Понты и волшебство - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 74

• Предыдущая
• 74/115
• Следующая

Он наблюдал за моими попытками с добродушной улыбкой. Я видел, как он медленно наклоняется ко мне и в его руке появляется шприц, как он подносит шприц к моему телу, как игла вонзается в мою плоть. И я снова провалился в пустоту.

Кто-то тряс меня за плечо, и я проснулся.

— Вы заснули и кричали во сне, — сказала прекрасная незнакомка, и голос ее был звонок и певуч.

— Мне приснился кошмар, — сказал я, проводя рукой по лбу.

Лоб был покрыт холодным потом. Да и все тело тоже.

— Кошмарам не место в Обители Эльфов, — сказала она.

Она стояла передо мной, прекрасная по самой своей природе. Я вспомнил, что люблю ее, и в тот же миг доктор и больница стали бесконечно далекими.

— Обед у моего отца скоро начнется, — сказала она. — Гости и придворные собрались, только вас не хватает. Отец попросил пойти за вами, если вы заблудились в нашем замке, и привести в пиршественную залу.

— Уже иду, — сказал я. — Только подарите мне пару минут вашего драгоценного времени.

Она улыбнулась. Если бы Мона Лиза могла видеть эту улыбку, она бы умерла от зависти, не в силах воспроизвести нечто подобное, а Мастер забросил бы свои кисти, не способные передать холодному холсту красоту этой женщины.

— Хорошо, Иван, — сказала она.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — спросил я.

Никому в этом мире я не представлялся своим настоящим именем.

— Я вижу скрытое, — сказала она. — Меня зовут…

— Подождите секундочку! — взмолился я, и знание пришло ко мне. — Галадриэль.

— Совершенно верно. — Если она и удивилась, то виду не подала.

Она была женщиной моей мечты, но я вряд ли был тем самым принцем на белом коне, о котором она мечтала. Я знал много подходов к женщинам, начиная от «мне кажется, мы где-то встречались» и заканчивая «дорогая, а не пойти ли нам перепихнуться, раз уж мы оба — взрослые люди», с целой кучей промежуточных вариантов, но ни один из них не годился сейчас. Нельзя было забывать, что она принадлежала к народу эльфов, бессмертному и прекрасному народу, и подход к щекотливой теме должен был быть поистине дипломатическим, полным такта и изысканности.

— Вы станете моей женой? — спросил я.

Наверное, девяносто процентов мужчин в своей жизни хоть раз задавали этот вопрос, наверное, около половины из них делали это не один раз. Им знакомо это чувство. Ощущение, вполне возможно, для кого-то ошибочное, когда от одного следующего слова зависит вся твоя дальнейшая жизнь, то, какова она будет и будет ли она вообще. Ты словно стоишь на лезвии ножа, с одной стороны которого вечное блаженство, а с другой — тоже вечность, но лишенная смысла и чувств, полная лишь одиночества и отчаяния, и дуновения легкого ветерка достаточно для того, чтобы сбросить тебя то ли в одну, то ли в другую сторону. И ты понимаешь, что это неминуемо произойдет, что на лезвии ножа нельзя стоять вечно.

Со мной такое было впервые.

Но я уверен, что никто и никогда не спрашивал об этом в первые пять минут знакомства. И никто и никогда не получал такого ответа, который получил я.

— Я была бы счастлива, — сказала она.

— Но… — сказал я. — Ваш ответ неполон, и его начало подразумевает, что будет «но».

— Сколько вам лет, Иван? — спросила она.

— Тридцать два.

— А мне — в десять раз больше.

— Мне всегда нравились женщины постарше.

— Я — дочь Повелителя Эльфов.

— А я — Избранный, от которого зависит судьба мира.

— Мир на пороге войны, на пороге больших перемен.

— Смутные времена, — сказал я. — Но я не вижу в этом препятствия. Я люблю вас.

— Не играйте словами, Иван.

— Я не играю словами. Это было как удар грома в летний день, как вспышка новой звезды на небосклоне, это произошло в один миг, но я чувствую, что это на всю жизнь.

— Именно так чувствуют любовь эльфы, — сказала она тихо. — Эльфы, но не люди.

