Покушение на Тесея (др. изд.) - Булычев Кир - Страница 5
- Предыдущая
- 5/103
- Следующая
Он поднялся, и в первое мгновение никто на стадионе не узнал его.
Прежде чем пойти вниз, Плюшкин прошептал Коре:
– Я уже сбросил шесть килограмм.
Он пожал ей руку своей сильной мягкой рукой и пошел не спеша вниз, на футбольное поле.
А навстречу ему уже бежали костюмеры и ассистенты с российской формой.
Стадион узнал своего бывшего кумира. Болельщики выли, как волки в лесу. Аргентинцы растерялись и уже пожалели о своих рыцарских словах и жестах. Они побежали к тринидадскому судье, показывая на часы и торопя его продолжить встречу. А тем временем руководство аргентинцев уже толпилось у ложи комиссара, доказывая, что Плюшкин на игру не заявлен. Неизвестно, как дальше проходили переговоры, но через минуту Плюшкин, переваливаясь, выкатился на поле.
И стадион, который был готов почти к любому исходу, замер от ужаса. Ведь у многих дома висели фотографии Плюшкина, но никто не подозревал, что человек может так растолстеть. Казалось, Славе не пробежать и трех шагов.
Болельщики начали свистеть, обреченно и даже не очень громко.
Судья как бы в ответ прикоснулся к своему свистку.
Если верить часам, то до конца матча оставалось меньше получаса.
Делать нечего – свисти не свисти, все замены сделаны.
И игра продолжалась при вспышках хохота с трибун, когда круглый и неуклюжий Плюшкин никак не мог подпрыгнуть или дотянуться до мяча. И чем больше хохотал стадион, тем злее становился бывший нападающий. Кора это чувствовала лучше всех на стадионе, потому что ей очень понравился этот человек, способный на такие жертвы ради любви.
И она смогла уловить полусекундную паузу в стадионном шуме и крикнула ему громко, но на такой ноте, которая достигла ушей форварда:
– Слава, я тебя понимаю!
Слава замер и посмотрел вверх. Его заплывшие глазки отыскали на трибуне Кору. Он поднял толстую руку, улыбнулся – может, именно такой, дружеской, искренней поддержки ему и не хватало.
Как раз в этот момент к нему приближался стройный, как тополь, и нахальный, как русский банкир, Хуан Обермюллер, который явно решил забить четвертый мяч в русские ворота и доказать всему миру, что настоящего футбола в этой стране не знают.
Толстяк Плюшкин не казался ему достойным соперником, тем более что Хуан, как и любой другой футболист, знал о трагической истории своего русского коллеги и скорее сочувствовал ему. Но сочувствие в спорте остается за оградой стадиона. Спорт не знает снисхождения.
Но не тут-то было! Ловким движением корпуса Плюшкин отрезал Хуана от мяча, и тот не успел сообразить, в чем дело, как оказалось, что он продолжает бежать к нашим воротам уже без мяча, а мяч, словно приклеенный к ноге Плюшкина, мчится к другим воротам.
Аргентинцам пришлось мобилизовать всю защиту, чтобы в конце концов свалить Плюшкина с ног у самой своей штрафной площадки, и, может быть, ситуация разрядилась бы иначе, если бы кто-нибудь из русских игроков догадался о том, что происходит, и пришел на помощь Плюшкину, хотя бы для того, чтобы получить от него пас. Но никто не пришел.
Зато когда надо было бить штрафной, прибежали все и забыли о Плюшкине, который, конечно же, хотел сам ударить по мячу. Но, незамеченный, он не спеша потрусил к своим воротам, в которых стоял вратарь, – все остальные забивали аргентинцам гол.
Но не забили.
Стенку из восьми игроков Железняк пробить не сумел, зато Каравелло тут же подхватил мяч и помчался к нашим воротам.
А там не было никаких преград.
Только неповоротливый Плюшкин, которого нетрудно обыграть любому. По необычной тишине на стадионе Плюшкин догадался, что дело неладно, и, обернувшись, увидел, что мимо него, метрах в десяти, несется Каравелло.
Какой бес вселился в Плюшкина – не знал никто, кроме Коры.
Он в три прыжка догнал Каравеллу и в подкате отправил мяч на трибуну.
Стадион грянул аплодисментами.
