Выбери любимый жанр

Поединок. Выпуск 2 - Агаянц Николай - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

Это зрелище невольно впечатляло. Я вспомнил о бумагах, переданных мне Диком Маккензи, и меня вдруг на какой-то момент взяло сомнение: стреляют не левые, а правые. Да и вообще, зачем нужен план «Зет» — переворот сверху, если правительство и без того пользуется широчайшей поддержкой низов? Но тут же память услужливо подсказала недавний случай, о котором писали местные газеты: в пригороде Сантьяго двое вооруженных молодчиков ворвались в кинотеатр, зажгли в зале свет и стали разбрасывать листовки. В них обещалась «скорая и неминуемая смерть всем и всяческим реакционерам». Я решил для себя, что при следующей встрече с Глорией обязательно заведу разговор об этой акции левых.

К концу месяца совсем распогодилось — редкие дожди утихли. Чилийская осень почти не отличается от лета. Знойное солнце допоздна плавило асфальт тротуаров, обжигало зелень листвы, раскаляло автомобили, наполняя их кабины горячей духотой. Хорошо, что я не поскупился на машину с кондиционером и новомодными темными стеклами. Глорию, правда, шокировала моя «тойота», вызывающе роскошная. Она не показывала вида, но это все равно было заметно.

Мы ехали через торговую часть столицы, еще не остывшей от жаркого дня и насквозь пропитанной бензиновыми парами. Неоновым пламенем полыхала реклама. Сделанная со вкусом или кое-как, бесстыже броская или по-сиротски невзрачная, она подмигивала с головокружительной высоты, игриво приплясывала на фасадах зданий, огненной белкой резвилась в зеркальных витринах первоклассных магазинов (в ту пору торговцы еще не бастовали). Потянулись чопорные старинные дворцы и самодовольные модернистские виллы района Баррио Альто. Над ними, на самой вершине горы Санта-Люсия, словно парила подсвеченная рефлекторами гигантская статуя Богоматери. Дева Мария безропотно благословляла и резиденции здешних мытарей и пилатов, и смахивающие на дома свиданий («к услугам посетителей плавательные бассейны и комнаты отдыха») дорогие ресторации.

— Надеюсь, ты везешь меня не в одно из этих сомнительных заведений?

— Боже упаси, Гло! Я хочу показать тебе маленькое забавное кабаре «Ранчо луна». Хозяин — кубинец. Он попытался воссоздать кусочек экзотической ночной Гаваны.

...Пепито Акоста, отстранив метра, сам поспешил нам навстречу.

— Добрый вечер! Рад, что не забываешь меня, Фрэнк. Столик слева у эстрады. Шоу начнется минут через сорок.

Белая гуайабера[5] тонкого полотна едва сходилась на его обвислом животе. Под двойным подбородком сбился набок красный галстук-бабочка. Полные губы, оттененные черными усиками, растянулись в улыбке. Нагловатые навыкате глазки настороженно ощупывали Глорию, ее скромный туалет, который при всем желании не назовешь вечерним.

— Устраивайтесь, а я мигом распоряжусь насчет ужина. То же, что всегда? Думаю, и сеньорите придется по вкусу наша национальная кубинская кухня.

Оркестранты лихо наигрывали пачангу.

— Что будете пить? — У столика выросла фигура метра в несвежем смокинге. Он протянул карту вин. Я отстранил ее:

— «Куба либре», пожалуйста.

Мистер Несвежий Смокинг и глазом не моргнул, но, вернувшись с коктейлями, позволил себе язвительно заметить:

— Вот, сэр, ваша бывшая «Свободная Куба». — И, довольный, исчез.

Глория сердито сдвинула брови:

— Зачем тебе понадобилось тащить меня в это гнездо «гусанос»?

— Дорогая, — я с укоризной покачал головой, — нельзя же политические симпатии и антипатии переносить в область гастрономических вкусов! Мы сейчас отведаем фирменный лечон, отличных «мавров и христиан». Знаешь, что это такое? «Мавры» — черные бобы вперемешку с рассыпчатым рисом, «христианами». А лечон — по-особому приготовленная свинина. Фантастика! Пальчики оближешь!

— Нет, Фрэнк, мне здесь решительно не нравится. И ты называешь это кубинской экзотикой? — она кивнула в сторону тощих нейлоновых пальм, развешанных по стенам деревянных масок топорной работы, пузатого чучела трехметровой рыбы-меч под стеклянным колпаком с табличкой:

«Перед вами чудо природы, собственноручно отловленное героем прославленной повести лауреата Нобелевской премии Э. Хемингуэя «Старик и море».