— Поверьте мне, что я не лгу.

— Вы не лжете, — сказала она. — Ибо, когда я увидела вас там, на лестнице, я сама испытала это чувство.

— Значит… — Я не договорил, боясь услышать ответ, и в то же время страстно желая его услышать.

— Я люблю вас, — прошептала она.

И, как этот процесс описали бы авторы дамских романов, ничего не понимающие в настоящей любви и лишь пыжащиеся в жалких попытках описать неописуемое, она упала в мои объятия.

Не знаю, сколько прошло времени, может быть, несколько минут, а может быть, много часов, но-это были лучшие минуты и часы в моей жизни. Я, тот, которому казалось, что в этой жизни он видел все, никогда и представить себе не мог, какое удовольствие можно получать от простого поцелуя, от теплого прикосновения губ.

— Мы опоздаем, — сказала она. — Обед…

— К черту обед, — сказал я. — Я не голоден.

— Но гости жаждут услышать ваш рассказ.

— Морган и Кимли все расскажут, — сказал я. — Они тоже там были.

— Гости захотят посмотреть на Избранного.

— Не в зоопарке, — сказал я. — Перетопчутся.

Она улыбнулась. Мы сидели на полу беседки, заключив друг друга в объятия, и, казалось, могли просидеть так целую вечность.

— Я никогда раньше не встречала такого, как ты.

— А я — такую, как ты.

— В вашем мире нет эльфов.

— А в вашем — бизнесменов.

— Ты странный.

— Ты читаешь мои мысли?

— Это не в моих силах. Но я чувствую тебя.

— А я — тебя.

— И что же ты чувствуешь?

— Тепло.

— Я не могу тебя понять.

— Это странно.

— Внешне ты такой же, как все. Ты — Избранный, ты герой, ты оставляешь за собой трупы врагов, ты храбр и доблестен и ни перед чем не остановишься.

— Ты мне льстишь, Гала.

— Как ты меня назвал?

— Галадриэль — слишком длинное имя для меня и слишком холодное, Дри.

— Тогда я буду называть тебя Ваней.

— Как будет угодно моей госпоже.

— Не перебивай меня. Внешне ты один, но внутри ты совсем другой. Внутри ты как ребенок. Ты веришь в добро и в справедливость, в торжество света.

— Все мужчины — большие дети. Только игрушки у них другие.

— Неправда. Морган и Разрушитель родились взрослыми. У них не было детства, и если они и верят в добро, то в такое добро, у которого стальные кулаки.

— Иногда по-другому нельзя.

— Иногда по-другому нужно. Но они не знают другого пути.

— Кто может похвастаться тем, что знает больше одной дороги?

— Ты удивляешь меня. У тебя хватает мудрости принимать мир таким, каков он есть.

— Может быть, потому что у меня нет силы, чтобы его изменить?

— У тебя есть такая сила. Ты должен изменить мир, должен избавить его от Большого Зла.

— А если я не смогу?

— Тогда мир погибнет в огне войны.

— Я постараюсь, — сказал я.

Еще много минут-часов спустя.

— После обеда мой отец созывает Совет, — сказала она.

— Я помню.

— Ты должен там быть, и я тоже.

— Как долго длятся обеды твоего отца?

— Много часов, — сказала она. — Несколько перемен блюд, с перерывами между ними, чтобы гости смогли в полной мере насладиться нашими песнями и танцами, посмотреть на великолепие эльфийского искусства.

— Значит, у нас еще есть время.

— Да.

— Тогда давай насладимся тем, что у нас есть.

Занавес.

Существуют вещи настолько интимные, что их я описывать не собираюсь. В жизни любого человека есть моменты, которые лучше оставить за кадром.

Я закурил сигарету, скорее по привычке, нежели из желания покурить.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Курю, — сказал я.

— Тебе это не нужно, — сказала она.

И вдруг я почувствовал правоту ее слов. Мне это действительно было не нужно.

Она взяла сигарету из моих рук и затушила об пол. Раньше я никому такого не позволял, но она могла делать со мной все, что угодно. И я совсем не ощущал желания курить и раздражения от того, что мне не дают этого делать.[64]

• Предыдущая
• 74/115
• Следующая