Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак - Дюма Александр - Страница 16

• Предыдущая
• 16/107
• Следующая

Кругом раздалось общее восклицание удивления и восхищения.

— Это неправильно, это незаконная уловка! — вскричал взбешенный Дормаген.

— Почему же? — спросил Самуил, хмуря брови.

— Можно брызгать водой в лицо состязающихся, можно их встряхивать, можно заставлять их насильно пить. Но нельзя употреблять какие-то неведомые волшебные снадобья.

— Позвольте, — возразил Самуил. — Дуэль на напитках, очевидно, допускает употребление всего, что только можно пить.

— Это правда, это правда! — раздалось вокруг.

— Но что это за снадобье? — спросил Дормаген.

— Очень простая жидкость, которую я предоставляю в твое распоряжение. Я прибавил одну каплю этой жидкости к бутылке киршвассера, которую должен был проглотить Трихтер, для того, чтобы одержать верх. А ты влей две капли Фрессвансту, и он у тебя заговорит.

— Хорошо, давай, — сказал Дормаген.

— Вот тебе скляночка. Только я должен тебя предупредить. Это вещество далеко не безопасно, и если твой фукс примет две капли, то навряд ли он останется жив. Я дал своему одну каплю, и то не вполне за него спокоен.

Невольная дрожь проняла слушателей от этих слов.

— И еще предупреждаю тебя, — продолжал Самуил, — что если ты прибегнешь к этой крайности, то знай, что я не оставлю за тобой последнего слова. Самуил Гельб не должен быть побежден. Я не поколеблюсь пожертвовать Трихтером и дам ему три капли.

Все это было сказано с жестким хладнокровием и, несмотря на страх, внушаемый Самуилом, вызвало громкий ропот. Юлиус чувствовал, что у него выступил холодный пот по всему телу.

Отто Дормаген почерпнул мужество в общем негодовании, сделал шаг к Самуилу и, смотря ему прямо в лицо, проговорил:

— Язык наш беден и вынуждает меня выразить свою мысль только вот в каких слабых словах: Самуил Гельб, ты презренный и подлый человек.

Всех проняла невольная дрожь, и все со страхом ждали, что ответит Самуил на эту дерзость. Глаза студенческого короля метнули молнию, его рука сделала судорожное движение, но это было минутное волнение. Он сейчас же овладел собой, и его ответ был произнесен самым спокойным голосом. Только его спокойствие было еще ужаснее, чем его гнев.

— Мы будем биться немедленно, — сказал он. — Дитрих, ты будешь моим секундантом. Пусть наши секунданты и наши друзья устроят все как следует, чтобы для нас все было готово, когда мы придем на Кейзерштуль. Надо расставить по дороге разведчиков, а то полиция испортит нам все дело. Слухи о дуэли Риттера с Гермелинфельдом уже, наверное, дошли до нее. Надо позаботиться, чтобы нам никто не мог помешать. Клянусь дьяволом, я затеваю эту дуэль не для забавы, ручаюсь вам в том! Мне в первый раз нанесено оскорбление, оно же и будет последним. Друзья мои, я обещаю вам такую дуэль, о которой будут говорить камни на мостовой. Идите же!

В этих словах Самуил высказал себя истым студенческим королем. Он говорил решительно, властно, и те, кому он говорил, молча кланялись ему и повиновались. Он выпускал студентов на улицу небольшими группами, через некоторые промежутки времени, и указывал им, в какую сторону идти, чтобы по возможности не возбуждать никаких подозрений. Даже сам Дормаген стоял и ждал его распоряжений.

Самуил сказал Юлиусу:

— Иди, я догоню тебя у акаций. У тебя секундант есть?

— Да, Левальд.

— Ну хорошо. Иди же.

Юлиус вышел из кабинета, но не тотчас вышел из трактира. Говорить ли нам, что он сделал? Он вошел в отдельный кабинет, запер дверь на ключ, вынул из своего портфеля засохший цветок, поцеловал его, потом осторожно вложил его в шелковую подушечку, которую купил у Шарлотты, надел подушечку себе на шею и спрятал эти мощи у себя под одеждой. Покончив с этой ребяческой шуткой, он улыбнулся и после этого вышел из трактира.

