Когда осыпается яблонев цвет - Райт Лариса - Страница 23
- Предыдущая
- 23/65
- Следующая
– Уж лучше вы к нам.
Теща была непоколебима, и у Егора не было ни малейших сомнений в том, в кого пошла характером его жена. Маша маму слушалась. Брала ребенка в охапку и отправлялась на побывку в Майами. Отсутствовали месяц или два. Уезжали несколько раз в год, а Егор скучал. От скуки заводил интрижки, был сам себе противен. Но Маша уезжала снова, и история повторялась. В этом году так часто не ездили: Минька ходил на занятия по подготовке к школе. Поэтому, наверное, Маша и почуяла Люську. Одно дело, когда все это происходит за тысячи километров от тебя, а другое – если под самым носом.
«Ох, может, плюнуть на гордость и самому попросить тещу приехать? Она как раз дама ухоженная, стильная. Они бы тогда на Машу одним фронтом навалились, глядишь, и сдвинулось бы дело с мертвой точки. И потом, теща бы наверняка дочери мозги промыла по-женски. Сказала бы: «Мужик видный, ухоженный, при деньгах. Уведут». Маша бы, понятное дело, попыталась отмахнуться, только от тещи, как от назойливой мухи, не отделаешься, пока не прихлопнешь. А для того чтобы прихлопнуть ее жужжание, необходимо исполнять все ее указания. Маша бы не отвертелась. Отправилась как миленькая и в салон, и в магазин. Из Майами-то она всегда приезжает ухоженной. Мать и на маникюр ее гоняет, и в парикмахерскую, и одежду подбирает со вкусом. Только проходит пара дней, и все возвращается на круги своя: мешковатые брюки, уродские ботинки, девчачий хвост. Жизнь под лозунгом: «Удобно, а на красоту наплевать».
Конечно, Егор мог бы попросить Машину маму приехать. Корона бы с головы не упала. Только вот просить бесполезно. Она ведь там не одна живет. Там муж, тоже, между прочим, успешный бизнесмен, которого надо облизывать и обхаживать, и детей, между прочим, двое. Старшая – Лия, сама уже замужем, ей двадцать пять, сейчас как раз должна родить. Теще будет и без Миньки кого понянчить. А Джефу всего пятнадцать. Опасный возраст. Нет, конечно, она не оставит сына-подростка ради того, чтобы вправить мозги великовозрастной дочери. Так что на эту бабушку рассчитывать не приходится. Она бы рада помочь, только сложно дотянуться с другого континента.
А мама Егора… Да что о ней говорить? Даже Минька понимает, что бабушка «как бы есть», но на самом деле ее «как бы и нет». Это ему Маша, наверное, объяснить пыталась, а он в силу возраста подобрал вот такое удобное определение. Вроде детское, а лучше не придумаешь. Теперь, бывало, спросит у Егора, куда тот собрался. Услышит, что к бабушке, и молчит или просто тянет равнодушно: «А-а-а». Раньше все просился, хныкал даже, не понимал, почему нельзя. Это естественно. В его сознании бабушка – это тетя, заваливающая подарками и вкусностями, ни в чем не отказывающая, задорно улыбающаяся, постоянно зовущая в гости и рассказывающая о том, «как же она соскучилась по своему ненаглядному Майки». И другого образа нет. Зато есть подозрение, вернее, теперь уже уверенность, что где-то он все-таки существует (а как же иначе, раз Егор ездит), но знакомиться с ним, видимо, не стоит. Точно не стоит. Егор многое отдал бы за то, чтобы это было не так, но жизни в этом конкретном случае от него ничего и не надо. У нее для каждого свой расклад.
Вот для Маши, например, разложилось так, что на каждодневное участие бабушек в воспитании внука рассчитывать не приходится. И слагаемые этих обстоятельств и ее недоверчивого отношения к няням в сумме привели к усталости, раздражению и затрапезной (Егор даже вздрогнул от этого промелькнувшего в голове слова) внешности. Конечно, плохо так думать о жене. Тем более о жене хорошей и о жене любимой. И претензий-то к Машутке раз-два и обчелся. Готовит вкусно, дом в чистоте, а Минька воспитывается практически профессионально: плавание, шахматы, борьба, английский. Но главное – манеры. Сын спокоен, вежлив и рассудителен, и это, тут сомневаться не приходится, исключительно Машина заслуга. Егор что? «Привет, сынок. Пока, сынок. Как дела? Нормально? Ну, молоток». А у Маши система, у Маши понимание.
