Выбери любимый жанр

Все божьи дети могут танцевать - Мураками Харуки - Страница 8


Изменить размер шрифта:

8

Матери Ёсии было сорок три, но выглядела она на тридцать с небольшим. Лицо правильное, очень опрятная. Пуританское питание и гимнастические нагрузки по утрам и вечерам помогали ей сохранять прекрасную фигуру, хорошую кожу. К тому же их с сыном разделяли какие-то восемнадцать лет, из-за чего ее часто принимали за старшую сестру.

Вдобавок ко всему, она с трудом ошущала себя матерью. Может, просто была эксцентричной особой. И даже когда Ёсия перешел в среднюю школу и у него начало пробуждаться сексуальное влечение, она продолжала ходить по дому в неглиже, а то и совсем голой. Одно только — спальни у них были раздельные, но когда матери по ночам становилось одиноко, она приходила в его комнату, не утруждая себя даже что-нибудь накинуть, забиралась к нему в постель и засыпала, обвив его тело руками, словно кошку или собаку.

Он понимал, что в мыслях матери не было каких-либо намерений, но легче от этого не становилось. А до нее, видимо, не доходило, что сын при этом возбуждается и вынужден спать в неудобной, неестественной позе.

Ёсия боялся скатиться до фатальных отношений с матерью и не прекращал искать себе такую подругу, которая безропотно улеглась бы с ним в постель. Поскольку такая никогда не находилась, он время от времени мастурбировал. Уже в старших классах на заработанные по вечерам деньги посещал неприличные заведения. Сам Ёсия расценивал свои действия даже не как способ сбросить излишнее сексуальное напряжение, а наоборот — как нечто возникшее из страха.

Ему следовало покинуть дом и начать жить самостоятельно. Ёсия долго думал об этом: и поступив в институт, и устроившись на работу. Но даже сейчас, в двадцать пять, так и не решился. Одна из причин — он не знал, что может натворить мать, останься она в одиночестве. Он и так много лет тратил массу сил и энергии на то, чтобы не дать осуществиться ее саморазрушительным (хоть и благонамеренным) планам.

Заяви он внезапно матери, что уходит из дому, с нею случится истерика. Ведь она до сих пор ни разу не задумывалась о том, что Ёсия будет жить отдельно. В тринадцать лет он заявил, что перестал верить в Бога. Ёсия прекрасно помнил, как сильно горевала мать, как все вокруг нее начало рушиться. Полмесяца она почти ничего не ела и не разговаривала, не мылась и не расчесывалась, даже не меняла нижнее белье. Не следила за собой при месячных. Он впервые в жизни видел мать такой грязной и вонючей. И ему становилось больно лишь от одной мысли, что когда-нибудь такое может повториться.

Отца у Ёсии нет. С самого рождения у него есть только мать.

С детства он только и слышал от нее:

— Твой отец — Всевышний. — (Так они называли своего Бога.) — А место Всевышнего — на Небесах. С нами Он жить не может. Но Всевышний — то есть, твой Отец — всегда следит за тобой и оберегает.

То же говорил ему и опекун по фамилии Табата, который с младенчества наставлял его на путь истинный.

— Положим, нет у тебя в этом мире отца. Найдутся злые языки, которые будут тебя за это попрекать. Но, к сожалению, в этом мире у многих людей глаза затуманены, и они не видят истинного положения вещей. Но твой всевышний Отец — сам мир. И ты живешь, целиком окруженный его любовью. Гордись этим и живи, как подобает.

— Но Бог — он ведь один на всех? — спрашивал едва поступивший в школу Ёсия. — А отцы у всех разные, так?

— Знаешь, Ёсия, твой Отец рано или поздно перед тобой предстанет. Неожиданно, в совершенно непредсказуемом месте, но ты с ним встретишься. Однако если ты будешь сомневаться или хуже того — бросишь веру, — он обидится и тогда пиши пропало. Понял?

— Понял.

— Не забудешь мои слова?

— Не забуду, Табата-сан.

