Дорога Славы (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 15

• Предыдущая
• 15/159
• Следующая

Он перестал брить и, держа лезвие у моего кадыка, стал перечислять свои заботы.

— Дают мне выходные по субботам? Черта с два, у меня даже в воскресенье выходного нет! А посмотрите на рабочее время! Да вот я тут только что на днях прочел, что какая-то компания в Нью-Йорке — вы бывали в Нью-Йорке?

— Я бывал в Нью-Йорке. Да убери свою гильотину от моего горла, когда так размахиваешь руками.

— Если вы все время говорите, вы обязательно иногда хоть немного да порежетесь. Так эта компания подписала контракт на двадцатипятичасовую неделю. Неделю! Хотел бы я ограничиться 25-часовым ДНЕМ. Знаете, сколько времени я работаю без перерыва, вплоть до этой минуты?

Я сказал, что нет.

— Вот вы опять разговариваете. Больше 70 часов, чтоб мне провалиться! А за что? За славу? Какая слава я куче выбеленных костей? За богатство? Оскар, я говорю вам по правде: я обрядил больше покойников, чем наложниц у султана, и всем без всяких исключений было абсолютно плевать на то, украшены пни рубинами размером с ваш нос и вдвое его краснее… или лохмотьями. Какая польза от богатства покойнику? Скажите мне, Оскар, как мужчина мужчине, пока Она не слышит: почему вы позволили. Ей уговорить вас на это?

— Мне это пока что нравится.

Он презрительно фыркнул.

— Так сказал человек, пролетающий мимо 50-го этажа Эмпайр стейт билдинг.[39] Но все равно его ждал тротуар. Впрочем, как бы то ни было, — мрачно прибавил он, — пою вы не разделаетесь с Игли, проблемы нет. Если бы у меня был инструмент, я бы мог здорово закрыть этот шрам, все говорили бы: “Правда, он как живой?”

— Не стоит об этом думать. Ей этот шрам нравится.

(Черт возьми, он и меня этим заразил!)

— С Нее станется. К чему я пытаюсь привыкнуть, так это к тому, что если идти Дорогой Славы, то на пути попадается все больше препятствий. Но я — то нипочем не собирался идти этой дорогой. В моем представлении хорошей жизнью было бы тихое спокойное заведение, единственное в городке, с набором гробов в любую цену и с такой разницей между себестоимостью и ценой товара, которая, давала бы некоторую свободу действий, чтобы проявить щедрость к понесшим утрату. Продажа в рассрочку для тех, у кого хватает разума, чтобы спланировать все заранее, — потому что все мы смертны, Оскар, все мы смертны, и здравомыслящему человеку не мешает посидеть по-приятельски со стаканом пивка и согласовать свои планы с пользующейся хорошей репутацией фирмой, которой он может доверять.

Он тихонько склонился ко мне.

— Знаете, милорд Оскар….. если мы когда-нибудь чудом выйдем из всего этого живыми, вы могли бы замолвить за меня доброе словечко перед Ней. Пусть Она поймет, что я слишком стар для Дороги Славы. Я бы мог многое сделать, чтобы остаток ваших дней прошел в удобстве и радости… если вы по-товарищески ко мне отнесетесь.

— Разве мы не пожали на этом друг другу руки?

— Ах да, верно ведь. — Он вздохнул. — Один за всех и все за одного, — и пан или пропал. Вы готовы.

Когда мы вернулись, было еще светло и Стар была в шатре — и моя одежда была уже разложена. Я начал было возражать, когда разглядел ее, но Руфо твердо ответил:

— Она сказала “неофициально”, а это значит смокинг.

Я одолел все, даже запонки (которые оказались изумительно большими черными жемчужинами), а сам смокинг был или сшит на меня, или был куплен в готовом виде кем-то, кто знал мой рост, вес, объем плеч и талии. На ярлыке у воротника значилось: “Инглиш Хоус, Копенгаген”.

Но галстук меня убил. Я с ним бился, пока не подвернулся Руфо, он уложил меня на землю (я не стал спрашивать зачем) и одним духом завязал его.

— Вам нужны ваши часы, Оскар?

— Мои часы? — Насколько мне было известно, они остались в кабинете доктора в Ницце. — Они у тебя?

— Да, сэр. Я захватил все ваши вещи, кроме вашей — его передернуло — одежды.

Он преувеличивал. Здесь было все, не только содержимое моих карманов, но и содержимое моего ящика из сейфов “Америкэн Экспресс”: деньги, паспорт, удостоверение et cetera.[40] Даже те билеты Тотализатора из Аллеи Менял.

