Время для звезд. Небесный фермер - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 29
- Предыдущая
- 29/93
- Следующая
– Том, отвечай, Том, ты слышишь меня? Том, отвечай.
– (Эй, Пэт, я здесь.) – В мгновение ока я совершенно проснулся и, соскочив с койки, босиком стоял на полу в таком возбуждении, что едва был способен что-нибудь сказать.
– Том, Том. Как хорошо снова тебя услышать – ведь прошло уже два года, как я последний раз с тобой говорил.
– (Почему…) – Хотел было возразить я, но потом смолк. Для меня прошло меньше недели. А сколько времени прошло для Пэта, я мог узнать только поглядев на Гринвичский календарь и наведя справки в вычислительном центре.
– Том, дай я тебе расскажу, мне не терпится. Последние шесть недель меня держат в состоянии глубокого гипноза и под какими-то наркотиками. Вот сколько времени понадобилось мне, чтобы связаться с тобой. Врачи не решатся держать меня в таком виде еще слишком долго.
– (Ты хочешь сказать, что ты вот прямо сейчас под гипнозом?)
– Конечно, иначе я не смог бы с тобой говорить. А сейчас, – на секунду голос стих. – Прости, пришлось прерваться, мне сделали еще один укол, а заодно и внутривенное кормление. А теперь слушай и записывай расписание: Ван Хаутен… – Он прочитал мне гринвичские даты и точные – до секунды – времена для каждого из нас, а затем, пока я для проверки читал записанное ему, его голос стал затихать. Последнее, что я услышал, было «Пока», переходившее уже в визг, а затем наступила тишина.
Штаны я все-таки натянул, прежде чем бежать и будить Капитана, но на ботинки времени тратить не стал. И тут же все были на ногах и все дневные огни включены, хотя по корабельному была ночь, и мамочка О'Тул варила кофе и все говорили, перебивая друг друга. В вычислительном центре релятивисты наталкивались друг на друга, а Жанет Меерс вычисляла корабельное время намеченного контакта Берни ван Хаутена с братом. Она делала это, для скорости, без помощи компьютера, Ван был первым по списку. Ван не мог связаться со своим братом, все нервничали, а Жанет заливалась слезами, так как кто-то предположил, что она, считая в уме, выдала ошибочное время. Но доктор Бэбкок собственноручно прогнал задачу через компьютер и подтвердил ее результат с точностью до девятого знака. А потом ледяным тоном объявил, что будет крайне благодарен, если в будущем никто не станет критиковать его сотрудников; эту привилегию он оставляет себе. Но вскоре Глория связалась со своей сестрой, и все немного успокоились. Капитан, через мисс Гамму, послал донесение на флагманский корабль и получил ответ, что еще два корабля – «Наутилус» и «Христофор Колумб» – восстановили связь с Землей.
Теперь уже никто не тянул время, когда надо было заступать на вахту, никаких забеганий в кладовку, чтобы малость перекусить. Если было известно, что твой напарник будет передавать в 3:17:06 с крохотным хвостиком корабельного времени, ты сидел наготове уже с трех часов, никаких глупостей, магнитофон крутился, а микрофон у рта. Нам-то на корабле было легко, но каждый из нас знал, что его напарника накачивают наркотиками и погружают в глубокий гипноз, чтобы он мог провести связь – Доктора Деверо это очень беспокоило.
К тому же теперь не было времени для болтовни, ведь твой близнец расплачивался, возможно, часом своей жизни за каждое переданное слово. Ты просто записывал то, что он передает, с первого раза, никаких сбоев, а затем передавал то, что написал Капитан. Оставалось несколько секунд на разговор – олл райт. Обычно не оставалось… вот так я и напутал все насчет женитьбы Пэта.
Видите ли, две недели посередке, последняя неделя ускорения и первая замедления, недели, когда мы достигли максимальной скорости, соответствовали примерно десяти годам на Земле. Отношение было в среднем один к двумстам пятидесяти. Но это в среднем, при максимальной скорости проскальзывание было гораздо больше. Я спросил мистера О'Тула, чему равнялся максимум, но он только покачал головой. Измерить это – сказал он мне – невозможно, и возможная ошибка больше присутствующих в расчете малых величин.
