Подземная Канцелярия - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 39

• Предыдущая
• 39/124
• Следующая

— Деньги — грязь, — сказал Геныч. — Правда, грязь целебная и полезная. Но все равно грязь. Жить можно и без нее. Смысл жизни, он ведь разный и у каждого свой. У каждого человека, у каждого времени, у каждой страны. Вот в Америке все построено на бабках. Им просто, у них души нет. А у нас — гребаная русская ментальность, которую умом не понять, штангенциркулем не измерить. У пещерного человека смысл был такой — завалить мамонта, увернуться от когтей саблезубого тигра и дожить до вечера. У коммуниста — я имею в виду реального, красного коммуниста, а не теперешних, бледно-розовых — смысл жизни был в построении светлого будущего для всех. У капиталиста смысл в построении светлого будущего для одного конкретного человека — для себя.

— А у тебя какой смысл?

— У меня смысл жизни в самой жизни, — сказал Геныч. — Мне, видишь ли, сам процесс нравится. Он меня буквально завораживает. До смерти.

— То есть?

— Ищи, — сказал Геныч. — Может, твой смысл в бесконечном поиске.

— Утешил, нечего сказать.

— Философия не дает однозначных ответов, — сказал Геныч. — Ты хочешь, чтобы тебе все на блюдечке выложили? Вот ты, Вася Пупкин, вот твое свидетельство о рождении, а вот приложенная к нему памятка со смыслом жизни. Так ты хочешь?

— Так было бы проще.

— Так было бы скучно, — сказал Геныч.

У меня зазвонил телефон.

— Извини, — сказал я Генычу. — Алло.

— Гоша? — Это был Серега. Голос у него был мутный.

— Он самый, — заверил я.

— Как ты после вчерашнего?

— Похмелился уже, — сказал я.

— Я тоже, — сказал он. — Слушай, я чего звоню. У меня тут фигня какая-то в кармане, круглая, блестящая, но на деньги не похожа. Может, твоя?

Я прикинул, что бы это могло быть.

— Вряд ли.

— А, — сказал он. — А я думал, может, плата какая материнская или еще что.

— Я — компьютерщик, — сказал я, — но запчасти я с собой в карманах не ношу.

— Понял, — сказал Серега. — А где я тебя вчера потерял?

— Не помню, — признался я.

— Понял, — сказал Серега. — Ладно, я сейчас спать лягу. Ты не теряйся, ага?

— Ага.

— Ну пока.

— Давай.

Он отключился.

— Вот, — сказал Геныч. — О чем это мы?

— О смысле.

— Ага. — Он еще выпил. — Вот у бандитов жизнь насыщенная, и смысл такой же, как у пещерного человека. Дожил до вечера — уже хорошо. Иди в бандиты.

— Так ведь грохнут.

— Нас всех когда-нибудь грохнут, — оптимистично сказал Геныч. — Меня из пушки, тебя из рогатки. Кстати, а на чем я домой поеду? Лева-то смотался. Где транспорт взять?

— Возьми такси.

— Я, — веско сказал Геныч, — десять лет назад дал себе слово, что в автомобиль отечественного производства больше не сяду. Меня из этой консервной банки в прошлый раз еле выковыряли. В «волге» я не поеду, однозначно. Там жизненного пространства мало.

— Хочешь, я тебя отвезу?

— У тебя тоже транспорт отечественный, — сказал он. — Кроме того, ты пьяный. А я с пьяными по Москве не езжу. У меня принцип. Где моя мобила?

Из извлек из кармана «Моторолу» размером не больше ногтя на его большом пальце, потряс и сунул обратно.

— Батарейки сели, — сказал он. — Мы с пацанами, которые в бане остались, всю ночь песни пели. Драгоценная, телефон!

— Возьми мой, — сказал я.

— Ага, — сказал он. — Как я разговариваю, у тебя никаких денег не хватит.

— Сию минуту, — сказала официантка, исчезая за занавеской и возвращаясь с «трубой» в руке. — Тигран Нахапетович просил передать, что для конфиденциального разговора вы можете воспользоваться его служебным кабинетом.

— Передай Тиграну Ахарпетовичу, что я в его клоповник в жизни не войду! — гаркнул Геныч, свободно шлепая официантку пониже спины. Его толстые, как сосиски, пальцы быстро и привычно нащелкивали номер на малюсеньких по сравнению с его лапой кнопочках. — Вовчик, приезжай за мной через часик в «Дрова». Как какие «Дрова»? Ты что, адрес кабака моего любимого забыл? Знаю, что он в Москве, мозги свои последние не пропил еще. Чего? Ты что, все еще в Питере? Начальство, значит, в Москве, а ты в Питере? Ну и что, что вечером я никуда не собирался? Мне надо было, а тебя под рукой не было, дрых, собака. Ладно, я сменщику твоему звякну, а ты чтоб завтра к утру был тут как штык, сечешь? Знаю, что сечешь. Разгильдяй. Совсем от рук отбились, — сказал он мне. — Не следят за перемещением начальства, а что они должны делать? Желания его, то есть мои, угадывать!

