Дитя Всех святых. Перстень с волком - Намьяс Жан-Франсуа - Страница 24

• Предыдущая
• 24/164
• Следующая

Во всадника он не попал, зато задел лошадь, и результат все-таки был достигнут: заржав от боли, животное сигануло вперед и стало погружаться в зыбучие пески прямо перед Франсуа и Богиней.

Противники находились слишком далеко, чтобы достать друг друга саблями. У Эль-Биеда дротиков не имелось, а у Франсуа они еще оставались, но он не собирался ими воспользоваться. Он не хотел дарить альбиносу скорую смерть, в то время как его самого ожидала жестокая пытка.

Погружаясь в пески и смирившись с неизбежным концом, они молча смотрели друг на друга, словно сойдясь в жестоком, бессловесном поединке. Затем Эль-Биед принялся молиться, а Франсуа изо всех сил звать на помощь.

Всадники тонули в песке с разной скоростью. Богиня держалась спокойно, и погружение происходило медленно, между тем как другая белая лошадь, возможно из-за своей раны, судорожно билась, и каждое ее движение приближало гибель. Вскоре песок стал доходить Эль-Биеду до плеч, затем до подбородка. Альбинос испустил чудовищный крик, тотчас заглушённый песком. Еще какое-то мгновение два его красных глаза, огромные от ужаса, следили за врагом, а потом белый всадник исчез: на поверхности не осталось никаких следов.

Франсуа уже опустился в могилу по грудь. Он начал было молиться, как вдруг заметил вдали облачко пыли и вновь принялся кричать изо всех сил. Это действительно были люди правителя, спешившие ему на помощь. Через несколько мгновений они были на месте. Спасатели бросили утопающему веревку, которую ему не без труда удалось схватить, и стали рывками тянуть ее, чтобы освободить всадника. Наконец он выбрался из смертельной ловушки.

Но спасти Богиню было уже невозможно. Несчастное животное погрузилось в песок по самую голову. Лошадь по-прежнему не двигалась и спокойно смотрела на Франсуа. Великолепная белая грива развевалась на вечернем ветру.

Франсуа не мог отвести взгляда от этого восхитительного существа, которое пришло с ним из исчезнувшего Рима и трижды спасло ему жизнь, чтобы теперь исчезнуть в песках пустыни… Через несколько мгновений Богиня встретит Востока в далеком лошадином раю — ибо, если Творец не создал рая для этих животных, он недостоин имени Бога!

Наконец Богиня отчаянно заржала, и Франсуа отвернулся, что не видеть конца.

Чуть позже он присоединился к Абдулу Феде и его кортежу, который оказался гораздо ближе, чем он предполагал.

Солдаты словоохотливо рассказывали о произошедшей в песках драме. Зулейка подвинулась, чтобы Франсуа смог подняться на спину ее лошади. Она обернулась, и он впервые увидел слезы в ее прекрасных зеленых глазах. Самому Франсуа с трудом удалось сдержаться, но после смерти своей жены подобного потрясения он еще не испытывал.

***

20 июля 1386 года, в День святой Маргариты, около полудня один из евнухов подошел к Абдулу Феде, который смотрел, как тренируется отряд левшей.

— Господин, случилось несчастье! Твоя любимая…

Правитель побледнел и поспешил в гарем. Матильда, задыхаясь, металась на постели. Он взял ее за руку.

— Что с тобой?

Из любви к правителю Матильда выучила его язык у одной образованной рабыни, бывшей принцессы, в обязанности которой входило заниматься с христианкой.

— Ничего, господин, я умираю…

Абдул Феда с ужасом увидел, что кожа ее стала землисто-серой, яркие губы обесцветились, а тонкий рот подрагивает.

— Яд! Тебя отравили!

— Нет. Моя мать умерла так же. Она тоже сильно поправилась незадолго до смерти. Врач сказал, что это излишек крови.

— Я позову своего врача.

— Бесполезно, господин, он ничего не сможет сделать. Мне нужен не врач, а священник.

— Священник!

— Ведь во дворце есть священник.

— Я велю отвести тебя к нему.

Матильда де Боржон задыхалась.

— Нет! Любое движение приведет к немедленной смерти. Пусть он придет.

— Сюда?!

