Стальной царь - Муркок Майкл Джон - Страница 22

• Предыдущая
• 22/34
• Следующая

– Ну, мистер Бастэйбл, теперь поглядите на казаков, а? Кусочек реальности, обычно недоступной европейцам, – он заговорил тише и с сочувствием. – Вам это мешает? То, что теперь Стальной Царь вместо микадо?

– Вовсе нет, – сказал я. – «В конце концов, – сердито подумал я, – меня с самого начала обучали для того, чтобы я сражался с русскими». Но мне так никогда и не удалось научиться находить утешение в цинизме, и даже теперь он поддержал меня всего лишь на секунду. – Наконец-то мы выясним, человек он или автомат.

Пильняк стал серьезным.

– Он человек. И он ужасен. Вся эта история с преувеличениями звучит довольно старомодно. В конце концов, все, кому не лень, называют себя социалистами и националистами. Они хотят переставить часы истории на эпоху Ивана Грозного. Они последовательно уничтожают Россию и все достижения революции. В одном или двух захваченных ими городах уже прошли погромы, и один бог знает, что творится в сельской местности. Их нужно остановить, и как можно быстрее. Но они постоянно находят поддержку среди населения. Война выплеснула на поверхность всю эту пену. Наши газеты трубили во все трубы о славянофильстве и национализме, чтобы пробудить наши патриотические чувства и направить их против японцев – и вот дотрубились.

– Вы говорите так, будто восстание было неизбежно.

– Именно так я расцениваю события. Много лет назад Керенский обещал нам земной рай. И вот теперь мы убедились, что нам не только рая не видать, но еще и приходится воевать с адом. Я имею в виду вторжение японцев. Эта война оставит много шрамов, мистер Бастэйбл. Когда она останется позади, наша страна уже не будет такой, как прежде.

– Следовательно, Стальной Царь представляет настоящую угрозу?

– То, что он олицетворяет, мистер Бастэйбл, – это настоящая угроза.

Вскоре внизу уже показался Екатеринослав, и было ясно, что в городе идут бои. Повсюду мы видели дым и пламя. В предместьях суетились маленькие группы людей. До нас доносились гром пушек и приглушенный треск ружейных выстрелов.

Екатеринослав был городом, выстроенном в старорусском стиле с множеством деревянных строений. Высокие дома с обильной резьбой, знакомые луковичные главы церквей, шпили, а в центре – множество зданий из обожженного кирпича и лавок.

На Днепре горели и тонули корабли. Над городом планировал, вспенивая крыльями воду, один корабль; одним-двумя выстрелами он нагнал настоящий ужас. Очевидно, здесь размещались военные корабли повстанцев.

Пильняк знал Екатеринослав довольно хорошо. Он стоял рядом со мной и называл улицы и площади. В отдалении от города, между разрушенными крестьянскими домами и растоптанными полями, мы увидели главный лагерь казаков; беспорядочно поставленные палатки всех видов и размеров и временные хижины, многие из железнодорожных вагонов, поскольку главная железнодорожная ветка на Екатеринослав была захвачена.

– Вот они, – взволнованно сказал Пильняк. – Орды вольных казаков. Впечатляет, это вы должны признать уже сейчас, – он поднес бинокль к глазам. – Большая часть их артиллерии находится вниз по течению Днепра у места дислокации их «броненосцев». При последней атаке они применяли кавалерию. Там, внизу, должно быть около десяти тысяч лошадей.

– Что их кавалерия против воздушных кораблей? – возразил я. – По мне так, они – довольно недисциплинированный сброд.

– Подождите, пока не увидите их в бою. Тогда вы узнаете, что такое кавалерийская атака.

На самом деле мне было изумительно приятно услышать, как кто-то ведет подобные речи. В последний раз я слышал разговоры о кавалерийских атаках в хаосе моего прежнего времени, в 1902 году.

– Вы говорите так, точно держите их сторону, – сказал я.

