Дверь в лето (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 8

• Предыдущая
• 8/98
• Следующая

Чтобы Фрэнк мог хорошо исполнять свои многочисленные обязанности, ему нужны были глаза, уши руки и мозг… достаточно большой мозг.

“Руки” можно было взять от Горничной, то есть заказать компании, снабжающей атомщиков. Правда, мне хотелось сделать их лучше — снабдить обратной связью и множеством степеней свободы, увеличить чувствительность”. “Глаза” можно было заказать там же, но их следовало изменить, чтобы Фрэнк не таранил все стенки, за исключением бетонных монолитов.

В качестве “ушей” я планировал использовать дистанционное управление телевизора. Мне хотелось, чтобы Фрэнк управлялся не только кнопками, но и голосом.

Просто удивительно, сколько транзисторов и печатных схем можно впихнуть в столь ограниченный объем.

Фрэнку нужна была законченная форма и я дал ему страусиную шею, а руки сделал длинными, как кузнечные щипцы. Еще хотелось “научить” его ходить по ступенькам.

Потребный узел имелся в инвалидных креслах — следовало только проследить, чтобы вес Фрэнка не превышал веса среднего паралитика и чтобы фрэнковы габариты не слишком выпирали за пределы колесной базы. Управлять этим узлом должен был сам Фрэнк.

А вот с мозгом было сложнее. Можно изготовить сочленения наподобие человеческих суставов или даже лучше. Можно создать тонкую координирующую систему — и механические руки смогут делать маникюр, скрести полы, разбивать яйца или, наоборот, брать их не разбивая.

Но механизм — не человек, его мозг не засунешь промеж ушей.

К счастью, Фрэнку не нужен был мозг человеческих кондиций; я создавал послушного идиота, годного только для нудной домашней работы.

Здесь пригодились лампы Форзена, “лампы памяти”, как их иногда называли. Они применялись в межконтинентальных ракетах в системах контроля уличного движения, как в Лос-Анджелесе, например. Объяснять их устройство нет нужды; наверное, даже в лабораториях “Белл Корпорейшн” не все разбираются в этом.

Коротко, суть их действия сводится к тому, что вы можете вмонтировать лампу в тот или иной механизм, “показать” ему какое-либо действие, а лампа “запомнит” его и в дальнейшем сможет управлять этой операцией уже без участия человека. Лампы Форзена годились и для станков, и для управляемых снарядов, и для Умницы Фрэнка.

Нужно только вмонтировать в него некоторые вторичные цепи, его “здравый смысл”. Конечно, это не тот здравый смысл, каким обладаем мы с вами (по-моему, у машины вообще не может быть ничего подобного). Это просто регулирующая цепь, “говорящая” машине: “Следи за этим в таких-то пределах; когда увидишь это — действуй по инструкции”. А инструкцию можно усложнять сколько угодно — лампы Форзена и цепи “здравого смысла” справятся с любым действием, — лишь бы не было взаимоисключающих пунктов.

Словом, совсем как у имбецила, делающего картонные коробки.

Итак, надо лишь однажды научить Фрэнка мыть посуду и вытирать со стола; дальше он сам с этим справится. А цепь “здравого смысла” проследит, чтобы он не бил тарелки.

Рядом с первой лампой можно воткнуть вторую — и он сможет пеленать младенца, причем никогда, никогда, никогда не сунет бэби в мойку.

Квадратная “голова” Фрэнка легко вмещала сотню ламп Форзена и каждая ведала какой-то одной хозяйственной операцией. Следовало подстраховать цепи “здравого смысла” общей предохранительной цепью — это на тот случай, если Фрэнк столкнется с чем-нибудь экстраординарным. Но и тогда бэби и посуда будут в полной безопасности.

Оставалось взгромоздить Фрэнка на каретку инвалидного кресла — и он был готов. Он походил на помесь осьминога с вешалкой для шляп, но, боже мой, как он полировал столовое серебро!

Увидев первого Фрэнка, Майлз велел ему смешать мартини, посмотрел, как он расправляется с грязной посудой (не прикасаясь к чистой), открывает и закрывает окно, сметает пыль с книжных полок.

— Многовато вермута, — сказал он, пробуя мартини.

— Именно так, как я люблю. Можно научить его мешать коктейли по-твоему, а можно и так и этак. Мозги у него еще чистые. Он Умница.

Майлз отпил еще глоток.

