9 подвигов Сена Аесли. Подвиги 1-4 - Мытько Игорь Евгеньевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая

Кардинально изменив историю магического мира, Ромуальд поднял носок и задумался. С одной стороны, последнее слово осталось за ним. С другой – это было всего лишь «Ай!». Можно ли считать «Ай!» полновесным последним словом? Домовой почесал затылок. Хозяин часто называл Ромуальда всякими последними словами, но они всегда звучали красиво и веско: «Доколе Ромуальд будет злоупотреблять нашим терпением?», «Ромуальд должен быть наказан!» или «Догоню – убью!»

– Нет, – решил бывший слуга будущего премьера, – так не пойдет!

И пошел сам, размахивая носком, словно знаменем.

– Доколе! – кричал он. – Свободу домовым! Конец кабале! Пускай сами носят свою почту!

Привлеченные громкими словами «доколе» и «кабала», к знаменосцу начали присоединяться другие домовые. Они давно скучали по настоящей заварушке, поэтому подхватили клич Ромуальда.

– И неча нас куском хлеба попрекать! – А то что ж это получается, братцы? – А я ему говорю: «Не брал я, вашбродь, вашего прокисшего сыра»! – Пущай сами потаскают свои газетки!

Страсти накалялись. Если бы на месте Ромуальда очутился Сен Аесли, он бы живо сообразил, куда направить энергию угнетенных, хотя и достаточно упитанных домовых. Но Сен еще не родился, а Ромуальд только начинал политическую карьеру, поэтому критический момент был упущен.

Сначала один из демонстрантов по имени Борисфен затронул любимую тему: рукоприкладство хозяев.

– А если она меня хучь пальцем тронет… – начал он угрозу, но его перебил сосед Леонидос:

– …то на куски развалится!

Дружный смех поддержал Леонидоса: все прекрасно знали, что хозяйка Борисфена – дветысячивосемьсотлетняя старушка Клео – мухи не обидит, даже если захочет. Домовой, который болезненно переносил шутки по поводу немощи старушки, прорычал:

– Развалится?! А знаешь, как она меня вчера звезданула? А вот так!

И Борисфен отпустил Леонидосу такую оплеуху, что тот кубарем покатился под ноги демонстрантам. Забаву тут же подхватили остальные.

– А меня хозяин сегодня утром вот так отделал! – кричали домовые. – А потом вот эдак! А мог и вот так!

Ромуальд бросился разнимать товарищей по борьбе, но они уже превратились в товарищей по боксу, причем тайскому.

– Не лезь, Ромуальд! – орали дерущиеся. – Отвали, а то тебе отвалим!

Надо ли говорить, что развлечение удалось на славу. На следующий день собралась толпа раз в пять больше вчерашней. И снова была демонстрация, политические лозунги «Долой!» и «Даешь!», потрясание носками, а также апофеоз – большая финальная потасовка. Ромуальд метался и призывал к революционной сознательности, но домовые быстро поняли, что демонстрации и лозунги только воруют у них время, предназначенное для драки.

Тем не менее, цели своей Ромуальд достиг – через неделю в услужении у магов не осталось ни одного домового. Это устроило всех. В домах колдунов стало чисто и спокойно, к доставке почты приспособили тихих и воспитанных сов, а освобожденные слуги нашли новый, гораздо более интересный, способ существования. Пособие по безработице, выдаваемое страдальцам, позволяло не только домовым не работать, но и магам экономить значительные средства, которые домовые раньше крали у хозяев. И только Ромуальд бродил потерянный, уговаривая собратьев проявить сознательность, направить свою энергию… ну, и так далее. Он настолько всех утомил, что домовые, начиная свару, первым делом начинали вопить:

– Ромуальд, не лезь! Ромуальд, это не твое дело! – даже если Первого Освобожденного Домового поблизости не наблюдалось.

В один прекрасный…

Нет, в один обычный день Ромуальд махнул рукой на широкие массы дерущихся и постучал в дверь, сквозь которую ему пришлось недавно вылететь.

– Эта… – сказал он Квадриту. – Я, барин, назад пришел. Извиняй за прошлый раз, погорячился.

Момент оказался удачным: речь Тетраля только что опубликовали и расхвалили во всех газетах.

