Вампир в такси - Мураками Харуки - Страница 8

• Предыдущая
• 8/23
• Следующая

– Неужели? Это же так давно!

– Давно, – соглашаюсь я.

Она залпом осушает полбанки, через дырку заглядывает внутрь.

– Может быть. В шестьдесят третьем. Хм-м... в шестьдесят третьем... Может, и правда встречались.

– А ты не меняешься.

– Понятное дело. Я же метафизическая девушка.

– Ты меня даже не заметила тогда. Только на море смотрела. Оторваться не могла.

– Вполне возможно, – смеется она. – А пива еще можно?

– Конечно. – Я открываю ей банку. – И ты с тех самых пор идешь по пляжу?

– Да.

– А подошвам не горячо?

– Ничего. Они у меня очень метафизические. Хочешь посмотреть?

– Хочу.

Девушка вытягивает стройную ногу и показывает подошву. Замечательная метафизическая подошва. Я легонько прикасаюсь к ней. Не горячая и не холодная. Трогаю и слышу слабый плеск волны. Даже волны шумят здесь по-метафизически.

Мы пьем пиво и молчим. Солнце застыло на небе. Время словно затянуло в Зазеркалье – оно остановилось.

– Когда я думаю о тебе, вспоминаю коридор в нашей школе, – говорю я. – Интересно, к чему бы это?

– Суть человеческой натуры – в сложности и многообразии, – рассуждает она. – Наука о человеке изучает не объект, а субъект, заключенный в человеческом теле.

– Хм-м.

– Как бы то ни было, ты должен жить. Живи, живи и живи! И все. А я – просто девушка с метафизическими подошвами.

С этими словами девушка из Ипанемы 1963/1982 отряхивает приставший к бедру песок и встает.

– Спасибо за пиво.

– Не стоит.

Иногда я встречаю ее в вагоне метро. Увидев меня, она посылает мне улыбку, точно хочет сказать: «Спасибо, что пивом тогда угостил». С тех пор как я встретил ее на пляже, мы не сказали друг другу ни слова, но мне кажется – наши сердца как-то связаны. Где эта точка пересечения – мне не ведомо. Быть может, в каком-нибудь далеком незнакомом мире. И в этом узле сплетаются школьный коридор, салат из овощей, девчонка с вегетарианскими принципами в духе «Земляничной декларации». От таких мыслей мало-помалу начинаешь относиться к вещам с теплотой. А ведь где-то наверняка есть узелок, связьшающии меня с самим собой. Когда-нибудь в далеком загадочном мире я обязательно встречу самого себя. Хорошо бы там было тепло. А если еще несколько банок холодного пива, то больше и желать нечего. Там я стану самим собой, а тот, кого я считаю самим собой, воплотится в меня. И граница между нами сотрется. Должно же где-то быть такое удивительное место...

А девушка из Ипанемы 1963/1982 и сейчас идет по знойному пляжу. И будет идти так до конца – пока не сотрется последняя бороздка на последней пластинке.

Дорогой друг!

С каждым днем на улице все теплее, солнечные лучи разносят едва уловимые запахи весны. Как поживаете? Как дела?

С удовольствием прочитал Ваше последнее письмо, которое получил на днях. Особенно понравилось, как Вы пишете о котлетах и мускатном орехе. Здорово у Вас получилось! Что называется – жизненно. Читаешь – и сам напитываешься теплыми запахами кухни, слышишь бойкий стук ножа, расправляющегося с луковицей.

Пока я читал письмо, мне ужасно захотелось съесть котлету. И я немедленно отправился в ресторан. Оказалось, что у них в меню целых восемь котлет – по-техасски, по-калифорнийски, по-гавайски, по-японски... Техасская котлета – простая, без ничего. Только очень большая. Гавайская – украшена дольками ананаса. Калифорнийская... Забыл. А японская – с тертой редькой. Ресторан – модный, официантки – симпатичные и все в мини-юбках.

Но я пошел в ресторан не за тем, чтобы изучать интерьер или заглядывать под юбки официанткам. Пошел съесть самую обыкновенную котлету, без всяких выкрутасов.

И так прямо официантке и сказал.

А она в ответ: «Извините, в нашем ресторане таких котлет – без всего – не подают».

Официантка, само собой, не виновата. Не она составляет меню, не она решает, какую на работе юбку надевать. Вряд ли девушка по своей воле станет сверкать перед клиентом трусиками, нагибаясь за оброненной вилкой. Поэтому я улыбнулся и заказал котлету по-гавайски.