Между тем Самуил, когда он, наконец, остался в синей комнате один с двумя замертво валявшимися пьяницами, наклонился над Трихтером и пощупал его лоб рукой. Трихтер вздохнул. — Хорошо, — сказал Самуил. К этому он добавил: — Этот Дормаген! Он так и бросил своего фукса, забыл о нем. А парень лихо отличился. Ну, ничего, это хороший знак.

Он кликнул человека и, указывая ему на двух пьяниц, распорядился:

— Отнесите их в Мертвецкую.

Мертвецкая — это не что иное, как каморка, набитая соломой, куда вытаскивают пьяниц, упившихся до полного бесчувствия.

После этого Самуил последним вышел из трактира и, беззаботно посвистывая, направился к Кейзерштулю.

Придя в назначенное место, Самуил нашел там Юлиуса и двух студентов-секундантов.

Излюбленное место для дуэлей студентов находилось за горой Кейзерштуль в двух милях от Гейдельберга.

Пройдя одну милю, дуэлянты начали предпринимать кое-какие меры предосторожности. Они свернули с большой дороги и пошли по тропинкам, изредка оборачиваясь назад для того, чтобы проверить, не следит ли кто за ними.

При встрече с филистерами оба секунданта, Дитрих и Левальд, немедленно приближались к ним и энергичным жестом, выразительность которого дополняла железная палка-трость, приглашали их идти прогуливаться куда-нибудь в другое место. Простой народ сторонился сам.

Распоряжение Самуила было выполнено в точности. На некотором расстоянии друг от друга были расставлены караулом студенты, следившие за тем, чтобы дуэлянтов не застали врасплох. Дитрих шепнул им несколько слов и получил ответ: проходите.

Через полчаса они дошли до маленькой гостиницы, окруженной деревьями. Это был новенький веселый розовый домик с зелеными ставнями. Вьющиеся растения взбегали до самой его крыши.

Наша компания прошла садом, утопавшим в цветах и в солнечных лучах, в зал, предназначавшийся для танцев я дуэлей. Это была огромная комната, футов шестьдесят в длину и тридцать в ширину. Места было много, можно было сколько угодно вальсировать, драться, любить и умирать.

Риттер был уже там в обществе студентов голубого кабинета. Ожидали только Дормагена, который вскоре явился в сопровождении своего секунданта.

Четверо опытных студентов очерчивали мелом на полу границы для каждой пары, чтобы не мешать друг другу.

В то же самое время четыре гольдфукса привинчивали к рукояткам отточенные трехгранные клинки, похожие на штыки.

Студенческие шпаги состоят из двух частей, которые развинчиваются, чтобы их было удобнее скрывать от любопытных взоров. Стальную часть обыкновенно прячут под куртку, а рукоятку в карман и таким образом обманывают шпионов.

В результате налицо оказалось четыре клинка в два с половиной фута длины каждый.

— Что ж, приступим? — спросил Риттер.

— Сию минуту, — ответил студент, который возился в углу у какого-то ящика с инструментами.

Это был хирург, студент-медик, прибывший для починки ожидаемых изъянов кожи от шпаги. Он подошел к двери в глубине зала и крикнул:

— Скорее, пожалуйста!

Вошел слуга, он принес две салфетки, миску и кружку воды и поместил все это около хирургического ящика.

Дормаген следил с нетерпением за всеми этими приготовлениями и перекидывался с окружавшими его студентами краткими, отрывистыми фразами. Франц подходил то к Отто, то к хирургу. Юлиус держал себя спокойно и с достоинством.

Самуил же, по-видимому, был занят исключительно тем, что устранял попытку розовой веточки, колеблемой ветром, забраться в открытое окно.

— Готово! — сказал хирург.

Юлиус подошел к Самуилу, а Риттер к Дормагену.

Тогда четыре секунданта сняли с вешалки на стене четыре куска войлока, четыре латных рукавицы и четыре стеганных пояса и подошли к дуэлянтам, чтобы облечь их в эти доспехи.

Самуил отстранил прочь своего секунданта Дитриха.

— Убери прочь этот хлам, — приказал он.

— Но ведь это правило, — пробовал протестовать Дитрих, указывая на стол, где лежал раскрытый Устав — старая засаленная книга в черном переплете с красными закладками.

— В Уставе, — сказал Самуил, — изложены правила, относящиеся к ссорам между студентами, но здесь ссора между мужчинами. Это не булавочный укол, теперь не время напяливать нагрудники. Напротив, надо даже снять сюртуки.

• Предыдущая
• 16/107
• Следующая