Аль шерхин (СИ) - "Elle D." - Страница 1

• 1/51
• Следующая

Аль-шерхин

Глава 1

В трюме было сыро, грязно и холодно, а ещё темно и очень тесно. Людей затолкали под палубу, словно скот, так, что нельзя было повернуться, не говоря уж о том, чтобы лечь. Корабль медленно и широко раскачивался на волнах, доски скрипели и прогибались от топота ног по верхней палубе. Инди смотрел на единственный фонарь, плюющийся прогорклым маслом из-под потолка, смотрел широко раскрытыми, остановившимися глазами, не видя больше ничего и едва слыша стоны, плач и проклятия, доносившиеся со всех сторон из сырой темноты.

Он плыл из Аммендала в Ренкой, к своему дяде, которого не видел никогда в жизни. Дядя его был торговцем, так же как отец, и раньше они, случалось, вели вместе дела - через посредников, или отец ездил в Аммендал сам к своему старшему брату. Несколько лет назад что-то произошло в одну из таких поездок, они рассорились, и с тех пор отец ни разу не вспоминал при Инди о его дяде - Инди и сам не вспоминал. Но два месяца назад отец умер. Дела в последнее время у него шли совсем плохо, и высокий сухопарый человек в чёрном, явившийся к порогу их дома через несколько дней после похорон, заявил, что этот дом больше не принадлежит семейству Альенов. То, что из всего семейства остался один лишь пятнадцатилетний мальчик (братьев и сестёр у Инди не было, а матери он совсем не помнил), нисколько его не смутило и не смягчило. Он дал Инди месяц на поиски нового дома и средств к существованию. Недавно этот месяц истёк. Ничего не оставалось: Инди написал дяде в Ренкой и попросил временного приюта. Он не навязывался в нахлебники, он мог быть полезен: отец воспитал его как своего преемника, сам занимался с ним, и Инди, любивший отца всем сердцем, охотно постигал науку. Он умел писать, читать и хорошо считать, знал, что такое "колебание курса" и иногда даже мог его предвидеть. Он надеялся, что сможет помогать дяде так же, как помогал отцу - хотя бы какое-то время. Ему было страшно, одиноко и очень больно от недавней потери, но он всеми силами не показывал этого, справедливо полагая, что его страхи заботят дядю ещё меньше, чем его благополучие. Дядя ответил односложно: он сказал, что Инди может приехать. И Инди поехал - в сопровождении всего одного слуги, старого Тицеля, всю жизнь проработавшего счетоводом у его отца. Они с трудом наскребли денег, чтоб попасть на корабль, шедший в Ренкой, и положились на волю богов. Отплывая от берега, к которому ему не суждено было вернуться, Инди стоял возле борта и смотрел на чаек, круживших над заливом и горестным криком провожавших его туда, куда гнала его нужда и вовсе не звало сердце. Он любил Аммендал. И отца своего так любил...

По правде, корабль они нашли с трудом и едва ли не чудом: близилась зима, моряки всё реже покидали порты: Косматое море не любит шутить, уж зимой - и подавно. Если бы не срочная необходимость, Инди остался бы на берегу до весны. Но он не мог ждать - от него зависела не только его собственная жизнь, но и жизнь старого Тицеля, также лишившегося и крова, и средств к существованию. Поэтому они рискнули... рискнули и проиграли.

Первая неделя пути прошла более-менее спокойно - у Инди не было морской болезни, он купался в прозрачных волнах и загорал на палубе, а большую часть времени проводил в их маленькой каютке за книгами, которые забрал из дому. У него больше не было ничего своего теперь, кроме этих книг. На второй неделе поднялся ветер, принесший бурю. Боцман не справился - мало кто справился бы с рассвирепевшей зимней стихией, - и корабль сбился с курса, к тому же сломались две мачты из трёх. Потом несколько дней они бесцельно дрейфовали в открытом море, не зная, куда их вынесет капризная волна, и опасаясь худшего. Инди слышал, как пугливо перешёптывались другие пассажиры, видел их озабоченные, растерянные лица. Всё чаще и чаще из дрожащих губ вырывалось слово, произнесённое свистящим полушепотом: "Фария"... Страшное слово. Инди холодел, думая об этом - если их в самом деле отнесло в фарийские воды, им конец. Воды эти кишат разбойниками, пиратами и работорговцами, да и патрульные суда фарийских князей не окажут заблудившимся морякам радушного приёма, ведь у них нет охранной грамоты для следования этим путём. Оставалось надеяться и молиться. Этим занимались все, от капитана и его моряков до пассажиров. Этим занимался и Инди тоже, хотя уж он-то как никто иной знал теперь, после смерти отца, что порой и надежды, и молитвы совершенно бессмысленны.

