Доктор Сон - Кинг Стивен - Страница 50
- Предыдущая
- 50/125
- Следующая
Хотя, быть может, не так уж ей и повезло. По-настоящему счастливые люди не знали того, чего им знать не следовало.
Она прикрыла крышку унитаза, села на него и тихо заплакала, спрятав лицо в ладонях. Неотвязные мысли о Брэдли Треворе и о том, какой ужасной была его смерть, были очень грустными. Но помимо Брэдли оставались другие дети, другие фотографии, которых накопилось столько, что газете пришлось напечатать их мелко и тесно, как на групповом снимке класса, восставшего из потустороннего мира. Все эти щербатые улыбки и глаза, еще более наивные, чем сама Абра. А что знала о жизни Абра? Почти ничего. Она даже не ведала, как работает правительство этой страны.
Что чувствовали родители всех этих пропавших детишек? Как могли они продолжать жить после того, что случилось? Наверное, Синтия, или Мертон, или Анхель были первыми, о ком они думали, проснувшись утром, и последними, о ком вспоминали, ложась спать. Сохраняли ли они их комнаты, рассчитывая, что дети в любую минуту могут внезапно вернуться, или уже раздали их одежду и игрушки благотворительным организациям? Абра слышала, что именно так поступили родители Ленни О’Миры, когда их дочка упала с дерева, ударилась головой о камень и умерла. Да, Ленни О’Мира. Доучилась до пятого класса, а потом раз… и ее не стало. Но, конечно же, родители Ленни определенно знали, что она мертва, у них была могила, куда они могли прийти и возложить цветы, а это, наверное, совсем меняет дело. Быть может, и нет, но Абре почему-то казалось, что это совершенно иная ситуация. Потому что тем, другим родителям оставалось лишь гадать. Например, ты завтракаешь, а сама думаешь, что твой пропавший ребенок
(Синтия Мертон Анхель)
тоже сейчас где-то завтракает, или запускает воздушного змея, или собирает апельсины на плантации вместе с нелегальными иммигрантами, или делает что-то там еще. В глубине души ты можешь даже не сомневаться, что он уже мертв. Ведь именно так случается с большинством пропавших детей (достаточно посмотреть несколько выпусков «Криминальной хроники», которую показывают в шесть часов вечера), но ты ни в чем не уверен окончательно.
И Абра ничего не могла поделать, чтобы развеять сомнения родителей Синтии Абелард, Мертона Аскью или Анхель Барберы, потому что ничего не знала об их судьбах, но вот с Брэдли Тревором все обстояло иначе.
А ведь она почти смогла забыть о нем, и тут эта глупая газетенка… эти глупые фотографии. И вернувшиеся к ней воспоминания. Память о том, чего она вроде бы даже не могла помнить. Словно эти снимки всколыхнули что-то в ее подсознании…
И конечно, она на многое была способна. Она обладала возможностями, о которых никогда не рассказывала родителям, чтобы не тревожить. Как не рассказала о свидании с Бобби Фланнаганом, на которое пошла однажды после занятий в школе. Свидании вполне невинном. Никаких засосов и прочего. Но это было нечто такое, о чем они и знать не хотели. Абра догадывалась (и была близка к истине, хотя и не прибегала ни к какой телепатии), что в представлении родителей она как бы застыла в развитии после восьми лет и ничего не изменится до тех пор, пока у нее хотя бы не вырастет грудь. По крайней мере заметная.
Они до сих пор не отважились даже на РАЗГОВОР с ней. Джули Вандовер говорила, что обычно этим занимается мать. Она должна просветить дочь о некоторых интимных сторонах жизни и прочесть ей лекцию о том, как себя вести. Но единственная лекция, которую Абре прочитала Люси, касалась ее обязанностей по дому и необходимости выставлять мусорный бак на тротуар для вывоза по четвергам перед уходом в школу.
– Мы же не требуем от тебя слишком многого, – сказала тогда Люси. – А нынешней осенью очень важно, чтобы каждый вносил свой посильный вклад в дела семьи.
Только Момо однажды подошла очень близко к РАЗГОВОРУ. Весной она как-то отозвала Абру в сторонку и спросила:
– Ты знаешь, чего мальчики начинают хотеть от девочек, когда достигают примерно твоего возраста?
