Дневник бессмертного - Форш Татьяна Алексеевна - Страница 7

Впрочем, я лгу, говоря, что в моей жизни не было счастья. Детвора замка и дворовые заменили семью, а Агнес – моя кормилица, стала мне матерью.

Агнес…

Когда я вспоминаю ее, мне хочется выть, ибо я стал причиной ее смерти. Все случилось в тринадцатый день моего рождения.

Мати всегда устраивала балы в честь меня и моих сестер, но этот праздник был фальшью. Собравшаяся знать откупалась от виновника торжества богатыми дарами, тут же забывая обо всем ради выпивки, обжорства и разврата. Поэтому никто не замечал моего бегства, а я, изнывая от нетерпения, бежал в комнату кормилицы, и там, в кругу слуг и дворовой ребятни, у меня начинался настоящий праздник.

Однажды об этом прознали сестры. Точнее, Гертруда. И поведала матери. Та подобно фурии ворвалась в комнату Агнес и уставила на меня палец, украшенный перстнем с кровавым камнем.

– Ты не смеешь позорить наше имя, общаясь со слугами, словно они – твоя семья! – Кивнув страже, дожидающейся приказа за дверью, она коротко бросила: – На конюшню их всех!

Приговор был слишком жесток.

– Нет! Мати, нет! – Я бросился наперерез шагнувшим в комнату стражникам. – Они не виноваты! Я… я сам пришел сюда, потому что… потому что…

– Потому что ты не бережешь фамильную честь! Ты такой же босяк, как и они! Я не позволю тебе втоптать в грязь наше имя! – Слова мати хлестали пощечинами, но я решил не отступать.

– Они – не виноваты! – отчеканил я, глядя в ее перекошенное гневом лицо. – Никто из них! Только я!

– Тогда… вместо дворовых ведите на конюшню этого щенка! И пусть все находящиеся здесь смотрят на его порку! – выпалила мати и, уже уходя, бросила: – Дайте ему двадцать плетей.

– Нет! – тут же раздался в комнате отчаянный крик. Агнес бросилась ко мне и, прижав к груди, торопливо заговорила: – Госпожа София, смилуйтесь! Он же ребенок! Он – дитя! Он не переживет двадцать плетей! Он ни в чем не виноват! Это я позвала его сюда, как и всех остальных! Я хотела устроить для Влахо праздник! Ему же всего тринадцать!

– Ему уже тринадцать. – Мати остановилась на пороге. – И он выбрал праздник по себе. К тому же испытания создадут из него настоящего князя, но… уж коли ты заступилась, в отплату за свою вольность ты разделишь с ним его наказание.

Она вышла, но еще мгновение после этого никто из стражников не решался к нам подойти. В глазах воинов я видел жалость, но ослушаться приказа хозяйки они не могли, ибо сами рисковали попасть под плети.

– Не бойся, сынок… – Агнес обняла меня, поцеловала в лоб и вышла первой. Лишь слезы, блеснувшие в ее глазах, сказали мне о многом…

…После наказания моя кормилица прожила неделю. Мои мучения длились дольше, ибо я опять остался в живых. О том, что ее не стало, мне сообщил старый кучер Грегор. После месяца лихорадки я впервые вышел на улицу, сам дошел до ее могилы и долго стоял на осеннем ветру. Та, что заменила мне мать, ушла, и вместе с ней ушло детство. В тот день тринадцатилетний мальчик исчез навсегда. Горе убивает слабых, сильных оно заставляет меняться…»

С наслаждением постояв под горячим душем, я выключила воду, изучила висевший на крючке махровый халат в голубенький цветочек, но предпочла висевшее рядом белоснежное, пушистое полотенце, завернулась в него и вышла в гостиную.

Вероника сидела с открытым ноутбуком, забравшись с ногами на диван, и читала.

Читала?!

Если честно, я была уверена, что она выберет телевидение.

– Вера, что с тобой? У меня галлюцинации, или ты действительно читаешь?!

Та бросила на меня быстрый взгляд, отмахнулась и вновь уставилась в экран ноутбука.

– Ве-е-ер! – Я подошла ближе. – Теперь скучно мне, и я жажду общения! И вообще, что ты там такого нашла? У меня ведь в ноуте только дипломная и дневник Владислава.

