Бой бес правил - Мякшин Антон - Страница 12

• Предыдущая
• 12/68
• Следующая

— Ура-а! — закричал я.

— Ура-а-а! — подхватили мой крик измученные матросы.

— Ложись! — гаркнул опытный в батальных делах Карась.

Я послушно залег. И закрыл глаза, слушая, как грохочет спасительный пулемет, как с визгом разбегаются еще минуту назад торжествовавшие победу враги…

Продолжалось эту недолго. Остатки армии противника уныло расползались в разные стороны. Обгоняя их, резво скакали повылезавшие из своих укрытий добровольцы.

— Победа! — заорал я, поднимаясь на ноги. — Победа-а!

Но Петро Карась моей радости не разделил. Он встал, стер с лица грязный снег и толкнул меня в плечо:

— Посмотри-ка туда! Я посмотрел.

Ночь еще не закончилась. И до настоящей победы было далеко. Дымные змеи, порожденные заклинаниями Книги Мертвых, не ограничились эксплуатацией продовольственного запаса для высшего командования. Паровоз, валявшийся под откосом, теперь медленно поднимался в воздух…

Только это был уже не паровоз. Тяжелые металлические пластины натужно скрипели, корежась, изменяя облик. Труба укоротилась, расширилась и превратилась в огромную зияющую пасть. Распахнулись двери кабины машиниста, мгновенно выросли и обрели очертания перепончатых крыльев. Глазищи-фары вспыхнули желтым огнем. Чудовищный железный дракон взмыл в воздух над обломками поезда и выдохнул из пасти огненную струю.

Ого-го… эту махину пулеметом не возьмешь. И что же делать?

— Зато теперь открыт путь к отступлению! — вслух закончил мою мысль балтиец Карась. — Бежать!

И мы побежали. Я даже про усталость забыл — настолько, что, перепрыгивая через железнодорожное полотно, подхватил на руки комиссара Огонькова. Он завел было снова свое:

— Бросьте меня, товарищи, налегке спасаться удобнее, — но, обернувшись и увидев парящего в небе во всей своей отвратительной красе дракона, взвизгнул и вцепился в меня точно утопающий.

Мы бежали через поле, оставив далеко позади место сражения. Карась огромными прыжками скакал впереди, я с Огоньковым старался не отставать.

Дракон летел за нами, дыша пламенем и черной угольной пылью. Колеса, превратившиеся в зубы, страшно стучали. Мне было слышно, как товарищ комиссар, зажмурив глаза, умоляюще бормотал:

— Постой, паровоз! Постой, паровоз! Постой, паровоз… не стучите, колеса…

— Солнце! — завопил я, останавливаясь.

— Постой, паровоз… Что?

— Солнце!

Карась тоже остановился, обернулся, увидел и, шатаясь, подошел к нам. Дракон завис метрах в десяти от земной поверхности. Еще тоненькие и бледные лучи восходящего солнца пригвоздили его к небосводу, лишив сил.

— Выдохлась тварь?! — недоверчиво спросил Карась.

Дракон в последний раз взмахнул крыльями, дыхнул струйкой бесцветного пара и бесформенной железной грудой рухнул вниз.

Когда улеглась снежная пыль, товарищ Огоньков спрыгнул с моих рук на землю и довольно бодро осведомился:

— Мне кто-нибудь объяснит, что здесь произошло? Только без всяких там фокусов и декадентско-поповских штучек. Я материалист!

Матрос посмотрел на меня, как бы приглашая тут же выдать товарищу комиссару объяснение: мол, у меня это лучше получится. Посмотрел… и надолго задержал взгляд.

— Потом, — махнул я рукой. — Дайте отдышаться… — И вытер пот со лба. — Фу ты… Стану я, товарищи, наверное, вегетарианцем. И запишусь к тому же в отряд партизан-террористов, которые только тем и занимаются, что пускают под откос поезда… А что это вы так на меня смотрите? Петро? Товарищ Огоньков?

И матрос, и комиссар глядели на меня во все глаза, раскрыв рты. И если во взгляде Огонькова был лишь испуг и недоумение, то в глазах Карася ясно прочитывалось сочувствие. Будто я был уродом, а он меня по этому поводу жалел. Что такое?

— Адольф, — осторожно начал комиссар, — а ты не это… не из той же банды, с которой мы только что сражались?

— Ты что? — возмутился я. — Кто тебя на руках из-под огня вынес?

