Крейсер I ранга "Рюрик" (1889-1904) - Мельников Рафаил Михайлович - Страница 34

Неудачи и потери первых дней войны заставили царское правительство немедленно учредить должность командующего флотом Тихого океана, обладавшего в соответствии со статьями № 28-56 Морского устава значительно более широкими полномочиями (наместник вскоре стал добиваться их урезания), чем те, которыми ранее располагал начальник эскадры. На должность командующего флотом назначили вице-адмирала С.О. Макарова.

Многократно проявленные истинно военный талант командира и флотоводца, эрудиция ученого, пытливость изобретателя, широта взглядов мыслителя, энергия и инициатива резко выделяли С.О. Макарова среди современников. И все же, в отличие от таких баловней режима, как Н.И. Скрыдлов, 3.11. Рожественский и Е.А. Алексеев, царизм предпочитал держать Макарова на вторых ролях. Незримое клеймо “кантониста”, как его именовали иные аристократы, репутация “беспокойного” тормозили его карьеру. Угнетенный рутиной тыловой должности главного командира Кронштадтского порта С.О. Макаров, предчувствуя грозное развитие событий на Дальнем Востоке, с горечью говорил друзьям: “Меня пошлют туда, когда дела наши станут совсем плохи…”

1 февраля 1904 г., получив уведомление о решении Николая II поручить ему командование флотом, С.О. Макаров, не ожидая приказа (он вышел лишь через неделю), немедленно сдает дела в Кронштадте и уже 4 февраля выезжает из Петербурга на Восток. Встретившись по пути в Мукдене с наместником, С.О. Макаров утром 24 февраля прибывает в Порт-Артур. Уже в пути ему пришлось “ощутить сопротивление бюрократии, не желавшей понимать всю тяжесть возложенной на него задачи: добиться победы над численно и технически превосходящим флотом противника. Наместник пытается вмешиваться в предпринимаемые С.О. Макаровым новые назначения командиров кораблей и офицеров его штаба, генералы из Петербургского Главного артиллерийского управления запрещают использовать на полную дальность 254-мм пушки приморской батареи Электрического утеса, в МТК отвергают возможность присылки по железной дороге миноносцев в разобранном виде, в ГМШ под предлогом отсутствия средств откладывают на будущий год печатание экстренно необходимой для офицеров флота работы С.О. Макарова “Рассуждения по вопросам морской тактики”. Выведенный из себя, командующий ставит вопрос о доверии, и только тогда изыскиваются требующиеся для упомянутого издания 500 руб.

Упорно преодолевая все неурядицы, поощряя инициативу, неустанно добиваясь повышения боеспособностей кораблей и предельного напряжения сил всего флота и его базы, С.О. Макаров в отведенный ему судьбой месячный срок совершил, казалось бы, невозможное: внушил людям веру в победу, стремление найти противника и разгромить его. Это была тяжелая и изнурительная каждодневная работа, но безраздельную любовь и преданность матросов и офицеров С.О. Макаров завоевал уже на второй день своего командования, когда с “Аскольда”, на котором держал свой флаг, перешел на “Новик”, чтобы скорее поспеть на помощь погибавшему в море миноносцу “Стерегущий”. Этот смелый выход маленького крейсера под флагом командующего флотом навстречу превосходящим силам врага (“Баян” сильно отстал) вызвал огромный энтузиазм матросов и офицеров на кораблях, позволил быстро восстановить уверенность в своих силах и веру в победу.

В числе первых мер, предпринятых С.О. Макаровым по повышению боеспособности и активизации действий флота, было назначение (приказом от 24 февраля – в день прибытия в Порт-Артур) начальником отряда крейсеров контр-адмирала К.П. Иессена.

Ранее командовавший крейсером “Громобой”, а затем ставший младшим флагманом эскадры К.П. Иессен прибыл из Порт-Артура 4 марта. В отданном им первом приказе по отряду говорилось, что характер успехов японцев временный, и выражалась уверенность в том, что подвиг “Варяга” и “Корейца” станет и для экипажей владивостокских крейсеров “блестящим примером беззаветного исполнения долга службы и присяги”. К.П. Иессен привез составленную в штабе С.О. Макарова новую инструкцию [12], в которой перед крейсерами ставились более конкретные цели, а начальнику отряда предоставлялась большая свобода действий.