Странно это. Понимание таких глубоких вещей у нее есть, а тех очевидных, что на поверхности, нет. Отмахивается от них, как от несусветной чепухи, и продолжает двигаться в установленном для себя порядке: джинсы, кроссовки, хвост на макушке, мейкап по большим и очень редким праздникам».
Егор бросил взгляд на жену, изучающую меню, и подумал, что поход сына в первый класс, к сожалению, большим праздником для нее, видимо, не являлся. Маша сидела на стуле как-то неуверенно, бочком, словно чувствовала себя в кафе неуютно. Она будто извинялась перед официантами и посетителями за то, что зашла сюда. Весь ее вид (сутулая спина, нервно переплетенные под столом ноги, рука, теребящая угол скатерти) словно говорил: «Не беспокойтесь. Я только чуть-чуть посижу и уйду». Егору стало стыдно. И за жену, и за себя. Ему казалось, что все смотрят на них и видят несоответствие пары. Мужики наверняка теряются в догадках: «И что он нашел в этой мыши?» А женщины, конечно, сочувствуют Маше: «Сам-то нарядился гоголем-моголем, а на жену денег пожалел. Жлоб!» «Может, они и правы. Нет, не в смысле денег, конечно, а в том, что он виноват. Надо было быть понастойчивее. Найти какие-то другие слова. Говорить не сто раз, а тысячу. Возможно, если не переставать стучать в закрытую дверь, то рано или поздно тебе все-таки откроют. Но, черт возьми, он же тоже человек. И нет ничего предосудительного в том, что интересный мужчина хочет видеть рядом с собой симпатичную женщину, а не чучело».
– О чем ты думаешь? – Маша больше не рассматривала меню. Она, казалось, успокоилась: расправила плечи, подняла голову, подвинулась к спинке стула и даже улыбнулась. – Я буду капучино и фисташковое моэлье. Так о чем ты думаешь?
И почему женщины всегда так не вовремя об этом спрашивают?
– А что такое моэлье? – Егор попробовал уйти от ответа.
Маша тихонько засмеялась, запрокинула голову, и Егор невольно залюбовался: на шее пульсировала синяя жилка, и ему почему-то очень захотелось дотронуться до нее, а еще лучше поцеловать. Маша оборвала смех и сказала:
– Понятия не имею, что это за фрукт. – Помолчала и снова расхохоталась, выдавила сквозь смех: – Или овощ.
– Или гриб, – добавил Егор, и теперь они уже смеялись оба, и не было Егору никакого дела, что и кто о них подумает.
Моэлье оказалось печеньем. Маша, конечно, сказала, что она печет намного вкуснее, и они могли бы никуда не ходить. Только что наладившееся настроение мгновенно испортилось, стало каким-то фисташковым (ну не нравились Егору эти орехи, и все).
– Так о чем ты все-таки думал?
«Господи, еще и это!»
– Когда?
– Да вот пока я меню читала.
– Да ни о чем таком…
– А не о таком?
– Я… я… О Миньке я думал, вот.
– О Миньке? – Ясное дело, в голосе жены звучали нотки недоверия. – И что же ты о нем, интересно, думал?
Ох, Егор, не умеешь врать – не берись. Хотя для рекламного агента умение высосать из пальца целую стратегию – профессиональный навык. Так что врать Егор как раз умеет. Это и делает:
– Большой он у нас, Машуль. Скоро совсем взрослым станет. Новые друзья, новые увлечения.
– Девочки…
Егор почему-то смутился:
– Я вообще-то не это имел в виду.
– Нет? А почему? Школа – лучшее место для первой любви. Юность, горячая кровь, романтика. И беспокоиться нам с тобой не о чем. В этом смысле хорошо иметь мальчика.
Егору почему-то стало неловко от намеков жены. Мишка все-таки был еще мал и очень далек от половых вопросов. «Учился бы хорошо, а любовь – дело десятое», – сам себя обманул Егор.
– Расскажи мне о своей, – неожиданно попросила Маша.
– О чем?
– Не притворяйся, дурачок! О своей любви.
– О тебе? – Егор зажег в глазах искру кокетства и положил под столом руку на колено жены. Но Маша фыркнула, дернула ногой так, что Егор больно ударился костяшками пальцев, и упрямо повторила:
– О первой.
– О какой первой? – Он упрямо продолжал ломаться.
Маша разозлилась:
– У тебя их много, что ли, было? Первая – она и есть первая. Знаешь, случаются у людей такие детские страсти: любовь до гроба, поцелуи до изнеможения, постоянное нервное напряжение и чувство полета.
- Предыдущая
- 23/65
- Следующая