— Да погоди ты! — оборвал комиссара матрос — Может, жена тебе попалась какая-нибудь курва гулящая? Эх, бедняга…

— Не женат я! — пожал я плечами. — В чем дело? В рассудке повредились вследствие потрясения, что ли? Комиссар Огоньков! Объяснись!

— У тебя… — замялся Огоньков, — на голове. ..это… Шапка слетела, —деликатно сформулировал он.

— И рога выросли, — добавил Карась.

Б общем, пришлось мне все им рассказать. Я и рассказал (разумеется, ради собственной же безопасности умолчал о том, что разыскиваю барона, чтобы предстать перед ним в качестве безотказного исполнителя желаний; а сказал, что уполномочен забрать в преисподнюю грешную баронову душу). И обещания молчать никакого с них не взял, не говоря уж о расписке о неразглашении. А что такого? В конторе даже поощряются такого рода рекламные акции. Штатная должность рекламного агента давным-давно утверждена. Иначе как бы о нас потенциальные клиенты узнавали? Конечно, собеседников надо уметь выбирать. Вот, помню, сотрудник рекламного отдела бес Иосиф сдуру задумал проводить акцию в каком-то НИИ, так его выслушали, скрутили, раздели и стали рога, хвост и копыта инфракрасными лучами просвечивать, в различные естественные отверстия трубочки засовывать… Еле удалось ему сбежать. Он на больничном потом лет пять сидел и к оперативной работе среди людей стал неспособен. Как увидит белые халаты, так с ним истерика делается…

Да, рассказал. Петро и товарищ Огоньков слушали меня внимательно. Комиссар поначалу посмеивался, но, как только я приспустил штаны и продемонстрировал хвост, посмеиваться перестал, а, напротив, сильно посерьезнел.

— Н-да-а… — проговорил Карась, когда я закончил. — Вот дела. В кои-то веки, акульи потроха, хорошего человека встретил, и тот оказался бесом. А я вообще-то не очень и верю, что ты бес. Ну, может быть, самую малость. Вот у нас на флоте боцман Костоломов был — так тот дьявол натуральный, только без хвоста. Меньше шести зубов с одного удара не вышибал. А ты что думаешь, товарищ комиссар?

— Думаю… — неопределенно отозвался Огоньков. Помолчал немного, выпрямился и с пафосом заявил: — Конечно, для борца за народную свободу происхождение много значит, но для тебя, товарищ Адольф, сделаем исключение. За выдающиеся заслуги лично я буду считать тебя настоящим боевым красным комиссаром!

— Во веки веков, аминь, — подтвердил Карась. — Ой, извини, — добавил он по моему адресу.

Поле давно закончилось. Мы перевалили заснеженный холм и совершенно неожиданно увидели серо-синеватую тучу леса. И, не сговариваясь, пошли к опушке. Утреннее солнце затянуло мутными, непрозрачными облаками, поднялся злой февральский ветер, а в лесу сейчас тихо и почти что тепло… как и всегда зимой в лесу.

Разговаривать не хотелось. Ночка оказалась, что и говорить, выматывающей. Не знаю, как Карасю или товарищу Огонькову, но мне больше всего на свете хотелось по-медвежьи залечь в какую-нибудь теплую берлогу и выспаться, предварительно плотно перекусив. Свой хлебный паек я потерял в пылу сражения, товарищ Огоньков тоже свой потерял, а Петро и вовсе никакого пайка не получал. Наколдовать, что ли, что-нибудь? Какие-нибудь безобидные овощи, например? Сил у меня маловато, для того чтобы колдовать. Да, есть хочется, а тут еще этот ветер…

Впрочем, скоро мы, миновав лесную опушку, углубились в чащу. Здесь ветер нас не доставал. Голые и толстые, морщинистые, словно слоновьи ноги, древесные стволы высоко наверху сплетались тончайшей паутиной веток и почти не пропускали ни ветра, ни солнечного света. Снег был неглубок, да и подтаял до образования наста, так что идти нам стало легче. Правда, через часок примерно мы врезались в бурелом — вот тут-то и началась настоящая чаща! Баррикады валежника, стволы деревьев, преграждающие путь сплошной крепостной стеной… вороны какие-то дурацкие орут в невидимом небе.

— А, собственно говоря, — спросил я, — куда мы идем?

— Наверное, в город возвращаемся, — сказал Карась как-то не очень уверенно. — Куда же нам еще? Я думал, вы знаете… Без направления ходить не годится. А то еще забредем куда-нибудь к чертовой бабушке…

• Предыдущая
• 12/68
• Следующая