– Скажем так, – закончил он. – Слава Богу, что на корабле нет простуженных, а то один хороший чих перекинул бы нас через скорость света.
Он, ясно, шутил. Ведь, как напомнила Жанет, при приближении нашей скорости к световой масса корабля приближалась к бесконечности. Но мы снова утратили связь на целый наш день. В конце одного из этих пиковых сеансов Пэт сказал мне, что он и Моди собираются жениться. Связь прервалась, прежде чем я успел его поздравить. Я хотел сказать, что Моди, пожалуй, еще слишком молодая и не спешит ли он, но не мог. Его уже не было.
Я, пожалуй, не ревновал. К этому выводу я пришел, покопавшись в себе и обнаружив, что не могу вспомнить, на что была похожа Моди. Нет, я, конечно, помнил, какая она – блондинка со вздернутым носиком, на котором летом проступали веснушки. Но я не мог вызвать перед глазами ее лицо, как мог вызвать лицо Пру или Жанет. Я не ревновал, только чувствовал себя немного – что ли – заброшенным.
Потом я справился у Жанет, какое гринвичское время соответствовало моей последней связи с Пэтом, и понял, что совершенно зря собирался наводить критику. Пэту было двадцать три, а Моди двадцать один, почти двадцать два. При очередной связи я умудрился успеть сказать «поздравляю», но у Пэта не было времени для ответа. Ответил он в следующий раз…
– Спасибо за поздравление. Мы назвали ее в честь мамы, а похожа она будет, думаю, на Моди.
Это меня изумило до крайности. Справившись снова у Жанет, я понял, что все верно. Если пара жената уже два года, вряд ли кто будет удивляться, если у них появится маленькая дочка. Разве только я.
Тем временем за две недели многое изменилось, и мне пришлось ко многому привыкать. В начале этого периода мы с Пэтом были одного возраста, разве что понемногу появлялось незначительное проскальзывание. В конце (концом периода я считаю тот момент, когда исчезла необходимость в сильных средствах для поддержания связи) мой брат оказался одиннадцатью годами старше меня и у него была семилетняя дочь.
Я перестал думать о Моди как о девочке, во всяком случае – той девочке, за которой я когда-то ухаживал. Я решил, что она, пожалуй, стала толстой, очень домашней распустехой – ей было никогда не устоять перед вторым шоколадным эклером. Если по-честному, мы с Пэтом стали друг для друга почти чужими, у нас было так мало общего. Всякие мелкие корабельные сплетни, такие важные для меня, нагоняли на него тоску; меня же, с другой стороны, ну никак не могли взволновать гибкие строительные блоки и сроки штрафных санкций. Мы продолжали вполне успешно связываться, но теперь это было похоже на разговор по телефону с незнакомым человеком. Мне было жаль, я уже успел полюбить Пэта, прежде чем он ускользнул от меня.
Но я хотел увидеть свою племянницу. Знакомство с Лапочкой научило меня тому, что маленькие девочки могут быть забавнее щенков и даже симпатичнее котят. Я вспомнил про свою идею насчет портрета Лапочки и прижал к стенке Дасти.
Он согласился. Дасти просто не может упустить лишнюю возможность продемонстрировать, как здорово он рисует. К тому же он несколько – для него – помягчал; он больше не рычал, когда его пытались погладить, хотя нужны будут еще годы и годы, пока он научится садиться и подавать лапу. Дасти выдал великолепный рисунок; Молли не хватало только крылышек, и вышел бы настоящий херувим. Я видел в ней сходство с собой – то есть, конечно, с ее отцом.
– Дасти, это прекрасный рисунок. Но только, он очень похож?
– Откуда мне знать? – ощетинился он. – Но если тут есть отличие хоть на микрон, хоть на малейшую разность тонов, какую только может уловить спектрофотометр от той фотографии, которую твой брат прислал моему, я готов съесть этот рисунок. А уж там где мне знать, может гордые родители приукрасили свое дитятко.
– Прости, прости. Очень хороший рисунок. Мне бы очень хотелось чем-нибудь тебе отплатить.
– Только не надо не спать ночами; я сам что-нибудь придумаю. Но мои услуги недешевы.
Я снял со стенки изображение Люсиль Ля Вон и повесил на ее место Молли. Ту картинку я, правда, тоже не выкинул.
- Предыдущая
- 29/93
- Следующая
