Белларион (др. изд.) - Sabatini Rafael - Страница 39

• Предыдущая
• 39/86
• Следующая

После этого Габриэлло, подчиняясь решению совета, сопроводил Беллариона обратно в Старый Бролетто, где во дворе Арренго должна была состояться церемония его посвяшения в рыцари. Беллариона облачили в доспехи, подаренные ему Бусико, и Фачино, ходатайствуя за него перед Джанмарией, облаченным в красно-белую мантию, и всем миланским дворянством, объявил своего оруженосца, верой и правдой послужившего ему, достойным рыцарской акколады note 82. И когда Белларион поднялся с колен, сама графиня Бьяндратская, исполняя волю своего мужа, прикрепила золотые шпоры к сапогам новоиспеченного рыцаря.

Затем ему предложили выбрать герб, и он объявил, что остановится на одном из вариантов герба Фачино: серебряная голова собаки на лазурном поле.

В заключение герольд объявил, что завтра в замке Порто-Джовия состоится рыцарский турнир, где мессер Белларион получит возможность доказать всем, что заслуживает почестей, которых сегодня удостоился.

Однако подобная перспектива меньше всего воодушевила его, получившего лишь элементарные навыки владения оружием во время своего ученичества в Аббиатеграссо. Особенно его настроение упало после того, как Карманьола вразвалочку подошел к нему и, наигранно-дружелюбно улыбаясь, предложил скрестить копья в поединке с новоявленным рыцарем.

— Вы делаете мне честь, мессер Карманьола, — улыбаясь, столь же фальшиво ответил Белларион.

Он заметил, как сверкнули глаза Карманьолы, и, когда церемония закончилась, поспешил разыскать Штоффеля, дружеские отношения с которым у него особенно укрепились после битвы у Траво.

— Скажите мне, Вернер, вы когда-нибудь видели Карманьолу на турнирной арене?

— Всего однажды, год назад, в замке Порто-Джовия.

— Ха! Держу пари, он выглядел как здоровенный неуклюжий бык.

— Верно, но он и нападал как бык и победил всех, с кем ему довелось в тот день встретиться. Помнится, он сломал бедро синьору Дженестре.

— Н-да! — задумчиво покачал головой Белларион. — Завтра он хочет сломать мою шею. Я прочитал это в его взгляде.

— Он хвастун, — сказал Штоффель, — и однажды поплатится за это.

— Что, к сожалению, произойдет не завтра.

— Значит, вы встречаетесь с ним? — озабоченно спросил Штоффель.

— Так, по крайней мере, считает он. Но ни в коей мере не я. У меня есть предчувствие, что завтра меня свалит приступ лихорадки, — результат тяжелых испытаний, перенесенных мною на обратном пути из Траво.

— Вы боитесь? — строго посмотрел на него Щтоффель.

— Конечно.

— И вы готовы признаться в своих страхах?

— Для этого требуется мужество, и бояться вовсе не означает быть трусом; жизнь полна парадоксов, Вернер.

— После Траво я не сомневаюсь в вашем мужестве, — рассмеялся Штоффель.

— Там у меня оставался шанс на выигрыш, которого, увы, нет здесь, и если бы я принял вызов Карманьолы, меня следовало бы назвать не храбрецом, а дураком. Я не люблю ломать кости, но еще меньше мне нравится ронять свою репутацию. Мне хочется сохранить то, что я приобрел сегодня, а разве я сумею сделать это, если меня сбросят с лошади на глазах у всех?

— Вам не откажешь в расчетливости, мессер!

— В этом разница между мной и Карманьолой, который является всего лишь превосходным солдатом. Каждому — свое, Вернер, и скольких бы рыцарских званий меня ни удостоили, я не намерен появляться на арене. Именно по этой причине завтра я останусь в постели.

Однако этим же вечером ему чуть было не пришлось отказаться от столь благоразумного решения.

После приема в зале Галеаццо герцог давал банкет; Беллариону было велено появиться там, и глаза всех придворных обратились на него, когда он подошел к герцогу, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Действительно, его высокая фигура выглядела весьма впечатляюще в великолепной, до пола, мантии из голубого бархата, украшенной по краям горностаевым мехом и перехваченной в талии поясом из кованого золота. Белларион потратил немало усилий, чтобы выдержать весь свой наряд в бело-голубых тонах, характерных для его геральдического знака: на нем была серебристо-белая туника, видневшаяся из-под распахнутой на груди мантии, чулки с белыми и голубыми вертикальными полосами, и даже сетка из тонких серебряных нитей, охватывающая его густые черные волосы, была усеяна сапфирами.

