Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги) - Бессонов Алексей Игоревич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/791
• Следующая

– Я знала одного хирурга из приличной клиники, который отличался дурной для его профессии склонностью – сразу говорить правду о стоимости операций. Его обвинили в изнасиловании пациентки, и он удрал к пиратам. Говорят, сейчас уже купил себе миллионную виллу где-то далеко, но ремесло не бросил.

– Запросто, – согласился Йорг. – Толковый врач в пиратском клане… да. И вряд ли хоть один планетарный прокурор поинтересуется происхождением его активов. В колониях – дураков нет: кому надо, чтобы однажды тебе на голову свалились два десятка сумасшедших с «тяжелыми» стволами.

– Здесь тоже колония, – усмехнулась Кира.

– Здесь – «старая», – вздохнул Детеринг. – Я говорю о других, о «новых». Сейчас хорошо тем, у кого есть молодость, здоровье и большая семья: всего несколько планет, но в следующем поколении – уже большие шансы: новые миры – это юная демократия, а там и до Сената недалеко… Если, конечно, лет через пятьдесят не случится новой вой

ны.

– Тебя интересует Сенат? – подняла брови Кира.

– Меня – нет, – засмеялся Детеринг. – И моего сына, если у меня таковой будет, он тоже не заинтересует. Мы – старейшие лорды, мы – из поколения «хранителей». Мои предки высадились на Сент-Илер в первом экипаже, поэтому наше дело – служба, потом – кукуруза, пшеница, свиньи и лошади. А Сенат… можешь посмеяться, но в моей семье политику считают занятием плебса. Мы служим не властям, ибо те над нами не слишком-то властны, а Человечеству.

– Например? – иронично прищурилась Кира.

– Да запросто. Мои предки были в числе основателей довольно известного, как ты помнишь, Сент-Илерского Университета, и с тех пор кто-то из нас всегда посвящает себя науке. Сейчас это мой дядюшка по матери, он возглавляет исторический факультет. Другой мой дядя – один из лучших в Империи заводчик гепардов, он гарантирует, что уже с восьмимесячным котенком из его выводков можно смело оставлять ребенка до года: семья занимается гепардами двести лет. Для тех, кто понимает, это значит очень много.

– Мы были «верхним средним классом», – перебила его девушка и потянулась к бутылке, отводя глаза в сторону, – то есть мы жили за городом, в собственном доме на большом участке. Но я и мечтать не могла о собственном гепарде.

– Купить котенка из выбраковки может даже сельскохозяйственный поденщик, – дернул плечом Детеринг.

– Это – какого-то урода, что ли?

Детеринг придвинул к себе наполненный бокал.

– В выбраковку идут котята, не соответствующие требованиям «колониальных» стандартов, при этом экземпляры с любыми психологическими проблемами выявляются и уничтожаются обычно уже на третьем месяце. Если серьезно, человек с невысокими доходами вполне может купить себе котенка, но для этого он должен связаться с заводчиком, высказать свои пожелания и прилететь за своим избранником. Это совсем не так дорого, куда дешевле, чем покупать того же котенка на «старой» планете у перекупщика. А выбраковка… понимаешь, твои родители наверняка могли купить тебе годовалого, склонного к набору веса, но зато специально подготовленного на роль сперва няньки, потом помощника домохозяйки. Это был бы очень сильный, умный, исключительно преданный зверь, не прошедший тест только потому, что ему никогда не суждено развить скорость, обязательную для «стандарта», – сто двадцать километров в час на короткой дистанции. Правда, нужно четко понимать, что кошачий – не шавка, пусть даже за некоторых собак просят огромные деньги. Гепарду нужно пространство: ему нужен большой дом, ему нужна земля, желательно – степь, теплая большую часть года. В отличие от собаки, гепард неспособен одичать… даже потеряв навсегда хозяев, он все равно приходит к людям, которых выбирает себе в друзья, и тогда уже отделаться от него невозможно, хотя, насколько я знаю, по традиции, кот-приблуда – это большая радость для семьи.

– У тебя их было много?

– Первое, что я, кажется, помню, – это морда какой-то из моих кошек, – улыбнулся Йорг. – В моей тройке кошки были «няньки», а кот – «страж». Хотя и кошки, конечно, могли порвать кого угодно. Собственно, даже мой пони воспитывался по программе охраны. Не надо думать, что маленькая лошадка такая уж беспомощная, зубы у нее о-го-го, да и копытом лягнуть может до смерти.

