Медленной шлюпкой в Китай - Мураками Харуки - Страница 7

• Предыдущая
• 7/28
• Следующая

Посчитав меня родственником этой учительницы, он предложил мне холодного ячменного чаю.

— Если подумать, бедная женщина. Не успела выйти замуж, как мужа забрали в солдаты. Посадили на судно, а судно по пути того — хлоп из пушки, и все. Кажется в сорок третьем. Она продолжала преподавать, а на следующий год бросилась в огонь при налете. С левой щеки и до самой руки... — Он провел пальцем длинную линию от левой щеки, допил чай и вытер полотенцем пот. — Говорят, была красивая. А тут такая жалость... Даже характер изменился. Была б жива, под шестьдесят уже было бы. А так... уже в пятидесятом...

Вот так приобретает очертания карта квартала, а также таблица мест на свадебный банкет. Постепенно расширяется круг бедных тетушек, и прежде всего — на моей спине.

Но, вместе с тем, из моего окружения один за другим, как зубцы расчески, стали пропадать друзья.

— Сам-то он парень ничего. Вот только не хотелось бы каждый раз видеть лицо матери. — Или же старой собаки, умершей от рака пищевода, или учительницы с ожогами.

Я почему-то стал ощущать себя креслом дантиста. Никто меня не грузит, никто не презирает. Но все меня при этом избегают. А встретившись где-нибудь случайно, тут же пропадают по вполне уважительной причине. Одна девчонка даже призналась честно: с тобой я чувствую себя неловко.

— Но я ведь не виноват.

— Понимаю. — И она неприятно засмеялась. — Была бы утебя за спиной стойка для зонтиков, еще куда ни шло...

Стойка для зонтиков.

Ну и ладно. Шибко общительным меня не назовешь. Чем жить со стойкой для зонтиков, лучше уж так, как сейчас.

Вместо этого обо мне начали писать в некоторых журналах. Репортеры заявлялись чуть ли не каждый день, фотографировали, а если тетушка на снимке выходила неудачно, еще и сердились. И, завалив неуместными вопросами, убирались восвояси. Я эти журналы даже не открывал. Прочел бы какую-нибудь статью о себе — наверняка бы повесился.

Один раз даже попал на утреннюю телепрограмму. Меня разбудили в шесть, отвезли на машине в студию, напоили подозрительным кофе. Ведущий — полупрозрачный комментатор средних лет. Поди чистит зубы по шесть раз на дню.

— Итак... наш сегодняшний гость — господин N. Аплодисменты.

— Доброе утро.

— Доброе утро.

— Господин N по некой случайности стал носить на спине бедную тетку. Не могли бы вы рассказать, как это все и как оно вам...

— В принципе, ничего ужасного. Она не тяжелая, еды и питья не просит.

— И плечи у вас...

— ...не болят.

— Как давно она к вам прицепилась?

Я вкратце рассказал историю о площади с единорогами, но ведущий смысла так и не уловил.

— Одним словом, — сказал он, откашлявшись, — эта тетка хоронилась в пруду, у которого вы присели, а затем забралась вам на спину?

Я покачал головой. Хотя тут явно требовался какой-нибудь анекдот или, на худой конец, второсортная страшилка.

— Бедная тетушка — не призрак. Она нигде не прячется. Ни к кому не цепляется. Она, если так можно сказать, — просто слово, — раздраженно пояснил я. — Просто слово.

Все слушали молча.

— В общем, слова — это нечто вроде электрических полюсов, соединенных сознанием. И если через них долго пропускать одинаковый импульс, в них непременно возникнет какая-нибудь реакция. Естественно, вариант этой реакции у каждого свой. У меня это — чувство независимого существа. Такое ощущение, будто во рту набухает язык. И к спине у меня, в конечном итоге, прицепилось словосочетание «бедная тетушка». В нем нет ни смысла, ни формы. Можно сказать, нечто вроде общего символа.

Ведущий не знал, что сказать.

— Вот вы говорите — без смысла и формы. Однако мы сейчас отчетливо видим у вас за спиной некую форму, которая несет для каждого из нас свой смысл.

Я пожал плечами:

— Ну... это и есть символ.

— Выходит, — чтобы хоть как-то разрядить обстановку, начала вопрос молодая ассистентка, — при желании вы можете свободно вычеркнуть собственной волей из сознания этот имидж или существо?

