павла за Гермеса. Симон выдавал Елену — посвящённым — за воплощение божественной мысли, его мысли, за Энойю. Она — божественное согласие, мать всех, мысль, которая руководила Богом при создании мира ангелов и архангелов, которые в свою очередь создали мир человеческий. После этого ангелы отвергли свою мать, оскорбили её, заключили её в тело Елены из Трои. Потом была она проституткой в Тире, а теперь вот ходит с ним, богом, для спасения людей. Для неё и сошёл он на землю. Но выйдя за пределы Самарии, они из богов сразу превратились в бродяг, неизвестно зачем блуждающих по свету…

— Да, я кое-что слышал о тебе, — своим мягким, приятным голосом сказал Филет. — Но мне так и осталось неясным, в чем же, собственно, твоё учение. Ведь ты из тех, которых зовут гностиками, не так ли?

— Да, люди иногда нас называют гностиками, — на дурном греческом языке отвечал Симон. — Но…

— Извини, что я перебью тебя… — сказал Филет. — Я много встречался и беседовал с гностиками, но мне так и не удалось составить себе ясного представления об их учении: они именуют себя одним именем, но учат очень различно…

— Я не знаю да и не хочу знать, кто и как учит, — строго отвечал Симон. — Я проповедую истину. Я проповедую то Высшее Существо, которое люди под разными именами чтили всегда. Я — сосуд тайного знания о происхождении мира, о совершении таинств, о тёмных силах, о магических формулах, без которых спасение невозможно…

— Какое спасение? — с любопытством спросил Филет. — От чего надо спасаться?

— Спасение в освобождении духа от материи, — уверенно сказал Симон. — На самой вершине мироздания стоит Неизречённое Существо и Высшая Мысль, от которых и происходят огдоады, гебдомады и Эон. Эон подвергается несчастью, вследствие чего часть божественных искр попадает в низшие сферы. С этой вот божественной катастрофой и связано происхождение Иалдабаота. Иалдабаот считает себя истинным богом и любит говорить об этом в Библии, но это только незнание истинных тайн мира. Божественные искры мира должны освободиться от оков материи. Для этого…

— Подожди, — мягко остановил его Филет. — Моя мысль не успевает следовать за тобой. Если твой Иалдабаот не истинный бог, то зачем же Бог истинный допускает его существование?..

— Истинный Бог есть единый Бог истинный, — настойчиво повторил Симон. — Это совсем не творец мира. Мир слишком несовершен, чтобы его мог сотворить во всем совершенный Бог…

Филет внимательно слушал. Елена, прислонившись спиной к толстой и высокой мачте, безучастно смотрела в лазурные дали, и на бледном лице её было утомление. Филету казалось, что это усталое женское лицо и есть лучшее выражение для всего этого беспокойного, кипучего времени. То, что по солнечным берегам этим одновременно проповедовались сотни одна другой враждебней истин, не смущало никого, а только увеличивало страстность, почти ярость в тщеславном отстаивании именно своего бреда…

— А-а, толкует!.. — вполголоса бросил бородатый, рыжий иудей. — А сам приходил к нам в Иерусалим и хотел за деньги купить у учеников распятого галилеянина искусство делать чудеса… В молодости я и сам — греха таить нечего — ходил недели две за их рабби, но никаких чудес не видел. И ничего такого он и не говорил, что теперь плетут все эти… А потом растянули его римляне на кресте и всем разговорам конец. А они толкуют!..

Симон не слыхал замечания рыжего иудея. Разгорячённый, он все увереннее продолжал:

— Мы пневматики… А они вот, — презрительно кивнул он в сторону потупившегося Павла, которого он не терпел, — жалкие психики. Они бродят во тьме. Им первым был открыт свет, но они не поняли и не приняли его. Они ждут какой-то катастрофы и воцарения Бога на земле, а между тем вход в царствие Божие, в Плерому, открыт каждому и без всякой катастрофы теперь же…

И долго говорил вдохновенно Симон. Почти никто не понимал его. Филет почти руками ощупывал исступлённый хаос этой слишком земной души и, наконец, вздохнул и проговорил спокойно:

— Многое из того, что ты говоришь, было уже давно и, извини меня, лучше высказано Платоном. Почитай хотя его «Федона»…

— Платон все хорошее украл у иудеев! — живо воскликнул Симон.

— Не знаю. Не думаю. Но… вообще, лучше оставить богов в стороне. Ничего тут ни знать, ни понять нельзя. Если бы действительно существовал святой и справедливый Бог, то Он поощрял бы добрых и наказывал бы злых, а между тем мы в жизни видим как раз обратное. Самые благородные люди часто проводят жизнь в страдании, а нередко и погибают. Разве не сделался Сократ их жертвой? Убийцы же всякие, тираны, воры чувствуют себя превосходно… Рассуждая, мы не можем прийти ни к чему…

Елена подняла на него свои красивые, усталые глаза, и ей казалось, что никто ещё так хорошо не высказывал её смутных дум, её усталости, её тоски. Зачем пошла она за этим странным человеком? Им точно демоны какие-то владеют. И как могла она уверовать в этот его исступлённый бред — о богах, о мире, даже о ней самой?.. И мерещился ей в золотистом блеске вечера, среди туманно-голубых островов, встающих из лазури моря, покинутый зелёный и тихий уголок родины…

И вдруг весёлый взрыв смеха и рукоплесканий покрыл палубу: то один из мореходов плясал под вакхическую песнь других пляску виноградарей. В пляске можно было видеть, как он срывает виноград, как несёт его в, корзине, как выдавливает сок из гроздей, как наполняет бочки и как наконец пьёт сладкое вино… И все было у молодца так живо, так — в особенности когда он хлебнул нового вина — весело, что все покрыли его пляску рукоплесканиями и смехом…

5
Перейти на страницу:
Мир литературы