Во имя рейтинга - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 6
- Предыдущая
- 6/74
- Следующая
— Звучит странно, — сказал я. — Но тоже вполне логично и в духе времени. А зачем вам я?
— Дело в том, что у нас возникли некоторые… — Мур замялся, подыскивая нужное слово.
— Сложности, — подсказал я.
— Моменты, которые мы не можем понять, — сказал Билл. — Неясности, которые нам хотелось бы прояснить. Позвольте, для начала я объясню вам технику съемок. В прошлом у нас нет ни единого живого человека. Все съемки ведутся миниатюрными камерами… Джон, покажите «муху».
— Не стоит. Я сталкивался с ними во времена моей службы.
— Прекрасно. «Муха» — это автономный аппарат, замаскированный под обычное насекомое, снабженный цифровой видеокамерой и передатчиком. Мы переправили по туннелю огромное количество таких аппаратов. А также современный компьютер, который программирует поведение наших насекомых, указывает, какие объекты они должны снимать. Они передают информацию этому компьютеру в режиме реального времени, а он посылает их нам с периодичностью каждый час. Здесь эти данные расшифровываются, обрабатываются, переводятся, редактируются и предоставляются публике.
— Пока я не вижу никаких неясностей.
На селекторе Билла замигала лампочка вызова, почему-то синего цвета, и он щелкнул клавишей.
— Мистер Картрайт, на второй линии президент, — сообщил бесстрастный женский голос. — Спрашивает вашего одобрения относительно начала кампании по борьбе с абортами.
— Откажите, — сказал Билл. — А если он хочет более развернутого ответа, пусть перезвонит завтра с утра. Но лучше пусть этого не делает.
Мур хмыкнул. Мужчина, которого мне не представили и который ни слова не проронил с самого начала беседы, и бровью не повел.
Билл выключил селектор.
— Позвольте полюбопытствовать, — сказал я, — это был президент чего?
— Это был наш президент, — ответил Билл. — Точнее мой. Потому что именно моя рекламная кампания, проведенная в моих СМИ, привела его в Овальный кабинет. И он это отлично знает. Поэтому и звонит советоваться по всяким пустякам. Так о чем мы говорили, полковник?
— О неясностях.
— Точно. Теоретически ни для нашего туннеля, ни для «мух», снабжающих нас видеоинформацией, нет закрытых зон, но на практике мы никак не можем проникнуть в некую область Древней Греции. Туннель отказывается нацеливаться в ту сторону, все аппараты, подлетающие к этой новой Сумеречной зоне, перестают функционировать.
— Дайте мне проявить смекалку, — сказал я. — Эта зона — Олимп.
— Я не верю в богов, — сказал Билл, — Как в целые пантеоны, так и в отдельных личностей. Но те парни, что живут три с половиной тысячи лет назад, верят. И не просто верят, они ведут себя так, будто точно знают, что боги думают по тому или иному поводу. Они — видят их. А мы не видим.
— Это и есть небольшая неясность?
— Да. Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое и выяснили правду относительно богов Древней Греции. Нашли убедительную причину, по которой мы не можем вести съемки на Олимпе. Расставили все точки над «i».
— Это хорошо, — сказал я. — А то я думал, что вы попросите прирезать Ахилла, переспать с Еленой и плюнуть в левый глаз Зевсу.
— Так вы согласны?
— Прежде надо уточнить небольшие технические подробности. Что я буду с этого иметь?
— Миллион долларов.
— Один миллион? За перелет из Флориды в Нью-Йорк вы заплатили мне сто тысяч, а за путешествие по тоннелю в прошлое — всего один миллион?
— В месяц. Каждый месяц.
— Уже лучше. Теперь другой малозначительный факт. Вы уже перебрасывали по этому туннелю что-нибудь живое или ограничивались только механизмами?
— Перебрасывали.
— Мышей?
— Кроликов.
— Сколько штук?
— Пять.
— И как они?
— Сдохли.
— Да ну?
— Их сожрали лисы почти сразу же по прибытии. Лабораторные животные непригодны к выживанию в естественной среде.
— Хорошая шутка, — одобрил я. — А людей вы перебрасывали?
— Людей — нет.
— Почему?
— Не хотелось повторения истории с кроликами. Далеко не каждый человек способен выжить во враждебной среде, каковой является древнегреческое общество тех времен.
— И вы выбрали меня.