– Наверное, секса, – ответила Абра… однако пришибленный Пенс Эффершем хотел от нее печенья, или четвертак для торгового автомата, или чтобы она послушала, сколько раз он уже успел посмотреть «Мстителей».
Но Момо кивнула:
– Да, и тут уж ничего не поделаешь. Такова человеческая природа. Но только ты ни за что не должна им уступать. И точка. Это даже не обсуждается. Вот исполнится тебе девятнадцать, тогда можешь передумать.
Разговор слегка смутил ее, но здесь хотя бы все было ясно. А вот относительно той штуки, что таилась в ее голове, никакой ясности не существовало. Это и было ее родимым пятном, невидимым, но реальным. Родители старались никогда не вспоминать о той чертовщине, которую она творила совсем маленькой. Вероятно, они решили, что все рассосалось само собой и те способности утрачены навсегда. Конечно, она узнала о страшной болезни Момо, но это было не то же самое, что истории с музыкой и водой в кранах или происшествие на дне рождения (она помнила его лишь смутно), когда она заставила все ложки в доме повиснуть на потолке. На самом деле ничто никуда не делось. Она лишь научилась держать эту штуку в узде, контролировать ее. Не на сто процентов, но по большей части.
И ее дар все же изменился. Теперь она очень редко предвидела грядущие события. Или заставляла вещи перемещаться. Лет в шесть или семь она могла сконцентрировать внимание на кипе своих книжек и заставить их подняться почти до потолка. Легче легкого. Не сложнее, чем связать штаны для котенка, как любила говорить Момо. Теперь даже с единственной книжкой она могла напрячься так, что, казалось, вот-вот мозги из ушей полезут, но передвинуть ее лишь на несколько дюймов вдоль стола. И это в удачный день. А случалось, она не в силах была даже страницу перевернуть без помощи рук.
Зато оставались другие способности, которые, напротив, даже усилились. Например, она умела проникать в чужие головы. Не со всеми этот номер проходил – попадались люди закрытые или выпускавшие лишь фрагменты своих мыслей. Но многие были для нее как окна с раздвинутыми шторами. Она могла заглянуть в них в любое время, когда ей того хотелось. Правда, хотелось ей не очень часто, потому что зачастую увиденное оказывалось слишком печальным и даже шокирующим. Например, узнать, что у миссис Морган, ее любимой учительницы в шестом классе, РОМАН, оказалось не слишком-то приятно.
Сейчас она старалась держать свою способность читать чужие мысли под замком. Научиться этому оказалось непросто, как кататься задом на коньках или писать левой рукой, но она справилась. Дело здесь было не только в практике, однако и в ней тоже. Она по-прежнему иногда подсматривала, но всегда робко и осторожно, готовая сбежать в любой момент, если натолкнется на нечто странное или отвратительное. И она взяла себе за правило никогда не влезать в головы родителей или Момо. Это было невежливо. Вероятно, по отношению к чужим людям это тоже было невежливо, но здесь на память приходили слова Момо: «такова человеческая природа». Такова человеческая природа, и любопытство – ее неотъемлемое качество.
Порой она могла заставить человека сделать что-то. Отнюдь не каждого, по правде сказать, совсем немногих, но некоторые очень легко поддавались внушению. (Вероятно, именно они верили, что рекламируемые по телевизору средства действительно разгладят морщины на их лицах или помогут волосам отрасти заново.) Абра знала, что может легко развить в себе этот талант, если будет наращивать его, как культурист мускулы, но не делала этого. Эта способность порой пугала ее саму.
Были и другие вещи, которым трудно даже подобрать определение, однако сейчас она размышляла о той, у которой определение было. О «дальновидении». Как и другие аспекты ее таланта, оно то усиливалось, то ослабевало, но если ей действительно хотелось – и был объект, на котором она могла сосредоточиться, – все обычно работало.
Я могла бы сделать это прямо сейчас.
– Заткнись, Абба-Ду, – прошептала она чуть слышно. – Немедленно замолчи!
- Предыдущая
- 50/125
- Следующая