Потому он не удивился и даже почти не испугался, когда однажды утром на горизонте показался силуэт судна, а потом в полуденной дымке затрепетал чёрный флаг. "Пираты!" - завопил кто-то, и тут же поднялся страшный переполох. Люди бегали, кричали, хватались за оружие и снасти, капитан выкрикивал команды, и матросы отвечали на них слаженным, но каким-то замедленным, обречённым действием, словно уже заранее смирились со своей судьбой. Тицель уговорил Инди уйти в каюту, и тот подчинился ради старика, хотя сам предпочёл бы стоять у борта - зловещие чёрные паруса на горизонте странным образом притягивали его взгляд, как будто одним этим взглядом он мог их остановить. Но он не мог: он не умел драться, не смог бы и помочь советом. Он умел только рассчитывать курс, но не движения корабля, а аммендалского пенно к фарийскому дайрару, потому был сейчас бесполезнее последней корабельной крысы.

Их догнали быстро: слишком сильно потрепала их буря. Был бой, короткий и страшный - пираты были безжалостны и не щадили никого, кто пытался оказать им сопротивление. Когда они вышибли дверь каюты, старый Тицель вскочил и встал между сыном своего господина и головорезом, сжимавшим в руке окровавленную саблю. Головорез окинул каюту взглядом и ухмыльнулся. У Инди кровь в жилах застыла от этой улыбки. Когда пират взмахнул клинком, и Тицель рухнул на пол, Инди открыл рот, чтобы закричать, но из его пересохшего горла не вырвалось ни единого звука.

Его схватили и поволокли, заставив переступить через тело единственного верного друга, а потом связали руки и швырнули в трюм, где уже стонали и причитали остальные пленники.

- Что будет, что с нами теперь будет? - плакал пожилой толстый мужчина рядом с Инди. Раньше он носил богатые одежды и серебряную цепь на груди, но теперь всё это с него сорвали, он казался маленьким и жалким в своей шёлковой нижней рубашке, свисающей до колен, и утирал слёзы с пухлых щёк связанными руками.

- Знамо что, - мрачно отозвался один из матросов; он, видимо, сдался, поэтому его жизнь пощадили. - Повезут в Ильбиан. А может, в Шадрат, если он ближе... Я не знаю, где мы сейчас.

- В аду! В аду мы сейчас! - крикнул кто-то и разрыдался.

- Ад? Погоди, ада ты ещё не видал, - криво ухмыльнулся моряк. Его обветренное лицо выражало свирепое равнодушие и презрение к тем, кто не умел принять свою участь. К Инди это презрение тоже относилось. Он тоже не умел её принять.

Он сидел, забившись в угол, зажатый со всех сторон потными вонючими телами. Всего пленников было человек двадцать, все мужчины - женщин среди пассажиров не было. Инди оказался самым младшим из них, остальные были всё больше немолодые, степенные люди. У всех были связаны руки, у некоторых, вроде угрюмого моряка - ещё и ноги. Никто не пытался освободиться или помочь товарищам по несчастью - трюм всё равно заперт, а над ним стоит толпа до зубов вооружённых разбойников. Надеяться было не на что. Инди отёр с лица пот. От верёвки, скручивавшей запястья, саднило кожу. Сколько же времени он уже здесь? Ему казалось, что прошло много часов. Он хотел пить.

- Пить, - будто услышав его мысли, подхватил кто-то из другого угла; голос звучал плаксиво и жалобно. - Как хочется воды! Неужели они уморят нас...

И словно в ответ на эти слова, масляный фонарь под потолком размашисто качнулся, а люк трюма с грохотом отлетел, впустив в темноту рваную пляску пламени факелов.

Пленники разом примолкли и в молчаливом страхе смотрели вверх, не зная, что принесёт им этот свет. Сперва Инди увидел сапоги: дощатая ступенька трапа, ведущего в недра их тюрьмы, дрогнула и прогнулась под надавившей на неё ножищей. Потом показался и весь человек: коренастый, с широкими плечами, в короткой безрукавке, обнажавшей грудь и руки, заросшие густым волосом. На голове у него был платок, завязанный на бритом затылке, у пояса, звеня от каждого шага, целых две сабли. Инди вспомнил: когда его тащили в трюм, он видел, как этот человек раздавал приказы пиратам, стоя на мостике вместо убитого капитана.

• 1/51
• Следующая