Выбери любимый жанр

Моя автобиография. Три начала - Харламов Валерий Борисович - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Мы – армейцы! Мы – хоккеисты ЦСКА!

Эти слова я произношу с гордостью.

Так же, как восьмилетний Андрей Михайлов.

Будни армейцев

Команда – и детская, и юношеская, и сборная страны – это коллектив, объединяющий спортсменов и их наставников.

Кто на кого влияет, ведущие мастера на тренера или тренер на этих хоккеистов? И вообще – кто играет решающую роль в команде?

Такой вопрос был задан мне однажды в подмосковном городе на встрече с любителями хоккея.

Слухов по поводу всякого перемещения тренеров возникает множество, и мы к ним привыкли. Обычно существуют две версии, объясняющие уход тренера, – не ужился с начальством или не поладил с игроками. Те, мол, объединились и доконали, «сплавили» тренера – и постоянными жалобами руководству, и умышленно плохой игрой. Правда, вторая версия более популярна в разговорах о футболе, нежели о хоккее, хотя периодически такие слухи рождаются и зимой.

Так кто же на кого влияет? Кто задает тон в команде? Чья роль важнее – тренеров или спортсменов?

Теоретически, разумеется, ответ ясен: тренер определяет и состав команды, и ее творческое лицо, и атмосферу, которая складывается в коллективе.

Теоретически все ясно. А вот практически…

Могут быть разные ситуации. В том числе и крайне далекие друг от друга. Например, в сложившийся коллектив к многоопытному тренеру может прийти «сырой» новичок. Понятно, что этот новичок будет скорее всего предельно внимателен ко всем замечаниям и советам своего наставника. А может быть и иной вариант – в классную команду будет назначен «сырой» тренер, вчерашний партнер сегодняшних своих подопечных. Естественно, что справиться ему со сложившимися игроками, имеющими свой взгляд на игру, на процесс тренировки, на формирование звеньев, на определение тактики игры в том или ином матче, на том или ином отрезке сезона, будет весьма нелегко.

Это один аспект взаимоотношений в команде. Теперь вспомним о другом. И тренер, и его ученики достаточно опытны. Кто у кого учится? Ясно, что хоккеисты у старшего своего товарища. Но, с другой стороны, и самый опытный тренер может чему-то учиться у хоккеистов. Вот тот же, например, Анатолий Владимирович Тарасов чуть ли не во всех своих книгах повторяет, что ему повезло работать с первоклассными мастерами, у которых он учился пониманию хоккея. Далее обычно в книге следует пространный список имен – от Николая Сологубова и Евгения Бабича до Вениамина Александрова, Анатолия Фирсова и Владимира Викулова. Стало быть, учиться никогда не поздно, в том числе и тем, кто вроде бы все уже знает.

Догадываюсь, что Тарасов учился не организации тренировок. Он, видимо, подмечал то новое, что привносят в хоккей эти яркие личности, подмечал, чтобы передать потом другим.

Но сейчас речь о другом – я говорю о нравственной атмосфере в коллективе, о тех нитях, что связывают тренеров и спортсменов.

Эти отношения не остаются неизменными, они меняются со временем, по мере возмужания спортсменов.

Легче всего пояснить эту мысль на примере нашей тройки. При Тарасове мы не могли и подумать о том, чтобы возражать нашему тренеру. Что он сказал, то было законом, истиной окончательной и не подлежащей обсуждению. Мы для него были новичками, еще только осваивающими премудрости хоккея. Другое дело Вениамин Александров и Виктор Кузькин, Константин Локтев и Александр Рагулин. Те могли иметь свою точку зрения, хотя и в спорах с ними, если эти споры допускались, Анатолий Владимирович непременно старался доказать хоккеистам свою правоту.

Борис Павлович Кулагин, работавший вторым тренером ЦСКА, был к нам ближе. Мы с ним и на первых порах могли не соглашаться. Когда же именно он стал старшим тренером, сменив на этом посту Тарасова, нам было уже легче отстаивать свои убеждения. Не только потому, что Кулагина было проще переубедить, но и потому, что и мы к этому времени уже выросли, окрепли – хоккей понимали, поднявшись на следующую ступень мастерства, лучше, глубже и тоньше. Кроме того, вырос наш авторитет как хоккеистов. Мы прочно занимали ведущее положение в команде, и писали о нас много, и считались с нами не только соперники, но и руководители клуба.