— Потому что вы идеально приспособлены. Вы умны, вы можете постоять за себя в рукопашной, вы не падаете в обморок при виде крови, и у вас есть опыт по внедрению в чужеродные вам организации. Мы могли бы найти ученого, специализирующегося в данной области, но он не проживет в реальном мире и дня. Мы могли бы найти мордоворота из службы мистера Хенриксона, — он кивнул в сторону молчаливого мужчины, — но тот не сможет ответить ни на один из поставленных вопросов. Поэтому мы искали кого-то вроде вас. Разведчика, диверсанта, саботажника, если хотите. Способного сойти за своего парня в любой компании, способного пораскинуть мозгами в одной ситуации и дать реальный отпор противнику в другой. Так вы согласны на мое предложение или мне продолжать сыпать комплиментами в ваш адрес?
— В целом согласен.
— Тогда мистер Хенриксон проводит вас к мистеру Громову. Мистер Громов — главный аналитик этого проекта, он введет вас в курс дела, объяснит все подробности и поставит реальные задачи.
— А где я могу получить мой первый чек на миллион?
— Он у мистера Хенриксона.
Дэн
Академик Петр Иванович Северов, гений теоретической физики, первооткрыватель темпорального туннеля и мой земляк, никогда не расставался с трубкой, но никогда и не курил. Сей довольно громоздкий старомодный агрегат постоянно маячил где-то в районе академического рта, но я никогда не видел, чтобы он выпускал дым.
Академик сидел на подоконнике и читал Гомера. Я кашлянул, дабы обратить на себя внимание. Профессор — чрезвычайно увлекающийся человек, когда он погружен в какое-то занятие, то замыкается в своем собственном мире, так что кашлять мне пришлось трижды.
— А, Данил, — сказал академик, аккуратно загибая страницу и откладывая книгу в сторону. — Верите, я никогда не читал Гомера. Я даже не слышал о Троянской войне до того, как прорубил туннель за три месяца до ее начала. Всегда интересовался исключительно своим предметом.
— А я всегда хватал понемногу отовсюду, — сказал я. — Покурим?
— Вы курите, — сказал он. — Я сейчас не хочу.
— Как вам Гомер?
— Он… подавляет своей дотошностью. Вы заметили, что в «Илиаде» нет ни одного безымянного героя? Все они поименованы, даже если появляются в тексте всего один раз, чтобы пасть от руки какого-нибудь великого воина. А его список кораблей? Здесь он больше похож на бюрократа, нежели на поэта.
— Некоторые считают его историком.
Академик пожал плечами.
— Вы так не думаете? — спросил я.
— Мне сложно судить. Историки не всегда оперируют фактами, часто они излагают исключительно свои домыслы. Если так, то Гомер — историк. Видите ли, Данил, история — это не точная наука, она в чем-то сродни литературе. Я — представитель точных наук. По крайней мере, так мне казалось.
— И вы сами делаете историю.
— Не надо громких фраз.
— Тогда расскажите мне, как работает ваше изобретение.
— Я передавал вам все мои файлы.
— И я ни черта в них не понял, — признался я. — Мои познания в теоретической физике не столь глубоки… По факту они не глубже чайной ложки. Я ничего не могу разобрать, кроме вашей фамилии, вынесенной в заголовок. Вы не могли бы объяснить мне человеческими словами?
— А вы уверены, что вам это надо?
— Я — аналитик, — сказал я. — И я не могу делать свою работу, то есть анализировать, если я чего-то не понимаю.
— Я тоже не все понимаю.
— Как это может быть?
— Знаете, с какой попытки мне удалось прорубить туннель?
— С четвертой?
— Ха! — сказал академик. — Первые восемь раз я пробовал, когда на горизонте еще не было нашего магната с его деньгами. Все восемь попыток провалились, но каждая давала мне новые поводы для размышления. Я понял, что мне нужна колоссальная энергия, без которой я не смогу поддерживать туннель в открытом состоянии, и я начал искать спонсора. Им оказался мистер Картрайт. Он предоставил мне почти неограниченные финансовые возможности, он построил энергостанции, которые работают только на мой проект, и я продолжил попытки. После очередной неудачи я вносил в прибор некоторые изменения, но я не мог понять, почему он не работает, Либо построенная мною теоретическая модель была неверна в принципе, и тогда все эти улучшения не имели никакого смысла, либо… он должен был работать и без изменений. Но этого не происходило. Время — наименее изученная материя в нашей Вселенной, и у меня не было предшественников, на опыт которых я мог бы опереться. Иногда мне казалось, что я занят поисками того, чего попросту нет. Что я ищу черную кошку во вселенной, лишенной света.
- Предыдущая
- 6/74
- Следующая