– Я нашла подтверждение тому, что твой Владислав действительно укокошил всю семью!

– Что?! – Я уселась рядом и заглянула ей через плечо. Пробежала глазами то, что она читала, и облегченно выдохнула. – А я-то думала, что ты с переводчиком залезла в непрочитанное.

– Маш! Очнись! Вот оно! – подруга азартно ткнула в экран. – Его детство – издевательства матери и сестер. Кстати, наукой доказано, что все беды и болезни психики идут из детства.

– Но братья сказали, что он убил еще и невесту! Ее-то за что?

– Ну… – Вера глубокомысленно пожала плечами и закрыла ноут. – Смотря, какая невеста была. Если такая же, как мамаша, то понятно!

– Что ж, все подробности нам даст перевод оставшихся страниц. Попробую сесть за него уже сегодня после ужина. – Я поднялась, выудила из сумки голубые джинсы и темную блузку и отправилась переодеваться.

Когда я снова спустилась в гостиную, Вероники не было, как не было и ее розового чемоданчика. Ясно. Тоже пошла наводить марафет.

Вскоре в дверь постучали.

– Госпожа? – В дом заглянул Андруш. – Вы готовы? Я пришел отводить вас на ужин. Все, кого мы ждали, уже собрались. Остался только один господин. Он отличный проводник и занимается изучением семьи Вайн, но из-за непогоды, возможно, прибудет завтра.

– Да, конечно! – Я поднялась ему навстречу. – Надеюсь, парадно-выходной одежды не нужно? Я люблю по-простому.

– По-простому это хорошо! – заулыбался хозяин и вдруг, вытаращив глаза, замер, разглядывая что-то позади меня. Я мгновенно развернулась и успокоенно выдохнула, увидев у себя за спиной не какой-нибудь злобный призрак, а спускающуюся по лестнице Веронику. С распущенными золотистыми кудрями, в черном обтягивающем недлинном платье с глубоким декольте и в высоких сапогах, она была воплощенной мечтой любого мужчины. – Ваша подруга… Она прелестна…

Услышав его, Вероника снисходительно улыбнулась и направилась к нам.

– Надеюсь, вы мне не льстите? Мы ведь только что совершили перелет, а… усталость не красит женщину.

Я выразительно закатила глаза. Ну, просто не может без этих штучек! Тут мой взгляд упал на ее декольте, точнее, на кулон, красовавшийся у нее на груди: красный, неограненный камень в форме сердца в сплетении черных рук на тонкой серебряной цепи.

– Зачем ты его взяла?

Она недоуменно нахмурилась.

– О чем ты?

– О моей подвеске!

– Пф… – Она по-хозяйски коснулась камня. – Ты сама говорила, что не будешь ее носить.

Я подскочила к ней и решительно стянула цепь, слегка взлохматив ее идеальные кудри.

– Я говорила, что не имею никакого отношения к роду моей бабушки! Но я не сказала, что не буду носить и беречь ее подарок! К тому же это единственное украшение, доставшееся ей в память о матери!

– Подумаешь! – Вера обиженно покривила губки и вытянула из крохотного ридикюльчика жемчужное ожерелье. – Тогда не буду портить свой идеальный вид твоей жуткой бижутерией. Любезнейший, застегните, пожалуйста…

Она направилась к наблюдавшему за нами Андрушу.

– Почту за честь, – ухмыльнулся он. Вера протянула ему ожерелье, повернулась спиной и откинула волосы, обнажая шею. Андруш перехватил жемчужную нитку и ловко застегнул украшение. – Все готово, госпожа. Пойдемте.

От меня не укрылся тяжелый взгляд, которым он одарил подругу, но тут же скрыл его за вежливой улыбкой. Выудив из подставки стоявший у двери зонт, он раскрыл его и первым шагнул в дождь. Вероника торопливо направилась следом.

Я в нерешительности постояла с кулоном в руке. Надеть или нет? Наряд для такого украшения, конечно, неподходящий, но оставлять на полке не хотелось, а прятать в сумку – времени нет.

Ладно!

Больше не раздумывая, я нацепила кулон на шею и бросилась в пелену дождя вслед за уходившими Андрушем и Вероникой.