– Ладно, – смилостивился маг, – но чтобы газеты носил без задержки!

– Ну! – согласился домовой.

– И еще будешь у меня курьером.

– Ну, – с неохотой ответил Ромуальд.

– И воровать не будешь!

– Ну-у-у…

Квадрит хорошо понял интонацию Ромуальда. Но прогнать раскаявшегося представителя магических меньшинств было бы неполиткорректно[97]. А этого политический деятель позволить себе не мог.

Именно политкорректность позволила Ромуальду за несколько лет отвратительной службы вырасти от курьера до личного секретаря премьер-министра.

Отец Браунинг никогда не напивался, но сегодня всерьез обдумывал эту возможность.

Больше никаких идей по расследованию несовершённого преступления у него не имелось. Камеры колдовидения, о которых будут знать все фигуранты, делали злодеяние невозможным. И вместе с тем оно было неизбежным.

Браунинг срочно нуждался в какой-нибудь свежей идее. Из профессиональной литературы он знал, что у великих сыщиков всегда были туповатые помощники, которые снабжали титанов мысли свежими идеями. Только сейчас Браунинг понял, как ему не хватает деятельного дурака Фантома Асса, который так раздражал святого отца прошлой осенью.

Поэтому пастор поначалу обрадовался присутствию Ромуальда. «Может, – подумал Браунинг, – это судьба?»

Но домовой оказался бесполезен, хотя и туповат. Зайдя в служебную келью святого отца, он окинул ее хищным взглядом и разочарованно спросил:

– А че, я у тебя не первый домовой в услужении?

– С чего это вы решили? – удивился Браунинг.

– Так ничего стоюшшего нету. Стены да топчан. Кстати, пойду-ка я посплю.

«Не судьба», – понял сыщик.

Тем не менее, идея найти помощника помогла отцу Браунингу – она отвлекла его от обдумывания неразрешимой проблемы.

«Кого же пригласить? – соображал сыщик, обшаривая карманы в поисках четок. – Сена? Умный мальчик, старательный мальчик, перспективный мальчик – но мальчик. Сможет ли он карабкаться по стенам, как доктор Ватсон? Может быть, Клинч? У него хорошая профессиональная подготовка. Очень хорошая. Слишком хорошая. Майор – человек дела, а мне нужен человек слова. Рассудительный. Хладнокровный. Контролирующий себя. Мне нужен такой человек, как я».

Браунинг замер. Сразу две идеи осенили его. Во-первых, он понял, где четки, повернулся к Ромуальду и хорошенько тряхнул его за плечи заклинанием Шиворотус-навыворотус. Четки вывалились у личного представителя премьер-министра из-за пазухи.

– Эй! – завопил домовой. – Чего трясешь? И не трожь бусики, это мое!

– Ваше? – сузил глаза Браунинг.

– Это не мое, – тут же заявил Ромуальд, – подбросили провокаторы! Требую понятых!

Пастор подобрал четки и принялся обдумывать вторую озарившую его идею.

«В Министерстве есть Отдел незаконного клонирования, – вспомнил он. – Раз существует незаконное клонирование, то должно быть и законное. А что может быть законнее, чем клонирование в интересах закона?»

– Что-то невесело с тобой, – пожаловался Ромуальд, отчаявшись выковырять вериги из-под лавки. – Пойду я соседей пошукаю.

«Кстати, и этот олух будет меня на „вы“ называть!» – подумал Браунинг и принялся ворожить.

Обход соседей привел Ромуальда в приподнятое состояние духа, хотя и измотал физически. И неудивительно: общий вес влачимых домовым тюков, набитых под завязку соседской утварью, явно превышал его собственный. Для укрепления сил Ромуальд приспособил аптекарскую бутыль, из которой прихлебывал на ходу, все более воодушевляясь.

Но когда секретарь премьер-министра ввалился в келью Браунинга, он понял, что медицинская настойка обладает неприятным побочным действием. Святой отец как будто двоился. Это бы еще ничего (от наливки «Агдамелла» люди начинали четвериться и даже пятиться), но следователь двоился как-то неправильно, несинхронно. Одна копия сидела на топчане, а вторая стояла у окна.

• Предыдущая
• 30/55
• Следующая