— А когда можно будет пустить его на конвейер?

— Лет десять повозимся, — ответил я и, прежде чем он застонал, добавил. — Упрощенную модель можно подготовить и за пять лет.

— Вздор! Ты получишь все, что нужно, но через полгода модель должна быть на конвейере.

— Черта с два! Это моя модель и она не пойдет в продажу недоработанной, она должна стать шедевром, должна делать все, что способны вместить лампы Форзена, а не только прибирать за кошками и умывать детей. Фрэнк сможет даже играть в пинг-понг, если покупатель захочет и если сможет заплатить за расширенную программу.

Я посмотрел на Фрэнка. Он методично вытирал пыль со стола, причем каждую бумагу клал именно туда, откуда брал.

— Правда, играть с ним будет неинтересно — он никогда не промахивается. Хотя, мы можем научить его изредка мазать — введем в “мозг” специальную цепь. Ммм… да, именно так. Покупателям это понравится.

— Год. Один год, Дэн, и ни дня сверх того. Я найму кого-нибудь, чтобы помогал тебе.

— Майлз, — сказал я, — когда ты, наконец, поймешь, что всей инженерией в нашем деле заправляю я? Когда Фрэнк будет готов, наступит твой черед… но ни секундой раньше.

— И все-таки, вермута многовато, — ответил Майлз.

Я дорабатывал Фрэнка, стараясь, чтобы он возможно меньше походил на разбитый мотороллер, чтобы хозяйка могла похвастать им перед соседями. Между делом я совершенствовал схему и даже выучил Фрэнка почесывать Пита под челюстью и поглаживав его так, что коту это нравилось. Честное слово, для этого потребовалась схема потоньше, чем у атомщиков. Майлз больше не подгонял меня, хотя и заходил иногда посмотреть, как движутся дела. Работал я, как правило, по ночам, после неизменного обеда с Белл. Спал я до полудня, потом ехал на фабрику, подмахивал накопившиеся у Белл бумаги, ревизовал мастерскую. Потом снова подходило время вести Белл в ресторан. Из кожи я не лез, памятуя, что творческая работа и так хоть кого превратит во вьючную лошадь. К утру от меня так перло потом, что только Пит мог это выносить.

Однажды после обеда Белл спросила меня:

— Ты сейчас пойдешь в лабораторию?

— Конечно. Почему бы нет?

— Это хорошо. Там нас должен ждать Майлз.

— Да?

— Он хочет провести собрание акционеров.

— Собрание акционеров? Зачем это ему?

— Это ненадолго. В самом деле, дорогой, последнее время ты совсем не в курсе дел фирмы. Майлз собирается подвести некоторые итоги и обговорить наш образ действий на будущее.

— Да, я занят только проектированием. А что еще я могу сделать для фирмы?

— Ничего, дорогой. Майлз говорит, это не займет много времени.

— А в чем дело? Он что, сам не может решить?

— Майлз не говорил мне, зачем. Пожалуйста, дорогой, допивай свой кофе и пойдем.

Майлз и в самом деле ждал нас. Он торжественно пожал мне руку, словно мы месяц не виделись.

— В чем дело, Майлз? — спросил я.

Вместо ответа он повернулся к Белл:

— Вы подготовили повестку дня?

Одно это должно было насторожить меня — ведь по ее словам, она не знала, о чем собирается говорить Майлз. Но не насторожило. Я верил ей, черт меня побери! Она подошла к сейфу, набрала шифр и открыла дверцу.

— Кстати, дорогая, — сказал я, — прошлой ночью я не смог его открыть. Ты изменила шифр?

Она перебирала бумаги.

— Разве я тебе не говорила? — спросила она не оборачиваясь. — На прошлой неделе кто-то пытался взломать его и полиция посоветовала сменить шифр.

— Ясно. Тогда сообщи мне новый, если не хочешь, чтобы я названивал тебе среди ночи.

— Конечно.

Она закрыла сейф и положила досье на стол.

— Давайте начнем, — предложил Майлз, прочистив горло.

— Хорошо, — ответил я. — Дорогая, пиши… впрочем, ты знаешь все эти формальности лучше меня… Среда. 18 ноября 1970 года, 9.20 пополудни. Присутствуют все акционеры — следуют имена — и Д.Б.Дэвис, председатель технического совета и главный инженер — Что осталось нерешенным от прошлого совещания?

• Предыдущая
• 8/98
• Следующая