Аплодисменты не понравились товарищам Плюшкина по команде. Так что, когда Хохрянский кидал с аута, он нацелился Плюшкину в лицо. Но Плюшкин сделал вид, что так и надо, чуть отклонился, принял мяч на голову и, подбрасывая его, побежал к воротам аргентинцев, причем остановить его было невозможно и засудить тоже – никому не запрещено пронести мяч к воротам противника на голове.
Уже в штрафной Слава подбросил мяч себе под левую ногу и заколотил мяч под перекладину.
Конечно же, не только стадион бушевал. Товарищи по команде стали обнимать и целовать Плюшкина, исщипали его и исколотили при этом, но Слава не обидчивый. Ему главное – сделать дело.
Президент вернулся в правительственную ложу.
«Мерседес-Ладу» выкатили на беговую дорожку.
А время шло.
Товарищи по команде плохо снабжали Плюшкина мячами. Предпочитали забить сами, хотя это у них не получалось. И вот уже весь стадион кричал:
– Отдай Плюшкину, мазила!
Неприятно быть мазилой, но тут к кромке поля выбежали тренер и председатель Федерации и стали приказывать игрокам играть на Плюшкина, иначе все зарубежные контракты будут аннулированы, а московские квартиры экспроприированы.
Тогда футболисты зашевелились.
Они стали нехотя и не очень точно пасовать Плюшкину, но тот бегал как заведенный и совершал чудеса.
Стадион сходил с ума от радости и надежды.
За шесть минут до конца матча Плюшкин забил второй мяч. Счет стал 3:2 в пользу Аргентины.
Плюшкина старались свалить и покалечить все защитники Аргентины. Но как его свалишь, если он круглый?.. Покатится – и опять на ногах…
Кора обратила внимание, что ее новый друг меняется на глазах.
Многие на трибунах тоже заметили это. Видно, жир был на нем наносный, нетвердый.
И когда за две минуты до конца матча Плюшкин забил свой третий гол, то футболист был уже втрое тоньше, чем в начале тайма.
А на самых последних секундах, когда тринидадский судья тянул к губам свисток, но не спешил, потому что ему же не хотелось бегать по стадиону все дополнительное время, Плюшкина все же завалили в штрафной площадке. И с облегчением тринидадский судья назначил пенальти, но реализовал его не Плюшкин, а Железняк. Железняку Плюшкин и подарил один из трех своих новых «Мерседесов», так как у спонсоров четвертой машины не нашлось.
Стадион ликовал, и многие рыдали.
Множество людей выбежали на поле, чтобы качать игроков.
Но большинство футболистов успели убежать, и тогда стали качать тринидадских судей.
Плюшкин тоже убежал, потому что люди путали, не могли понять – он еще толстый или уже худой?
В темных очках и старом костюме он поднялся на трибуну, где Милодар и Кора ждали, пока схлынет толпа, чтобы спокойно выйти со стадиона.
– Я принимаю ваше приглашение, – просто сказал он Коре.
– Ни в коем случае! – закричал Милодар. – Завтра Кора будет в другом конце Галактики.
– Я дождусь, – сказал футболист.
– Нет, – возразила Кора. – Не надо таких сложностей. Что вы делаете сегодня вечером?
– Только не это! – закричал Милодар.
– Только не это! – закричал кришнаит.
– Это выход! – обрадовался футболист.
– Это невозможно! – Милодар был непреклонен.
– Возможно! – ответила Кора.
– Ты поймешь это через десять минут, – сказал комиссар.
– Если пойму, то попрошу прощения, – вежливо ответила Кора, а футболисту сказала: – В семь возле входа в Дом кино на Васильевской. Там, где написано: «Ресторан».
– Идем, идем, – Милодар потянул Кору за руку. – Нас уже ждут.
Кора протянула руку Плюшкину, и тот нежно пожал ее. Ладонь и пальцы спортсмена были такими же теплыми и сильными, но потеряли мягкость.
* * *
Вместе с веселящейся, шумной толпой они вышли со стадиона и в бурном потоке радостных людей влились в метро.
Вскоре подошел поезд метро. На нем было написано: «Финал – Центр».
Поезд понесся без остановок. В нем было тесно, но весело. И Кора не чуралась громких разговоров и песен, потому что чувствовала себя причастной к исторической победе отечественного спорта.
- Предыдущая
- 5/103
- Следующая