– Хотела бы я, чтобы так росли мои дети, – хмыкнула Кира, – пони, гепарды…

– Так просто все это не получается, – вздохнул Йорг. – Где-то, на теплых планетах, все иначе, а я родился в замке, стоящем посреди степи, которая два-три месяца в году покрыта снегом. В таком доме должны жить несколько поколений семьи, иначе – нет никакого смысла. А все эти бабушки-прабабушки с неизменно сумасшедшими прадедушками… Один из моих прадедов в любое время года начинал свой день со стакана рому с пряностями – после чего садился на коня и мчался с дюжиной гепардов на охоту. Иногда он возвращался поперек седла…

Детеринг глотнул и повернулся к окну. Вечер только надвигался стрелками часов, но небо уже темнело к ночи: сезон дождей вступил в свои права, не желая интересоваться мнением обывателей. Он вдруг вспомнил лето и – степь. Солнце, совсем другое, такое далекое отсюда, и не столь яркое, но все же торжествующее в пляшущих на неизменном ветру цветах весны. Зеленые холмы с пятнами рощиц, лес к востоку и бескрайний горизонт. Глухой перестук копыт прадедова Мормона – черного, злого, огромного, никого, кроме хозяина, к себе не подпускавшего. Ослепительно-голубые, всегда смеющиеся глаза на маленьком, смятом морщинами лице с висячими белыми усами, сверкающая серебром невесомая грива волос за плечами, почти до пояса:

– Ц-цо, парубоче? Козачем взрастешь, коня подарую! Тильки шаблю трыматы вчись, а сбрую золотом засыплю!

И громадный черный жеребец, сопровождаемый двенадцатью стремительными пятнистыми кошками, уносил в степь поджарую фигурку в синем комбинезоне имперских ВКС. Того мальчика, что восторженно смотрел вслед прадеду, несущемуся по старой, каменными плитами выложенной дороге, всему выучили – и сабле, и мечу, и многому еще другому, – но не успел гордый Вацлав Вишневецкий подарить правнуку коня: уж сколько раз он над смертью смеялся, а вот второе столетие немного пану полковнику отмерило.

И заплакал в первый раз – по-мужски уже – Йорг, глядя на прадеда, ставшего в гробу совсем не таким, каким он привык видеть его при жизни. Исчезли куда-то морщины, ушли годы. Лежал на белом шелке старик Вацлав, в таком же белом сверкающем мундире, с высоковерхой фуражкой на животе – презрительный, молодой, кабы не серебро в кудрях да усы пожелтевшие. Что-то шептал над ним древний, поддерживаемый с двух сторон певчими кардинал Манчини с генеральскими нашивками на форменном красном камзоле; мялся на ветру взвод в ожидании команды на залп; вдребезги, как полагается, пьян был оркестр со своими трубами и барабанами. Отвратительный осенний ветер прихватывал под куцым кадетским пальто, но Йорг не чувствовал холода. Он понимал: уходит старая Империя, та, о которой он читал в книгах, по которой сдавал зачеты. Вот она, сейчас гроб опустится в могилу, и не у кого будет уже спросить – как все было на самом деле…

– В общем, определенные гарантии я могу дать тебе смело, – произнес Йорг, возвращаясь за стол. – Что до остального – сама понимаешь.

– Как вывезет, – кивнула Кира.

Глава 7

– …Ситуация такова, что «светить» кого-то из своих молодых оперативников мне не хочется, – вздохнул Монсальво, – а отправляться туда одному может быть слишком весело. «Певец», который обещал доставить запись, в принципе, уже отработан, поэтому ненадежен. Есть вероятность того, что мы имеем дело с «волчьей ямой». Но других вариантов у меня просто нет.

– Я понимаю, – кивнул Детеринг.

На месте полковника он, наверное, поступил бы точно так же. Карьера, в принципе, закончена, но идти на пенсию неохота: пусть все привилегии останутся на месте, расстаться со Службой трудно, тем более когда до старости еще далеко. Флориан для Монсальво – шанс из редких, поэтому он поднял всю старую агентуру, всех, наверное, до кого с

• Предыдущая
• 25/791
• Следующая