Тарзан — приемыш обезьян (нов. перевод) - Берроуз Эдгар Райс - Страница 43
- Предыдущая
- 43/61
- Следующая
«Дорогая мисс Портер, у меня не было никакого основания сказать то, что я сказал. Единственным извинением за мою грубость может послужить то, что нервы мои расшатались окончательно… Впрочем, какое же это извинение! Пожалуйста, поверьте — я не хотел Вас обидеть. Мне очень стыдно за свое поведение. Скажите, что Вы прощаете меня.
— И ни слова о том, что он обидел не только меня, — пробормотала девушка. — Ни слова о том, что он оскорбил человека, спасшего ему жизнь!
Добрая по натуре, она готова была простить, но не стала поднимать парусиновой занавески. Ее напугал теплый тон письма, где между строк говорилось гораздо больше, чем в немногих заключавшихся в записке словах.
Она жалела, что познакомилась с Клейтоном. Она жалела также, что встретилась с лесным богом…
Нет, себя не обманешь — последнему она была рада!
Вертя в пальцах письмо Клейтона, девушка почему-то вспомнила бумажку, которую нашла на столе в этой хижине — любовную записку, подписанную Тарзаном из племени обезьян.
Кем мог быть тот загадочный поклонник? Что, если он все еще не оставил мысли завладеть ею?
Ей стало не по себе.
— Эсмеральда! Проснитесь! — позвала Джейн. — Как вы можете спокойно спать, когда кругом столько горя!
— Габриелле! — воскликнула Эсмеральда, проснувшись и испуганно привскочив. — Что опять стряслось? Носорог? Или лев? Где, мисси Джейн?
— Вздор, Эсмеральда, никого тут нет. Ложитесь лучше снова! Вы громко храпите во сне, но, по крайней мере, не говорите тогда глупостей!
— Деточка моя сладкая, что с вами, мое сокровище? Вы сегодня будто не в себе, — обиженно проворчала служанка.
— Ах, Эсмеральда, ты права. Я сегодня ужасно гадкая. Не обращай внимания… И, правда, ложись-ка ты спать!
— Хорошо, сахарная моя, но ложитесь-ка и вы тоже. А я со всеми этими рассказами массы Филандера о ринотамах и о каких-то людоедских гениях скоро вовсе лишусь сна!
Джейн Портер засмеялась, подошла к кровати Эсмеральды и, поцеловав преданную негритянку в щеку, пожелала ей спокойной ночи.
XXIII. Братство
Сознание возвращалось к Арно рывками. Одна за другой лопались укрывавшие его темные завесы беспамятства — и вот он вздрогнул от яркого света, мельтешащего за опущенными веками; открыл глаза и увидел нависающие над ним зеленые листья.
А мгновенье спустя он ощутил нестерпимую боль во всем теле и разом вспомнил о пережитом кошмаре. Поселок дикарей, отчаянные попытки бегства, удары, вой, рев, еще удары, горящие вокруг костры, снова удары — и наконец…
Арно хотел приподнять голову, чтобы выяснить, где он находится, но это движение обрушило на него такую лавину страдания, что юноша задохнулся. Кажется, на нем нет ни единого живого места, а его правая рука наверняка сломана в нескольких местах… И все-таки он жив!
Со второй попытки Джек повернул голову — и пожалел, что не умер.
Джек Арно был чертовски храбр, но с того дня, когда десятилетним мальчишкой он упал с высокого дерева, куда полез за птичьими яйцами, в нем поселился безумный страх высоты. А сейчас он лежал на шатком сооружении из переплетенных веток, сквозь которые чуть ли не в ста футах внизу виднелся подлесок джунглей, скрывающий невидимую землю!
Арно застыл, обливаясь холодным потом. Он попытался вцепиться в жерди площадки, но от слабости едва смог сжать пальцы левой руки… А его перебитую правую руку туго охватывала грубая ткань!
Когда Джек осознал это и увидел, что на его раны наложены примитивные повязки из трав, он на секунду даже забыл о страхе высоты. Голый и истерзанный, он лежал на колеблющейся площадке на высоте ста футов над землей, но кто-то явно пытался ему помочь… Неужели он среди друзей?
Юноша медленно повернул голову, взглянул в другую сторону — и увидел рядом с собой обнаженного коричневого гиганта с блестящими браслетами на руках и ногах. Свернувшись клубком, дикарь спал, и черная грива спутанных волос закрывала ему лицо.