Он замолчал, опустил бинокль и заметил очень серьезно:

– Все свободное, что только есть в русской душе, представлено казаками. Вся наша тоска по воле отражается в их образе жизни. Они жестоки, часто безграмотны и по петербургским масштабам необразованны, но они… они – казаки. Центральному правительству никогда не удавалось ввести здесь воинскую повинность. Они вызываются добровольцами, когда наступает их время. Но они хотят показать, что принимают свои решения самостоятельно и вовсе не обязаны подчиняться Петербургу.

– Этот мятеж, следовательно, вызвала воинская повинность? – об этом я ничего не слышал в Одессе.

– Одна из причин. Их множество. Казаки традиционно пользуются определенной автономией. Пытаясь подчинить их себе, цари лишь вызывали их ярость. Они образуют большие сообщества, называют их ордами. Они избирают себе предводителей и крайне чувствительны в подобных вопросах, мистер Бастэйбл.

– Несомненно, – сказал я. – У вас, следовательно, такое чувство, будто при подавлении этого восстания вы в известной степени уничтожаете ваше собственное представление о свободе и романтике?

– Вот именно, – ответил Пильняк. Он пожал плечами. – Но мы должны выполнять приказ, как вы считаете?

Я вздохнул. В этом моральном конфликте я ему не завидовал.

Между тем казаки выследили корабль. С земли они открыли артиллерийский огонь и дали несколько ружейных выстрелов, но, по счастью, зенитных пушек у них было мало или вообще не было. Бедолаги превратились в настоящую мишень для наших бомб.

Корабль медленно развернулся в сторону аэропарка, расположенного на юге города. Здесь мы должны были встретиться с другими кораблями добровольческого флота.

Пильняк продолжал смотреть в бинокль.

– Похоже, их до сих пор еще нет, – сказал он. – Казаки знают, что теперь у них осталось очень мало времени.

– Они попытаются взять город кавалерийской атакой?

– Если им это удастся, то это будет уже не в первый раз. Кроме того, у них еще изрядно огневых точек для прикрытия и несколько «броненосцев».

– Кто защищает Екатеринослав?

– Насколько мне известно, несколько дней назад мы послали туда пехоту, подкрепив ее, как вы сами видели, артиллерией. Правительство отправило туда солдат только для того, чтобы они продержались до нашего прибытия. Если я не заблуждаюсь.

Теперь уже показался и сам аэропарк. У мачты лежали почти полдюжины крупных кораблей.

– Это транспорты, – пояснил Пильняк и указал на самый большой корабль. – Судя по тому, как они висят, я бы предположил, что большинство парней все еще находятся на борту.

Он не успел договорить, как за нашими спинами появился капитан. Он поздравил нас.

– Господа, по беспроволочному телеграфу только что получен приказ.

Мы обступили его. Едва сдерживая волнение, он вытер лоб большим коричневым платком.

– Мы и еще три корабля, ведущий «Афанасий Турчанинов», должны сбросить бомбы на лагерь мятежников до того, как они смогут вывести лошадей, – ему стало откровенно дурно от собственного разъяснения. Что бы ни творили казаки, как бы ни были они жестоки, какими бы безумными ни казались их заблуждения, подобной смерти они не заслужили.

Этот приказ на всей рулевой палубе встретило гробовое молчание.

Капитан откашлялся:

– Господа, мы находимся в состоянии войны. Мятежники – такие же враги России, как японцы. Можно даже сказать, они еще хуже, потому что они предатели, которые в час горькой нужды обратили оружие против любезного Отечества.

Он говорил без всякого убеждения. Если бы речь шла о японцах, тогда многое было бы нам безразлично; но то, что мы намеревались сделать с казаками, в любом случае было отвратительно, нечестно. Судьба снова заманила меня в ловушку морального выбора, где я не имел ни малейшей свободы.

Один из моих коллег-офицеров мрачно выглянул в иллюминатор и пробурчал что-то невнятное. Пильняк отдал честь капитану Леонову.

– Мы должны сбросить бомбы прямо на казаков, ваше высокоблагородие?

– Таков приказ.

– Мы не могли бы просто подвергнуть бомбардировке местность вокруг лагеря? – спросил другой молодой офицер. – Чтобы припугнуть их.

• Предыдущая
• 22/34
• Следующая