Я начал было спрашивать, как он проник внутрь моего сейфа, но решил, что не стоит. Ключ у него был, и все могло быть сделано просто, с помощью фальшивой доверенности. Или непросто, как его волшебный черный ящик. Я поблагодарил его, и он вернулся к своей стряпне.

Я хотел выбросить этот мусор, все, кроме денег и паспорта. Но в таком прекрасном месте, как Поющие Воды, сорить невозможно. На моей портупее был кожаный кошель; я запихал туда все, даже часы, которые остановились.

Руфо поставил перед изящным шатром Стар столик и подвесил лампу на дереве над ним, а на столе расставил свечи. Темнота опустилась раньше, чем она вышла… и остановилась. Я, наконец, догадался, что она ждет моей руки. Я провел ее к месту и усадил, а Руфо усадил меня. Он был одет в сливового цвета униформу ливрейного лакея.

Ожидание Стар того стоило; она была одета в зеленое платье, которое недавно предлагала продемонстрировать мне. До сих пор не УВЕРЕН, что она воспользовалась косметикой, но выглядела она уже не как полная сил Ундина, которая окунала меня в воду час тому назад. У нее был такой вид, словно ее нужно держать под стеклом. У нее был вид Элизы Дулитл на балу.

Звучала мелодия “Ужина в Рио”, вплетаясь в звучание Поющих Вод.

Белое вино к рыбе, розовое вино с дичью, красное вино и жаркое — Стар болтала, улыбалась, сыпала остротами. Однажды Руфо, наклонившись ко мне, чтобы обслужить, прошептал:

— Приговоренные ели с аппетитом.

Я уголком губ велел ему убираться к черту.

Шампанское к сладкому, и Руфо торжественно представил бутылку на мое одобрение. Я кивнул. Что бы он сделал, если бы я отверг ее? Предложил другую марку? “Наполеон” с кофе. И сигареты.

О сигаретах я думал целый день. Это были “Бенсон энд Хеджес” № 5… а я курил эту французскую черноту, чтобы экономить деньги.

Пока мы курили, Стар поблагодарила Руфо за ужин, и он должным образом принял ее комплименты, а я поддержал их. Так и не знаю, кто приготовил тот пир гедониста. Большую часть сделал Руфо, но в трудных местах могла поработать Стар, пока меня брили.

Спустя некоторое неспешно-счастливое время, сидя за кофе с коньяком при потушенном верхнем свете, когда всего одна свеча отражалась в ее драгоценностях и освещала ее лицо, Стар слегка отодвинулась от стола, и я быстро встал и проводил ее к шатру. Она остановилась у входа.

— Милорд Оскар…

Итак, я поцеловал ее и вошел за ней внутрь…

Черта лысого вошел! Дьявол, я был так загипнотизирован, что склонился над ее рукой и поцеловал ее. Этим все и кончилось.

Мне не осталось ничего, кроме как выбраться из этой заимствованной у обезьян одежды, вернуть ее Руфо и получить от него одеяло. Он выбрал себе место для сна с одной стороны шатра, так что я подыскал место с другой и растянулся. Было все еще так приятно тепло, что даже одеяло не требовалось.

Но сон ко мне не шел. Говоря по правде, у меня привычка, как у наркомана, привычка хуже, чем марихуана, хоть и не такая дорогая, как героин. Я могу ее перебороть и заснуть невзирая на нее — но тут еще мешало то, что я в шатре Стар на фоне света видел силуэт, который больше не был обременен платьем.

Дело в том, что я читатель поневоле. “Гоулд медал ориджинэл”[41] центов за тридцать пять прямехонько уложит меня спать. Или Перри Мейсон. Но я скорее примусь за объявления в старой “Пари-Матч”, в которую заворачиввли селедку, чем обойдусь без чтения.

Я встал и обошел шатер.

— Пест! Руфо.

— Да, милорд. — Он быстро оказался на ногах, в руке кинжал.

— Слушай, в этой дыре есть что-нибудь почитать?

— Какого сорта что-нибудь?

— Что-нибудь, просто что-нибудь. Слова, поставленные по порядку.

— Минутку.

На какое-то время он исчез, копаясь с фонариком в своем плацдарме мусорных куч. Потом вернулся и протянул мне книгу и маленькую походную лампу. Я поблагодарил его, вернулся на место и улегся.

• Предыдущая
• 15/159
• Следующая