Стальной царь - Муркок Майкл Джон - Страница 28

• Предыдущая
• 28/34
• Следующая

– Я офицер добровольческого воздушного флота, – заявил я ему.

Металлическая маска поднялась и уставилась прямо на меня.

– Что вы там делали? Наемник?

Я не стал ничего объяснять ему.

Он тяжело откинулся на стуле, точно его придавила тяжесть собственной власти.

– Вы завербовались, чтобы сражаться против японцев, это верно?

– Более или менее, – ответил я.

– Стало быть, вам приятно будет услышать, что японцы почти разбиты.

– Я принял бы такое известие с радостью. Если бы эта война наконец закончилась, я был бы только рад. Если бы закончились все войны.

– Так вы пацифист! – Джугашвили расхохотался под шлемом. Это был страшный смех. – Для пацифиста, друг мой, вы слишком много пролили крови. Под Екатеринославом погибли две тысячи человек. Но мы взяли город и уничтожили воздушный флот, который вы натравили на нас. Что скажете?

– Если война с Японией почти закончена, – возразил я, – то вашему триумфу длиться недолго. Должны бы знать.

– Ничего подобного, – он сделал знак одному из своих людей, который подошел к боковой двери, открыл ее и кого-то позвал. Мгновением позже я увидел, как оттуда показался… Гарри Бирчингтон. Передо мной во всей красе вновь стоял Нервогрыз из лагеря Рисири.

– Здорово, Бастэйбл, старый товарищ! – вскричал он. – Я знал, что в России должна найтись пара-тройка истинных социалистов. Но я отыскал самых лучших.

– Вы работаете на этих людей?

– Разумеется. Я так счастлив, что смог предоставить в их распоряжение свои таланты.

Не прошло и секунды, как его обычный самодовольный тон стал действовать мне на нервы.

– Мистер Бирчингтон обслуживает наши воздушные корабли, – пояснил Стальной Царь. – И оказывает нам большую помощь в других областях.

– Как мило с вашей стороны говорить об этом, сэр, – Бирчингтон улыбнулся своей пакостной улыбкой, гордой и смущенной.

– Доброе утро, мистер Бастэйбл, – я тотчас узнал теплый иронический голос. Обернувшись к двери, я увидел миссис Уну Перссон. Поверх шинели у нее были скрещенные патронные ленты, на бедре «смит-вессон», меховая шапка на голове. Нежный овал лица и светло-серые глаза – она была прекрасна, как всегда.

Я поклонился.

– Миссис Перссон.

Я не видел ее с того времени, как мы встречались в мире Черного Аттилы. В ее глазах появилось то особое выражение узнавания, какое бывает у всех путешествующих между мирами в мгновение встречи.

– Предполагаю, вы присоединитесь к нашей армии, – многозначительно сказала она.

Я полностью доверился ей и тотчас принял ее намек. К величайшему удивлению Пильняка, я кивнул.

– Это было моим намерением все это время, – заявил я.

Джугашвили ничуть не удивился.

– Многие за границей настроены к нам положительно. Люди, которые знают, как ужасно страдали мы под властью Керенского. А что ваш спутник?

Пильняк выпрямился.

– Пусть меня доставят туда же, где томятся мои товарищи по плену, – сказал он.

Стальной Царь пожал плечами. Металл его маски блеснул и отразился в его глазах.

– Превосходно, – он дал знак своим людям. – Сделайте с ним то же, что…

Внезапно вмешался Махно:

– «Сделайте»? Что вы хотите сказать этим, товарищ?

Джугашвили отмахнулся:

– Нам нужно теперь прокормить очень много ртов, товарищ. Если мы оставим этих людей в живых…

– Они пленные, захваченные в честном бою. Отправьте их в Харьков. Я не хотел ничего, кроме их корабля. Пусть уходят!

Пильняк переводил взгляд с одного на другого. Он никогда не думал, что станет яблоком раздора в моральных разногласиях двух бандитов.

– За все решения отвечаю я, – сказал Джугашвили. – И я решил, что…

– Я взял их в плен, – Махно был охвачен ледяной яростью. Он понизил голос, но чем тише он говорил, тем больше властности излучал. – И я никогда не дам согласия убить их!

– Это не убийство. Мы лишь выметаем сор истории.

– Вы намерены убить честных людей.

– Они посягнули на социализм.