— Это невозможно. То, что уже возникло, продолжает существовать вне моей воли. Это как воспоминания. Знаете же, какие они бывают — нипочем не забудешь, особенно если хочешь забыть.

Ассистентка, не согласная с моим ответом, гнула свое:

— Например, мне тоже под силу процесс общей символизации сказанных вами слов?

— Думаю, да.

— Если я, — вставил свое слово ведущий, — например буду каждый день, каждый раз повторять слово «общий», значит, у меня на спине когда-нибудь может возникнуть общая фигура?

— Пожалуй.

— Получается, осуществляется общая символизация слова «общий»?

— Именно так. — От прямых попаданий софитов у меня разболелась голова.

— Кстати, а как выглядит это самое «общее»?

— Не знаю, — ответил я. — Эта проблема превышает силу моего воображения. С меня хватает бедной тетушки на спине.

Разумеется, все в мире — буффонада. Кто может этого избежать? От ярко освещенного павильона телестудии до шалаша отшельника в глубине мрачного леса, — все неизменно. И я с бедной тетушкой на спине продолжаю свой путь в этом мире. Разумеется, в этом мире буффонады я — редкостный клоун. Еще бы — ведь у меня на спине бедная тетушка. Видимо, права была та девушка со своей стойкой для зонтиков. Может, тогда бы люди приняли меня в свой круг. Я бы раз в две недели перекрашивал стойку, появлялся бы на вечеринках.

— Привет! Что, на этой неделе стойка розовая? — спрашивает некто.

— Да, — отвечаю я. — Всю неделю настроение — в розовых тонах.

Глядишь, ко мне бы приставали молодые симпатичные девушки:

— Послушай, твоя стойка — такая милашка!

Для них было бы прекрасным переживанием — нырнуть в постель с парнем, таскающим за спиной розовую стойку для зонтиков.

Но, к сожалению, таскал я не стойку, а бедную тетушку. Со временем интерес людей ко мне и моей тетушке на спине поубавился. И в конце концов, оставив по себе лишь каплю злости, исчез напрочь. В результате (как говорила моя подруга) бедная тетушка не волнует никого. Легкая начальная заинтересованность изжила себя и растворилась бесследно. Осталась лишь тишина — как на морском дне. Но такая тишина, будто я и бедная тетушка слились в единое целое.

— Смотрела по телевизору твою программу, — сказала подруга.

Мы сидели на берегу того же пруда. Встретились спустя три месяца. Начиналась осень.

— Похоже, ты был уставший.

— Верно.

— На тебя не похоже.

Я кивнул.

Она вновь и вновь пыталась аккуратно сложить мягкую ветровку.

— Похоже, у тебя за спиной была бедная тетушка?

— Похоже.

— Ну?.. И как?

— Как у арбуза, упавшего на дно колодца.

Она засмеялась, поглаживая аккуратно сложенную на коленях ветровку, словно кошку.

— Что-нибудь понял в ней?

— Немного.

— И что, сколько-нибудь написал?

— Нет. Нисколько. Может, больше не напишу никогда.

— Слабо?!

— Сдается мне, нет никакого смысла писать. Если окажется так, как ты когда-то говорила: мол, меня ничего не спасет.

Она молчала, закусив губы.

— Постой, спроси меня о чем-нибудь. Может, я тебе хоть немного пригожусь.

— Как авторитет по бедным тетушкам?

— Да.

Мне потребовалось время, чтобы сообразить, с чего начать.

— Иногда я думаю: какие люди становятся бедными тетушками? — сказал я. — Они такие с рождения? Или бедно-тетушковая ситуация на улице широко раскрывает пасть, как личинка муравьиного льва, и заглатывает прохожих, превращая их в бедных тетушек до мозга костей.

— Я думаю, это одно и то же.

— В смысле — одно и то же?

— В смысле, у бедных тетушек было их бедно-тетушкинское детство — а может даже, и юность. А может, и не было ничего. Но это без разницы. Мир могут переполнять миллионы разных причин. Миллион причин Для того, чтобы жить, миллион причин — чтобы умереть. Сколько будет стоить их горсть? Но тебе ведь нужны не они, верно?

• Предыдущая
• 7/28
• Следующая