Вместо общей и казавшейся С.О. Макарову сомнительной задачи “наведения паники” на японцев посредством набеговых операций, он считал, что отряду по месту его нахождения (в правильности которого он был тоже, по-видимому, не уверен) следует взять на себя задачу препятствовать перевозке войск в Гензан и другие пункты, лежащие от него к северу. “Это есть главнейшее задание”, – считал командующий флотом. Набеги на японское побережье тоже не исключались, но опять, таки с расчетом отвлечь внимание неприятеля от выполнения отрядом главной его задачи. Выходить в море разрешалось в любом составе – либо высылая отдельные корабли, либо всем отрядом-тогда, понятно, “можно быть гораздо смелее”.

Убежденный, вероятно, по прежней должности главного инспектора морской артиллерии в превосходстве русских орудий над японскими (“наши снаряды лучшего качества… имеют более правильный полет и более обеспеченный разрыв”, а пушки гарантируют “большую меткость стрельбы”), С.О. Макаров считал, что это подтвержденное в боях превосходство наших кораблей в артиллерийском деле позволяет быть с японцами “более смелыми и предприимчивыми”, чем с другим, лучше вооруженным и подготовленным неприятелем. Конечно, адмирал был искренен в этих утверждениях и высказывал их не для того, чтобы поднять дух своих подчиненных, вводя их в такое опасное заблуждение, как об этом иногда приходится, слышать. Искренность адмирала проявляется и в следующем важном предостережении о том, что в минном оружии японцы сильнее (больше калибр торпед и, стало быть, сильнее разрушительное действие), отчего нашим крейсерам, особенно при их большой длине (не позволяющей быстро уклониться от торпеды), не следует сходиться с японцами на расстояние минного выстрела.

Призывая начальника отряда вселить в подчиненных безусловную уверенность в победе, С.О. Макаров предостерегал, что она не будет легкой, “так как неприятель “чрезвычайно настойчив и весьма отважен” и разбить его можно лишь “умением и хладнокровием”. Указаний по методам управления стрельбой корабля и всего отряда, способам пристрелки и сосредоточения огня, особенно с дальних дистанций, инструкция не содержала. Предполагалось, очевидно, что для этого достаточно уже выработанных на эскадре прежних правил стрельбы. В инструкции было предложено только “переговорить” со своими командирами о том, как действовать совместно в случае открытой схватки с неприятелем.

Для более широкого обзора чужого берега кораблям предлагалось расходиться на предельную дальность флажных сигналов и радиопереговоров. Двигаясь при этом строем фронта на берег, можно было сразу видеть его участок длиной 60-80 миль и быстро соединиться там, где окажется противник. При движении таким фронтом вдоль берега с неприятельских наблюдательных постов в лучшем случае можно увидеть лишь один корабль на фланге, что введет командование в заблуждение о действительной численности появившихся кораблей. “Имейте в виду, – предостерегал командующий, – что неприятель попирает всякие международные законы, а потому будьте осторожны и недоверчивы”. Чтобы скрыть время действительного ухода отряда в морс, предлагалось каждый день высылать из бухты по одному или два крейсера и не допускать никаких торжественных проводов. О дате ухода следовало сообщить шифровкой только на имя командующего, никто другой этого знать не должен.

Командир порта контр-адмирал Н.А. Гаупт “не находился в подчинении начальника отрада. К нему К.П. Иессен должен был “явиться” по прибытии во Владивосток, с ним рекомендовалось действовать в “полном согласии” и к нему следовало обращаться в случае необходимости привлечь к операциям находившиеся в его распоряжении миноносцы. В заключение инструкции говорилось, что, указывая некоторые подробности, адмирал не намеревался стеснять инициативу начальника отряда и что всякие его действия, направленные на решение главной задачи – предотвращение японской высадки в Корею, “будут вполне уместны”.