— Не суди строго, Глория. Горемыка-эмигрант Пепито Акоста старается как может.

— Ты меня удивляешь: сколько симпатии к отвратительному слизняку! Всем известно, что за публика эти «гусанос» — эмигрантское отребье.

Назревала наша первая ссора. Положение спас застенчивый, милый юноша, который пригласил мою строптивую леди на танго. В пику мне она согласилась. Я залпом допил коктейль и щелкнул пальцами. Вместо метра к столику подкатился толстяк хозяин.

— Повторить? О’кей! Могу предложить и кое-что позабористее — по сигарете для тебя и твоей дамы...

— Наркотиками не балуюсь, Пепито. А где же ты достаешь марихуану?

— У Чили о-о-очень длинная граница с Аргентиной. А за кордоном есть неприметные тихие городки вроде Сан-Мартин-де-лос-Андес. А там — верные дружки-приятели...

Вернулась Глория. Она все еще дулась на меня. Чтобы отвлечь ее от сердитых мыслей, я пустился в пространные рассуждения о достоинствах и недостатках латиноамериканской кухни, благо нам, наконец, подали заказанные блюда. Злые ветры стихли, и, воспользовавшись наступившим штилем, я пустил пробный шар:

— Скажи, что за странная история произошла в кинотеатре «Трианон»? Не ваши ли ребята из Хота-Хота Се-Се грозились устроить варфоломеевскую ночь?

— Как ты можешь даже подумать такое! Ни комсомол, ни одна из партий Народного единства не имеют отношения к нашумевшей вылазке маоистов, которых направляют агенты ЦРУ, проникшие во многие ультралевые организации.

Я решил играть ва-банк, махнув рукой на предупреждение Маккензи:

— Допустим, ты права. Но почему же тогда среди нашего брата журналиста крепнет уверенность в существовании... в существовании плана «Зет».

— О чем ты? — Недоумение было искренним.

— О плане физической расправы с оппозицией.

— До чего же господа журналисты из «солидных» газет падки до фальшивок, фабрикуемых провокаторами! А вот о подлинных, невыдуманных заговорах — заговорах реакции — не напишут и слова! Завтра «Сигло» печатает важную статью. — Она порылась в сумочке и достала гранки. — Но, бьюсь об заклад, твои коллеги опять отмолчатся. Возьми! Вдруг сгодится, и дашь информацию об этом...

В статье цитировался секретный документ, который будто бы компания «Интернэйшнл телефон энд телеграф» распространила среди своих наиболее видных партнеров в Европе:

«...В ближайшее время, в результате предстоящего в Чили военного переворота, мы вернем наше национализированное имущество...»

— Крепко закручено! Передать-то я передам обязательно. Вопрос лишь в том, опубликуют ли.

...Вообще-то очень похоже на почерк ИТТ. Об этой могущественной корпорации — настоящей империи с филиалами в шестидесяти семи странах мира — мне было известно то, что Глория, возможно, и не знала. Еще в 1964 году в канун президентских выборов — об этом мне рассказывал обозреватель «Вашингтон пост» Джек Андерсон, мой добрый приятель, на осведомленность которого я привык полагаться — «Интернэйшнл телефон энд телеграф» вкупе с Центральным разведывательным управлением таровато отвалила 20 миллионов долларов на поддержку кандидатуры Фрея, чтобы помешать приходу к власти его популярного соперника — социалиста Альенде. В 1970 году история повторилась, но валютный допинг уже не помог христианским демократам, хотя незадолго до победы Народного единства чиновник штаб-квартиры ИТТ Роберт Баррельес (он же крупный агент ЦРУ) послал своему подчиненному, заведующему одним из департаментов чилийского филиала компании (не Дику ли Маккензи?!), шифрованную телеграмму с требованием любыми средствами, вплоть до убийства, не допустить лидера левых в «Ла Монеду» и доложить об исполнении. Мне запомнился, со слов Андерсона, следующий пассаж шифровки в стиле романов о Джеймсе Бонде:

вернуться

5

Гуайабера — типичная для Кубы мужская рубашка навыпуск, с накладными карманами. Своего рода «тропический пиджак».

10
Перейти на страницу:
Мир литературы