Хотя если честно, Ёсия серьезно его слова не воспринял. Почему? Он не ощушал себя каким-то особенным «дитём Божьим». С какой стороны ни посмотри — обычный мальчишка. Даже наоборот, хуже обычного: ничего примечательного, сплошные оплошности. К тринадцати годам его успеваемость была не на высоте, в спорте — никаких надежд. Бегал медленно, еле держался на ногах, к тому же зрение подкачало и руки не из того места росли. Оказываясь на бейсбольном поле, не мог поймать мяч. Товарищи по команде ворчали, наблюдавшие за игрой девчонки — хихикали.

Перед сном он молился своему отцу — Богу. «Я крепко пронесу в своем сердце веру до конца дней своих, а Ты сделай так, чтобы я мог ловить мячи. Только и всего. Больше мне (сейчас, по крайней мере) ничего не нужно. Если мой отец и вправду Бог, Он должен услышать такую мелочь». Однако надежды не сбывались. И мяч продолжал выпадать из его бейсбольной перчатки.

— Ёсия, это вызов Всевышнему, — категорически говорил Табата. — То, что ты молишься, — совсем не плохо, но молиться нужно за нечто большее. Молиться за что-то конкретное, имеющее предел, — никуда не годится.

Когда Ёсии исполнилось семнадцать, мать поведала секрет его рождения — или что-то вроде этого.

— Тебе уже пора об этом знать, — начала она. — В молодости я жила в полном мраке. В душе царил хаос, как в первобытном море. Мрачные тучи скрывали истинный свет. К тому времени я имела опыт сношений с мужчинами без любви. Ты же знаешь смысл слова «сношение»?

— Знаю, — ответил Ёсия.

Когда речь шла о сексе, мать порой употребляла устаревшие слова. А он к тому времени уже «имел опыт сношения без любви» с несколькими девицами.

Мать продолжала:

— Первый раз я забеременела во втором классе старшей школы[7]. Тогда я не придала этому большого значения. Пошла в больницу, которую посоветовал один мой знакомый, и сделала аборт. Гинеколог был молодым и любезным человеком, после операции прочитал мне лекцию о предохранении. Говорил, что аборт вреден как для тела, так и для души, к тому же не исключается заражение венерическими заболеваниями. И выдал мне пачку новеньких презервативов, сказав, чтобы я ими непременно пользовалась. Я ему объясняла, что всегда ими пользуюсь, на что он ответил: значит, кто-то неправильно их надевал. Никто, как ни странно, толком ими пользоваться не умеет. Но я же не дура. Всегда была начеку, всегда предохранялась. Едва разденусь — и сразу мужчине презерватив надеваю сама. Им доверять нельзя. Ты же знаешь про презервативы?

— Знаю, — ответил Ёсия.

— Через два месяца я опять забеременела, хотя была осторожна вдвойне. Но при этом все повторилось. Даже не верится. Делать было нечего, и я пошла к тому же врачу. Тот посмотрел на меня и сказал: ведь только что предупредил. О чем только вы думаете? А я в слезах объясняла ему, как старалась предохраняться во время сношений. Но он не поверил мне и лишь обругал: дескать, пользовалась бы презервативами, такого бы не произошло. — Мать посмотрела на сына и продолжала: — Это долгая история. В конечном итоге, где-то через полгода я, к своему удивлению, начала сношаться с этим врачом. Было ему тогда лет тридцать, молодой, неженатый. Беседовать с ним было скучно, но человек порядочный и честный. Одна особенность — у него не было правой мочки уха, в детстве собака откусила. Шагал он себе, а тут выскакивает невиданная черная собака огромных размеров. Вот и откусила ему ухо. «Хорошо, что одну мочку, — говорил он сам. — И без мочки можно жить. Вот без носа было бы хуже». И я не могла с ним не согласиться.

— Я встречалась с ним и постепенно смогла вернуть саму себя. С ним я не думала ни о чем постороннем. Мне нравилась его половинка уха. Работал он очень много, а в постели рассказывал мне о способах предохранения. Когда и как надевать презерватив, когда и как снимать. Ну просто идеальная защита от беременности, однако несмотря на это я опять забеременела.

Мать пошла к любовнику-врачу и все рассказала. Тот сделал необходимые анализы и подтвердил беременность. Но признавать себя отцом ребенка отказался, сказал, что как специалист предпринимал стопроцентные мерь, по предотвращению беременности. И обвинил мать в том, что она сношалась с другими мужчинами.

8
Перейти на страницу:
Мир литературы