– Наша жизнь должна быть примером для остальных! – заявил Махно. – Вот единственно возможный путь.

– Вы идиот! – Джугашвили поднялся и ударил по письменному столу здоровой рукой. – Почему мы должны кормить их? Почему мы должны отсылать их назад? Чтобы они продолжали сражаться против нас?

– Некоторые из них будут сражаться против… Но другие поймут суть нашего дела и расскажут об этом своим товарищам, – Махно скрестил на груди руки. – И так всегда. Проявляя жестокость, мы лишь даем повод для дальнейшей жестокости. Ради бога, Джугашвили, это же все довольно простые аргументы. Чего вы хотите? Потоков крови? Как вы можете, в таком случае, утверждать, что представляете собой свет и свободу? Вы уже несете ответственность за массовое избиение евреев, за разрушение деревень, за мучения неповинных крестьян. Я согласился предоставить вам мои корабли, поскольку вы заверяли, что подобные инциденты были несчастными случаями и что подобного не повторится. Но вы не прекращали резни. И вот теперь вы хотите мне доказать, что убийства должны продолжаться. Вы лжец, вы тиран и святоша!

Когда Махно замолчал, голос из-под шлема зазвучал громче.

– Я велю расстрелять вас, Махно. Ваши анархистские бредни суть голые измышления высоколобых болванов. Люди жестоки, жадны и беспринципны. Для святости их нужно дорастить. И их нужно наказывать, когда они совершают ошибки, – он тяжело закашлялся. – Ничего другого русские не понимают. Только кнут и пряник. И казаки ничего другого не поймут.

– Вы не можете говорить за всех казаков, – сказал Махно с легкой усмешкой. – Я больше вам не помощник. Я передам весь наш разговор людям, которых я представляю, и спрошу их, не уйдут ли они со мной.

Он повернулся, чтобы идти.

Внезапно Стальной Царь принял примирительный тон:

– Нелепо, Махно! Мы с вами сражаемся за одно дело. Отправляйте своих пленных в Харьков, куда угодно, если хотите. А вы что думаете, миссис Перссон?

– Я думаю, это показало бы правительству, что казакам не чуждо милосердие, что они вовсе не негодяи и не сброд и что они справедливы. Это было бы доброе дело.

Казалось, она имела на него значительное влияние, потому что он кивнул в знак согласия.

Махно казался не вполне довольным, но он явно думал о безопасности Пильняка и остальных. Он глубоко вздохнул и наклонил голову.

– Я беру на себя ответственность за военнопленных, – сказал он.

Уходя вместе с Махно, Пильняк крикнул через плечо:

– Желаю вам счастья с вашим новым господином, Бастэйбл!

Я знал одно: если я и верен кому-либо, то только миссис Перссон. Я доверял ей.

Когда Махно исчез, Джугашвили начал смеяться.

– Что за нелепый детский театр! Что за спор о жизни нескольких москалей!

Миссис Перссон и я обменялись взглядами. Тем временем Гарри Бирчингтон в точности копировал смех Стального Царя. Ни тот ни другой не имели никакого чувства юмора.

– Верно, что японцы почти разбиты? – спросил я миссис Перссон.

– Разумеется, – ответила она. – Уничтожение их – вопрос нескольких дней. Они уже начали переговоры о перемирии.

– Тогда все эти люди обречены, – сказал я. – Казаки никак не смогут оказать сопротивление всему российскому флоту.

Бирчингтон меня услышал.

– В этом вы заблуждаетесь, старина, – заметил он. – В этом вы очень сильно заблуждаетесь.

Если я не ошибаюсь, миссис Перссон вздохнула.

Когда позднее предводители казаков возвратились к своим людям, Стальной Царь предложил нам всем подняться на верхний этаж и приступить к ужину. У меня еще не было возможности поговорить с миссис Перссон наедине, поскольку все это время меня осаждал Бирчингтон, желая обрисовать мне картину своего спасения при нападении на Рисири. Его пригласили (как он это сформулировал) в Харьков, поскольку он совершил ошибку, признавшись в том, что он – инженер, а русским были нужны инженеры на харьковской железной дороге. Вскоре после этого мой Нервогрыз уже находился в поезде, на который напали бунтовщики. Повстанцы притащили его к Джугашвили, и революционер заключил его в свои объятия.

• Предыдущая
• 28/34
• Следующая