— Твои желания угадывать просто, — сказал я. — Выпить, пожрать…

— И потрахаться, — сказал Геныч. — Самвел? Самвел, это я. Я в Москве. А Вовчика нет. Я колымагу твою терпеть не могу, но заезжай за мной в «Дрова» прямо сейчас. Когда будешь? Лады.

— Никто не хочет работать? — спросил я.

— И не говори, — сказал Геныч. — Может, пойдешь ко мне все-таки?

— Извини.

— Ну нет так нет, и нечего орать, — сказал он. — Слушай, ты ищи смысл-то, ладно? Найдешь, мне позвони.

— Обязательно, — сказал я. — Тебе первому и позвоню.

— Ага, — сказал Геныч. — Слушай, тема такая. Никому веры нет. Беспредел потому что. Приходит ко мне как-то зять. Муж сестры, он ведь зять, верно? Говорит, Геныч, есть тема реальная, дай шестьдесят, через полгода верну девяносто. Я дал, мне не жалко. Проходит полгода, звоню, где бабки, спрашиваю. Он говорит, попал я, нету бабок. А сам только из Италии, с курорта вернулся, загорелый, как черт, тачку новую купил и дом за городом построил. Я думаю, ладно, подожду, а чего делать, родственник. Жду, жду, год жду, полтора жду, и начинают меня терзать смутные сомнения — а не дурак ли я? А что делать? Родственник. Бандитов не пошлешь, перед сестрой неудобно, тем более вдруг овдовеет, опять мне на шею сядет. Опять жду. Еще через год задолбало меня это все, послал я бригадку ребятишек, поспокойнее выбрал, чтоб сначала разговаривали, а уж потом с двух стволов шмаляли, и что ты думаешь: чем дело кончилось? Выбили сорок пять, тридцать мне отдали, пятнашку себе за хлопоты оставили. Вот оборот клевый, а? Вкладываешь шестьдесят, через три года получаешь тридцать, а нервов портишь немерено. Такие дела. И ты знаешь, главное что? Ну ладно бы, сука, действительно бы он попал, так нет же. Бабки в карман — и крестись оно все конем. Не думают люди о будущем. Сидит теперь в своем доме, комнаты на лето сдает. Приходил ко мне, возьми, говорит, Геныч, на работу. Я ему говорю, ты жулик, а мне жулики не нужны. Я сам жулик, мне меня в фирме одного хватает. Наглости набрался, а? Меня на бабки кинул, и ко мне на работу.

— Скажи еще спасибо, что он на твои бабки тебе же киллера не подослал.

— Мозгов не хватило, — сказал Геныч.

Или храбрости, подумал я. Связываться с Генычем было опасно. Он был милым и приятным парнем в общении, но в деловых кругах имел репутацию матерого волка. У него были обширные связи в криминальных, экономических и политических кругах, он даже был вхож в аппарат президента, а дверь в кабинет Лужкова открывал ногой.[27]

Геныч очень не любил разборки, но если уж допекало, то мог собрать такую команду, что даже солнцевские в самом своем расцвете откатывали с вежливыми извинениями.

— А это ты мне сейчас к чему рассказал, а?

— Да все к тому же. Вот какой у моего зятя смысл в жизни? Какая цель?

— Не грузи меня, — сказал я.

— Кто первый начал? Смысл жизни ему, видите ли, подавай. Поел — хорошо, выпил — спасибо, денег срубил — большое спасибо, потрахался — «объясните, за что мне такое счастье». Живи и радуйся.

— Угу.

За окном мелькнул огромный черный силуэт бронированного «Форда Экспедишн», который с трудом продирался сквозь стоящие на обочине автомобили.

— За мной приехали, — радостно сказал Геныч. — Не люблю я это убоище, а что делать? Персоналка в Питере осталась.

Геныч был в прямом смысле слова большим человеком и предпочитал машины себе по размеру. Бронированный «форд» был его запасной машиной, и он действительно его не слишком жаловал. Персоналкой Геныча был бронированный «хаммер». Американский монстр в четыре с половиной тонны весом развивал на трассе скорость двести километров в час и потреблял около сорока литров высокооктанового бензина, однако для человека, который снабжал топливом три московских аэропорта, это не могло составить проблемы.

• Предыдущая
• 39/124
• Следующая