– Ананас можете не есть, – посоветовала официантка.

Странно все-таки мир устроен. Человек хочет самую обыкновенную котлету, а получает котлету по-гавайски и без ананаса.

Кстати, Вы приготовили обычную, нормальную котлету, верно? Я читал письмо и думал: «Эх, как бы попробовать».

А о билетных автоматах на вокзале получилось немного поверхностно, Вам не кажется? Подмечено метко, а «картинки», когда читаешь, не видно. Но Вы, пожалуйста, не принимайте мою критику всерьез. В конце концов, не на века же мы пишем.

В целом я ставлю за это письмо «четверку». Пишете Вы с каждым разом все лучше. Главное – не горячиться. Жду следующего письма. Хорошо бы поскорее весна.

12 марта

P.S. Большое спасибо за печенье. Очень вкусное. Но правила нашей фирмы запрещают любые личные контакты, кроме писем. Не утруждайте больше себя, прошу Вас.

Еще раз благодарю.

P.S. Желаю, чтобы «психологические проблемы» между Вами и Вашим супругом, о которых Вы писали в позапрошлый раз, благополучно разрешились.

Вот чем я подрабатывал почти целый год. Мне тогда было двадцать два.

Подписал договор с одной фирмешкой в Идабаси со странным названием «Общество друзей по переписке» – обязался строчить по тридцать с лишним таких писем в месяц. По две тысячи иен за штуку.

«Вы тоже сможете писать письма, способные тронуть сердце людское», – такой девиз был у этой фирмы. Чтобы стать членом «Общества», требовалось внести вступительный взнос. Потом платить взносы каждый месяц и отправлять в адрес «Общества» по четыре письма. «Мастера», вроде меня, их редактировали и сочиняли ответы – вроде того, что я написал про котлеты, – со своими впечатлениями и наставлениями.

Женщинам полагался «мастер»-мужчина, а мужчинам в наставники определяли женщин. За мной были закреплены двадцать четыре члена «Общества» в возрасте от четырнадцати до пятидесяти трех лет. Ядро группы составляли женщины от двадцати пяти до тридцати пяти. То есть почти все мои подопечные были старше меня. Поэтому первый месяц я чувствовал себя не в своей тарелке. Ведь большая часть женщин, с которыми мне довелось переписываться, писали гораздо лучше меня и вообще имели куда больше опыта в «письмописании». А мне до этого почти не приходилось никому писать. Так что весь первый месяц я просидел за письмами, обливаясь холодным потом.

Но месяц прошел, и никто не предъявил претензий к моим эпистолярным способностям. Больше того – на фирме мне сказали, что я зарекомендовал себя с самой хорошей стороны. А через три месяца сложилось мнение, что мои «клиентки» даже стали лучше писать, благодаря моим «ценным указаниям».

Удивительное дело! Похоже, они в самом деле доверяли мне и считали, что я могу их чему-то научить.

Тогда я этого не понимал, но сейчас мне кажется: дело было в том, что все эти женщины страдали от одиночества. Им просто хотелось с кем-нибудь поделиться, что-то написать. Хотелось довериться кому-то и почувствовать, что тебе тож.е доверяют.

В этом эпистолярном гареме я, как неповоротливый тюлень, просидел со своей двадцать первой зимы по двадцать вторую весну.

Письма мне писали разные – скучные, забавные, грустные... Кажется, за этот год я стал старше на два или три года.

Когда по некоторым причинам я решил бросить эту работу, мои подопечные, все как одна, расстроились. Да и мне... хотя, по правде сказать, занятие это уже немножко надоело... в каком-то смысле было жалко с ними расставаться. Казалось, люди больше никогда не будут со мной так откровенны.

А что касается котлеты – той, о которой писала мне в письме та женщина, – то мне удалось ее попробовать.

Тридцать два года. Детей нет. Муж работает в известной торговой компании, стоящей в списке себе подобных примерно на пятом месте... Я написал ей, что, к сожалению, увольняюсь, осталось доработать до конца месяца, – и она пригласила меня на обед. Написала, что приготовит самую обыкновенную котлету. Наплевав на правила «Общества друзей по переписке», я решил поехать. Не сумел перебороть юношеского любопытства. Все-таки мне всего двадцать два было.

• Предыдущая
• 8/23
• Следующая