— Ради любви ко мне, господин…

Абдул Феда отдал приказ, и евнух побежал искать Жана. Он нашел христианского священника в библиотеке — смертельно пьяным. Жан сидел перед книгой с кубком в руке и заплетающимся языком, то и дело икая, декламировал четверостишия.

Раб в нескольких словах объяснил, что происходит, и выражение лица Жана тотчас же изменилось. Он поднялся и, пошатываясь, подошел к стене. Жан сразу нашел то, что искал: крест на золотом шесте, который несли во время процессий. Священник взял крест и направился к двери.

Постепенно все признаки опьянения исчезали: вот он уже передвигается уверенным шагом, лицо становится серьезным и сосредоточенным.

Жан прошел по саду, остановился перед мрачным зданием со слепыми, без окон, стенами. Тяжелые ворота были открыты; двое стражников расступились, пропуская его.

Тогда Жан поднял крест, запел «Kyrie» и вслед за этим символом Христа вошел в гарем.

У Жана был красивый чистый голос. «Christe eleison… Kyrie eleison…» Звуки григорианского пения летали под сарацинскими сводами, украшенными арабесками. Жан шествовал мимо музыкальных комнат, бассейнов, покоев. Когда он проходил, закутанные в покрывала или обнаженные женские фигуры с криками бросались врассыпную.

Наконец Жан подошел к изголовью ложа Матильды.

Услышав приближающееся песнопение, Матильда успокоилась; когда же она увидела крест, на губах ее заиграла улыбка.

— Мир этому дому и его обитателям. Ессе crux Domini [9]…

Крест опустился к ее губам, и женщина поцеловала его.

Затем, прислонив длинный шест с крестом к стене, Жан опустился на колени перед постелью Матильды и благословил ее.

Абдул Феда не узнавал человека, с которым ежедневно играл в шахматы. Сейчас в нем не было ничего странного или циничного. Словно сам Бог поселился в нем и вместе с ним вошел в эту комнату.

Голос Жана звучал спокойно и умиротворяюще:

— Я обращаюсь к тебе, святой Иосиф, защитник всех умирающих. Помоги рабе Божьей Матильде, стоящей на пороге смерти, пусть с твоим благословением освободится она от дьявольских пут и достигнет вечной радости благодаря Господу нашему Иисусу Христу.

Матильда де Боржон не отрывала глаз от Жана.

— Спасибо, отец мой, я так давно не видела священника.

— Исповедуйтесь, дочь моя, настал час.

Она с трудом приподнялась и склонилась к нему.

— Отец моя, я грешна, потому что сомневалась в Господе. Я и сейчас сомневаюсь. Почему позволил он, чтобы муж мой был убит, чтобы я стала пленницей и оказалась здесь? Без сомнения, я обрела здесь счастье, но почему же не возле своих родных?

Умирающая, задыхаясь, металась на постели.

— Отец мой, правда ли, что вы магистр богословия?

— Да, правда.

— И что были советником Папы Римского?

— Да, был.

— Тогда просветите меня! Не оставляйте душу мою в отчаянии! Не позволяйте мне уйти с сомнением, которое давит мне на сердце!

Правитель Хамы с болью наблюдал за страданиями Матильды.

Жан заговорил прерывающимся голосом:

— Да, это правда, я постиг немало наук. Но чтобы открыть Господа, не обязательно открывать книги. Он везде: в цветах и животных, которые суть Божьи твари, в солнце и звездах, он в сердцах. Если вы не находите его в себе, взгляните на меня!

Неподвижным взглядом он смотрел на Матильду. Он весь словно светился изнутри. Во взгляде его читалось бесконечное доверие и почти детская надежда.

Внезапно лицо Матильды озарилось невыразимой радостью:

— Я вижу Господа, отец мой!

— Теперь, в Его присутствии, давайте вместе прочтем «Отче наш».

И они начали: «Отче наш, иже еси на небесех…» Дальше Матильда продолжить не смогла. Тело ее содрогнулось, и голова откинулась на подушку. Она улыбалась, ее широко раскрытые глаза светились радостью, почти лукавством.

Жан поднялся. Правитель Хамы не отрываясь смотрел на него:

— Что ты ей сказал? Она так страдала, но умерла почти счастливой…

— Я говорил ей о вере, о надежде.

• Предыдущая
• 24/164
• Следующая