Арно замер. Тревожные резкие звуки джунглей — шорох листьев, жужжание насекомых, голоса птиц и обезьянок — смешались в его сознании с болью, жаждой, ужасом и ощущением полнейшего бессилия. Было ясно, что дикари придумали для него новую, самую изощренную пытку! Они могли бы даже не оставлять возле него часового — будь он силен и здоров, он и тогда не сумел бы отсюда бежать.
Юноша долго лежал неподвижно. Потом упрямый характер подтолкнул его к отчаянному решению: лучше уж броситься вниз и прекратить эту пытку! Неужели из-за собственной трусости он не сможет обмануть надежды каннибалов, уготовивших ему невесть еще какие мучения?
Джек бесконечно долго собирался с силами для решительного рывка. Наконец, мысленно сосчитав: «Два, три!» он совершил свою самоубийственную попытку. Он хотел сесть, чтобы перекинуться через край, но его движение оказалось слишком слабым.
Зато оно качнуло площадку и разбудило Тарзана.
Человек-обезьяна приподнялся, а обессиленный своим рывком, почти потерявший сознание Арно снова опрокинулся на спину.
Гигант зевнул, сел, наклонился вперед и внимательно посмотрел на него.
В глазах лежащего перед ним юноши Тарзан увидел страдание и ужас — а еще отчаянный вызов. Израненный, беспомощный, полуживой человек его племени явно принял его за врага, но не хотел молить о пощаде!
Тарзан успокаивающе улыбнулся и осторожно положил ладонь на горячий лоб раненого.
Ощутив это дружеское прикосновение, увидев улыбку «каннибала», у которого оказались удивительно синие — а вовсе не черные, как у негров! — глаза, Джек почувствовал, как по его вискам потекли слезы. Он презирал себя за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать. Теперь он был уверен, что рядом друг.
— Кто вы? — прошептал он. — Вы меня спасли…
«Только зачем вы меня сюда затащили?» — хотел добавить он, но удержался от такого невежливого вопроса.
Загорелый (и все-таки несомненно белый) юноша продолжал пристально смотреть на Арно, но не отвечал. Джек попробовал заговорить с ним по-французски, потом — по-испански; вконец обессилев от этих попыток, замолчал… И наконец тихо попросил пить.
Он боялся, что его и сейчас не поймут, но странный человек догадался о смысле просьбы. Он потянулся за долбленой фляжкой, какие были в ходу у дикарей, и Джек стал жадно глотать холодную воду. Но хотя этот напиток показался юноше восхитительней любого вина, покачивание площадки по-прежнему приводило его в ужас. Мысль о том, что его отделяет от бездонной пустоты только хлипкое сооружение из веток, вызывала у Арно головокружение и тошноту.
— Спасибо… — прошептал он, когда черноволосый синеглазый гигант отложил опустевшую фляжку. — Но, может, теперь мы спустимся из этих заоблачных эмпиреев на землю?
То, что произошло потом, показалось Джеку началом бреда.
Загорелый человек вытащил откуда-то кусок бумажки и огрызок карандаша, быстро написал несколько строк, используя вместо стола свое колено, и протянул записку Арно. Вот что там было начертано: «Я Тарзан из племени обезьян. Кто вы? Можете вы читать на этом языке?»
— Конечно, могу! Я и говорю, и читаю по-английски. Меня зовут Джек Арно, и я…
Человек покачал головой и протянул ему карандаш. Может быть, он глухонемой?
Арно взял огрызок карандаша и левой рукой попытался написать на бумажке, лежащей на широкой загорелой ладони, кто он такой и откуда.
Но он едва сумел накарябать свое имя. Карандаш выскользнул из его разжавшихся пальцев, и он только еще раз повторил свое имя Тарзану. Теперь он знал, как зовут его спасителя, и почему-то очень хотел, чтобы тот тоже знал, как его зовут.
Хотя что толку твердить, как попугай: «Джек Арно, Джек Арно», раз этот странный парень глухой! Или все-таки не глухой? А может…
Джек чувствовал, что его все сильней лихорадит, ему казалось, что площадка под ним колышется и медленно скользит вниз… Начинался жар, а вместе с ним бред.
- Предыдущая
- 43/61
- Следующая