Обменявшись несколькими словами с герцогом, затем с делла Торре и с архиепископом, Белларион неожиданно оказался лицом к лицу с принцессой Валерией, о присутствии которой в Милане он даже не подозревал.

В первую секунду он был настолько ошеломлен, что напрочь забыл о возданных ему почестях и о своем новом положении и вновь почувствовал себя дерзким безродным выскочкой, случайно затесавшимся среди знати.

Но в следующий момент он взял себя в руки и, шагнув к ней, поклонился с ленивым достоинством.

Ее щеки слегка порозовели, и она сделала движение, словно собиралась уйти, и с ее губ сорвалось одно-единственное слово: «Нахал».

— Синьора, я благодарен вам за подсказку. Теперь я знаю, каким будет мой девиз: «Фортуна благоволит нахальным».

— Фортуна действительно благосклонна к вам, — не удержалась она от ответа. — Вы явно преуспеваете, мессер.

— Божьей милостью, мадонна.

— Божьей ли? Мне кажется, куда в большей степени благодаря вашей ловкости.

— Какой же ловкости, мадонна?

— Вы сами легко ответите на свой вопрос, если вспом ните о деяниях Иуды Искариота. Но не забывайте, как он кончил note 83.

Она повернулась и на этот раз непременно ушла бы, если бы резкость тона, которым он произнес следующие слова, не остановила ее:

— Мадонна, ваш упрек несправедлив по отношению к тому, кто служил вам всеми имевшимися в его распоряжении средствами.

Ее глаза гневно сверкнули.

— Значит, служа мне, вы шпионили за мной, предавали меня и в конце концов убили бедного Энцо Спиньо? Теперь у меня не осталось никаких иллюзий насчет вашей службы, — с горечью в голосе закончила она.

— О Боже! — задумчиво произнес он, убедившись, что она сделала именно такие выводы, которых он опасался, — Да вас переполняют иллюзии, мадонна. Вспомните, я предупреждал вас, что умозаключения не самая сильная ваша сторона.

— О, низкий шут! Вы хотите сказать, что не убивали Спиньо?

— Разумеется, я убил его.

— Значит, вы не отрицаете этого? — изумилась она, никак не ожидая услышать от него признание.

— Нет, конечно; зачем оставлять вас в неведении? А знаете, почему мне пришлось пойти на это? Потому что он шпионил за вами по приказу вашего дяди и предал бы вас и вашего брата в первый же удобный момент.

— Спиньо? — негодующе воскликнула она. — Как вы смеете говорить такое о Спиньо, который был самым верным и храбрым из всех моих друзей! Если существует на свете высшая справедливость, то вы поплатитесь за его смерть.

— Ну уж только не по этой причине, мадонна! Судью в Касале ведь не случайно заинтриговало то обстоятельство, что глубокой ночью, когда все слали, одни мы с графом Спиньо оказались бодрствующими и одетыми. Возможно, вы помните ту ложь, которую тогда с таким трудом проглотил суд, но хотите ли вы знать правду?

— Я не стану слушать того, кто только что признался во лжи и в убийстве.

— Увы, все это я совершил, служа неблагодарной синьоре. Но слушайте же. — И он вкратце рассказал ей о том, что произошло в ту ночь в доме Барбареско.

— И вы хотите, чтобы я поверила вам? — с явной насмешкой в голосе произнесла она, когда он закончил. — Эта история только лишний раз свидетельствует не в вашу пользу. Кем бы ни был граф, но он пришел спасти вас от неминуемой гибели, а вы вместо благодарности зарезали его.

Белларион в отчаянии заломил руки.

— О, почему же вы всегда делаете столь поспешные выводы? Ну хорошо, считайте меня кем угодно, но вы должны согласиться со мной хотя бы в том, что я действовал не ради собственной выгоды. Судите лучше по результатам. Я убил графа Спиньо ради вашей же безопасности. Будь у меня другие цели, неужели я промолчал бы о них на суде?

• Предыдущая
• 39/86
• Следующая