Когда же Кулагина сменил Константин Борисович Локтев, то отношения между ведущей тройкой и тренером стали носить иной характер. Во-первых, не стало прежней возрастной дистанции – если Тарасов и Кулагин всегда были для нас старшими, учителями, то Константина Борисовича мы застали и в роли нашего партнера, пусть более сильного, более опытного и уважаемого, но все-таки партнера. Это был учитель, выросший среди нас. А мы, в свою очередь, были уже не те дебютанты, которых Анатолий Владимирович некогда только-только подпускал к основному составу, но бесспорные лидеры команды. Именно тройку Петрова направлял тренер Локтев на поле во всех случаях, когда его команде было трудно, когда надо было в считаные минуты решать исход матча, добывая армейцам победу, а вместе с ней и очки. Мы были главной опорой и надеждой Константина Борисовича, судьба его команды в решающей степени зависела от нас: сыграет первое звено хорошо, значит – победа ЦСКА, плохо – скорее всего, двух очков клуб не досчитается.

Другими словами, работа, да и судьба молодого тренера зависели от игры ведущего звена. Так мог ли в этой ситуации тренер решиться противопоставить себя в чем-то лидерам? Тем более зная, например, характер моего друга Володи Петрова. Скорее всего, Локтев поступал практически верно, избегая ссор с ведущими хоккеистами, стараясь опираться на их помощь и привлекая лидеров к работе в тренерском совете команды.

Локтев много разговаривал с Петровым, возможно, они и спорили о чем-то, я не расспрашивал Володю об этих длительных дискуссиях, но перед командой они выступали с единой точкой зрения. Поскольку с Петровым и Михайловым считались как с равными, это подстегивало моих партнеров, заставляло их работать настойчиво и целеустремленно. Они и ребят увлекали, убеждали не подводить тренера.

Конечно же, Константин Борисович ругал нас за плохую игру, корил за промахи, но в конфликт входить все-таки не рисковал – могло получиться ведь и так, что возник бы неразрешимый вопрос: или мы, или он. При Тарасове такие мотивы не появлялись, старший тренер армейцев мог спокойно обойтись и без нас: тогда звено Анатолия Фирсова было в силах переиграть не только любой наш клуб, но и, пожалуй, любую сборную, приезжающую на очередной чемпионат мира. Теперь же, когда звено Петрова стало костяком в ЦСКА и сборной, скорее всего, именно мы могли бы одержать верх, наше мнение ныне имело решающий вес. Особенно в тех случаях, когда ни у кого из нас не было никаких «завалов», когда никто ни в чем дурном замечен не был. Поэтому Локтев принужден был лавировать.

Но я обратился к возможной критической ситуации, к конфликту, который мог бы омрачить жизнь команды. Ничего подобного в ЦСКА не произошло, и взаимных неудовольствий не возникало.

Гораздо важнее проблемы отношений в команде на «мирной» основе.

Я убежден, что если мастер тренируется честно, играет хорошо и ни в чем не подводит ни команду, ни тренера, то тренер должен считаться с этим хоккеистом, прислушиваться к его точке зрения: с годами опыт накапливается немалый, и спортсмен, не исключено, может увидеть и то, что не видит наставник команды.

Стремиться к созданию доброжелательных, товарищеских отношений в команде должны, очевидно, и старшие, и младшие. И все же решающее слово остается за тренером. И в силу его служебного положения, и потому, что он старше, опытнее, мудрее. Я думаю, что тренер всегда в состоянии найти ключ к каждому своему подопечному. И если все-таки вскипают страсти, если команду лихорадит, то главная вина за это падает на тренера. И когда пожар потушить уже невозможно, пусть наставник посмотрит, во всем ли он был прав.

Не утверждаю, что это правильно или тем более разумно, скорее всего, положение должно быть иным, но практически такое случается: ведущие игроки, два или три, могут сказать: «Мы не хотим играть с этим тренером, хотим с тем-то и тем-то», – и руководство клуба к пожеланию (или к капризу) ведущих мастеров прислушается. Судьба тренера печальна.

8
Перейти на страницу:
Мир литературы