Александр Великий - Догерти Пол - Страница 8

• Предыдущая
• 8/53
• Следующая

Это не просто предположение. Свадебный пир Филиппа и Клеопатры спровоцировал кризис, вскрывший глубокий разрыв отношений между отцом и сыном. Александр с неохотой пришел на пир и уселся на почетное место напротив царя. Остальные гости, напившись неразведенного вина, небрежно откинулись на ложах – на головах гирлянды, в сердцах – злорадная радость: унижение принца им было очень приятно. Когда отец фальшиво поприветствовал Александра, сын объявил: «Когда моя мать выйдет замуж во второй раз, я приглашу тебя на ее свадьбу». Это была не просто колкость, а предупреждение. Олимпиада была родом из Эпира, маленького, но стратегически важного царства на границах Македонии. Плутарх продолжает рассказ: «Аттал поднялся и обратился ко всем македонцам: молите богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола».

Насмешка была столь жестокой и недвусмысленной, с выделением слова «законный», что не осталось никакого сомнения: призыв Аттала был подготовлен и на эту тему Филипп со своей свитой шутили неоднократно. Слова Олимпиады о возможно божественном происхождении ее сына были брошены ей же в лицо, и Александр немедленно на них среагировал: «Так что же, негодяй, я, по-твоему, незаконнорожденный, что ли?» – и он швырнул в Аттала чашу. Вбежала вооруженная охрана. Филипп обнажил свой меч, вскочил с ложа, на котором пил вино, но раненая нога подвернулась, и он растянулся на полу.

Издеваясь над отцом, Александр сказал: «Смотрите, друзья! Этот человек собирается переправиться из Европы в Азию, а не может дойти от ложа до ложа».

В этот же вечер Александр ушел из дворца, забрав с собой мать. Она нашла приют в Эпире, а сын поселился в Иллирии и жил там с грубыми иллирийскими племенами. Зимой 337/336 г. до н. э. Филипп никаких действий не предпринимал, просто наблюдал и ждал. Он понимал, что опасность велика. Филипп готовил поход через Геллеспонт, и вряд ли ему могла понравиться перспектива создания Александром правительства в изгнании и вмешательство в дела Македонии, когда все помыслы были направлены на Персию. Благодаря дипломатии коринфянина Демарата, человека, купившего для Филиппа Буцефала, между отцом и сыном было достигнуто натянутое перемирие. Олимпиада должна была оставаться в Эпире, а Александру разрешили вернуться.

Ничего, однако, не изменилось. Александр ни о чем не забыл. В 336 году до н. э. Филипп попытался женить умственно отсталого сына Арридея на дочери Пиксодара, правителя стратегически важного города-государства Галикарнас в Карий, Александр решил, что Филипп снова пытается его обойти. Через трагического актера Фессала он повел с Пиксодаром собственные секретные переговоры. Узнав об этом, Филипп страшно разгневался, но решил до времени не предпринимать серьезных карательных действий. Ему не хотелось провоцировать новый кризис. Филипп встретился с сыном, публично его выбранил, а многих людей из окружения Александра отправил в ссылку.

Весной 336 г. началась персидская кампания. Царь Филипп послал первые войска через Геллеспонт под началом Пармениона и Аттала, где поначалу они добились выдающегося успеха: захватили стратегический город Эфес. Филипп выжидал; надо было утрясти дела дома. Он знал, что в Эпире Олимпиада пылает гневом, и, чтобы разрядить обстановку, предложил устроить брак царя Эпира, сводного брата Олимпиады (его также звали Александром), со своей дочерью Клеопатрой.

Филипп решил совместить дело с удовольствием. Свадебное торжество наметили провести в прежней резиденции Македонии – Эгах. За исключением Спарты, туда должны были съехаться посланники из всех греческих городов-государств и предложить Филиппу золотые венки. Он предвкушал упоение славой. Еще бы не радоваться: вся Греция отныне ему покорна, Олимпиада сослана, Александр изолирован. Новая жена Филиппа Клеопатра родила здорового сына, а совсем недавно и дочь. Полководцы Филиппа испытывают сейчас на прочность могущество персидского государства. Все, чего в данный момент хотелось Филиппу, – это поощрения богов, благословения его на новое великое свершение. Он отправил гонцов к Дельфийскому оракулу. Оттуда ему привезли послание: «Видишь, бык увенчан; конец близок; жертвоприноситель готов». Филипп решил, что под быком подразумевается Персидская империя и он, Филипп, принесет ее в жертву богам. Последовавшие за этим события показали, что интерпретация его оказалась неверной.

Празднества и пиры в Эгах должны были достичь кульминации в древнем театре. Там царь собирался устроить большую процессию. Первым пойдет Филипп, за ним понесут двенадцать статуй олимпийцев, собственная его статуя замкнет шествие. В амфитеатр ему надлежало войти с двумя Александрами – сыном-нечестивцем и будущим зятем, Филипп примет послов, произнесет тронную речь и объявит о своих планах. Царь собирался сыграть роль большого демократа. В то утро он оделся просто – в тунику и плащ, голову украсил венком. Надо было показать, что никакой он не диктатор и не тиран, он и от телохранителей отказался. Большая часть успешных убийств свершается в отсутствие охраны. Так произошло и в Эгах. Филипп не подозревал, что один из его охранников, Павсаний, затаил на него зло. Историк Диодор описывает события, в результате которых Павсаний совершил цареубийство.

Филипп позабыл о Павсании, который все еще являлся членом его свиты. Он был ослеплен праздничным действом, которое, по выражению Диодора, «вызывало благоговейный трепет в тех, кто его видел». Вот уже и двенадцать олимпийских богов прошли перед зрителями, но удивление, вызванное тринадцатой статуей, изображавшей царя, мгновенно испарилось: вытеснили его драматические события, развернувшиеся у входа в амфитеатр. Павсаний выхватил спрятанный под одеждой кельтский кинжал, выскочил из рядов телохранителей, бросился к царю и вонзил кинжал ему под ребра. Царь мгновенно скончался. Убийца попытался бежать к городским воротам, где его дожидались лошади, однако споткнулся о корень виноградной лианы. Трое его преследователей – Пердикка, Леоннат и Аттал (не тот, что был военачальником при Филиппе, а другой) – догнали его и закололи своими дротиками. «Таков был конец Филиппа, – сокрушался Диодор, – он сделался величайшим царем Европы, владения его были столь обширны, что он по праву мог считать себя тринадцатым богом».

Филипп поздно узнал истинную природу бессмертия, теперь он был мертв, а Александр, его сын и наследник, немедленно заявил права на корону. Скорость и относительная безболезненность перехода власти невольно наталкивают на вопрос: а был ли Павсаний убийцей-одиночкой или же просто орудием в руках других людей? И кем были заказчики? Олимпиада? Александр? Оба? Первоисточники противоречат друг другу. Арриан описывает убийство Филиппа как дело рук одинокого мстительного убийцы, однако Арриан пристрастен. Историю свою он писал во втором столетии новой эры, и тогда убийство успешного правителя, такого как Филипп, расценивалось как наихудший образец отцеубийства, святотатство, страшное преступление. Арриан мог быть объективным, но то, что в конце своей работы он восхваляет Александра, ясно показывает искреннее его восхищение блестящим полководцем и успешным политиком.

• Предыдущая
• 8/53
• Следующая