Поединок. Выпуск 10 - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/103
- Следующая
Тогда они только что сняли свои пожитки с плотов и сносили их в лодки, нанятые в удэгейском селе. Лодки пригнал Чубатов и застал своих лесорубов на берегу пьяными. Возле них крутился Боборыкин, тоже пьяный, с возбужденным красным лицом. Чубатов сообразил, что, пока он пригонял лодки, этот тип даром время не терял, и грубо обругал его: «Ты, мать-перемать, долго будешь путаться в ногах! Кто тебя звал сюда с водкой?» — «По закону полагается выпить отходную, — ответил тот насмешливо. — Рабочие не виноваты, что хозяин у них обанкротился». — «Чего ты на человека набросился? — загудели лесорубы. — Он же от всей души. Ничего не жалеет. Компанейский человек». — «Поменьше компании надо было водить, а побольше работать. Вот и не сидели бы здесь на перекате!» — «Это мы, значит, не работали? А ты, значит, работал? Так выходит?!» — «За вашу работу не на лодках везти вас, а пешком по тайге прогнать… Да в шею!» — «Нас в шею? Ах ты, мотаня! Живодер!» — «Лодыри! Захребетники!» Ну и пошла щеповня.
Первым бросился на него Вилков, прицелился издали, летел неотвратимо и топал, как сохатый, хотел с разбегу сшибить его всей массой своей увесистой туши. Чубатов, увернувшись от удара, принял его на левое бедро и по инерции легко перекинул через себя в воду. Вторым бежал Семынин, и этого сшиб Чубатов кулаком в челюсть. Потом кто-то треснул его по затылку палкой; в глазах ослепительно вспыхнули разноцветные круги, и он упал, теряя сознание. Когда били его лежачего, он уже не чуял.
И вот теперь они встретились нос к носу. От неожиданности растерянно остановились; Вилков настороженно и выжидательно поглядывал на Чубатова. Тот первым пошел к нему и протянул руку с едва заметной виноватой улыбкой:
— Здорово, Федор! К сожалению, ничем порадовать не могу. Деньги не дают, говорят, ждите весны.
— Слыхали, — ответил Вилков и чуть помедлив: — А как у тебя?
— Хреново… Наверно, посадят. Отчет не утверждают.
— Я это… к следователю ходил. Сказал ему: ежели для суда нужно, то мы напишем заявление, что наем сплавщиков был вынужденным, из-за нас то есть. Мы и виноваты. И на суд придем.
— Ну, спасибо!
— Ты извини, что так вышло между нами. Погорячились, — Вилков только руками развел.
— Ладно… Я сам виноват, — сказал Чубатов и пошел прочь.
В кабинете у Конькова посреди стола лежала серая папка с крупной белой наклейкой и черной надписью: «Дело № 76». Увидев эту папку, Чубатов почуял холодок на спине, и сердце заныло и затюкало… Но виду не подавали говорил, бодрясь:
— Здорово, капитан! Давно не виделись.
Коньков поздоровался за руку, указал на стул, сам сел напротив, все приглядывался к Чубатову:
— Вроде бы никаких следов. У лесника Голованова вы по-другому выглядели.
— На нашем брате, как на собаке, зарастает, — усмехнулся Чубатов. — Жаль, что мы встречаемся, капитан, вроде по необходимости.
— Такая служба у нас, Чубатов. Свидания наши случаются не по взаимной симпатии.
— Я надеюсь, что они происходят по недоразумению.
— Дай-то бог, как говаривал мой папаша. Вроде бы вас били? — спросил Коньков деловым тоном.
— Пустяки! — покривился Чубатов. — И здесь чистое недоразумение. Ребята не виноваты. Выпивши были.
— А кто же виноват?
— Очевидно, я, если плоты в тайге остались. Сели прочно…
— Где бы они ни завязли, а рукам волю тоже давать нечего. Я не понимаю, к чему вы покрываете лесорубов?
— Все это мелочи. Погорячились ребята. Их тоже понять можно. Они с одним авансом остались.
— Сколько потратили на аванс?
— Восемь тысяч рублей. Остальные восемь тысяч рублей потрачены на продукты, такелаж, топляк… Там все записано, — Чубатов кивнул на папку.
— Видел я твои записки, — проворчал Коньков, открывая папку. — С ними только по нужде ходить, и то не очень они пригодны — невелики.
— Других не имеется. Впрочем, раньше и такие хороши были.
— То-то и оно, что раньше. Раньше вы лес сюда пригоняли, а теперь где он?
— Да что он, сгниет, что ли, до весны? — взорвался Чубатов. — Здесь же будет.
— До весны тоже надо дожить.
— Кто собрался помирать, тому и лес мой не поможет.
— Лес нужен в хозяйствах, а хозяйство вести — не штанами трясти. Вон, нахозяйничал! — указал Коньков на бумаги в папке. Взял одну расписку: — Ну, что это такое? Полюбуйся на документ! — Прочел: — «Мною, бригадиром Чубатовым, куплены за наличный расчет в магазине Потапьевского сельпо тросу оцинкованного 100 метров за 250 р., бухта каната просмоленного — за 100 р., проволоки сталистой за 50 р. В чем и расписываюсь — И. Чубатов. Товар продал Г. Пупкин…» Что это за Пупкин?
— Пупков, — ответил Чубатов, — продавец Потапьевского сельпо.
— И ты хочешь всерьез доказать, что цинковый трос и проволоку, да еще канат купил в сельпо? Смешно! Это одно и то же, что купить слона в посудной лавке. У кого купил канат и трос, ну?
— Вы лучше спросите, что бы я мог делать без того каната, без троса, без проволоки в лесу? Как лес трелевать? Чем? Мне ведь этого добра никто в районе не дал. Да и где они его возьмут?
— Между прочим, резонно. — Коньков помолчал. — Но, когда вас отправляли в тайгу, ведь знали же наши заказчики, что без такелажа вам не обойтись?
— Конечно! Что они, дети, что ли?
— Как же выходили из положения?
— Бумагу сочинили, — ответил Чубатов. — А что они еще могут придумать? — он достал из бокового кармана бумажник, извлек оттуда сложенную вчетверо бумагу, развернул ее и подал Конькову: — Вот она. Это справка, то есть вроде оговорки, которая прикладывается к деньгам и выдается мне на руки. На подотчет! И наставление и оправдание денежных затрат.
Коньков взял эту справку-памятку и прочел вслух:
— «В случае необеспеченности такелажем бригадир сам приобретает его за счет ремстройгруппы, но не выше установленных норм и существующих цен».
— Н-да, — Коньков повертел в руках эту диковинную бумажку, осмотрел, словно музейный экспонат, положил в папку. — Сколько положено было истратить вам на такелаж по нормативам?
— Дак нет никаких нормативов! На практике за прошлые годы установлено было, что на заготовку полутора тысяч кубов тратили на такелаж тысячи две рублей. Ну, примерно столько же и теперь затратили, а заготовили на полтыщи кубов больше.
— И вам их не списывают?
— Нет. И плюс к тому — четыре тысячи за подъем топляка. И даже те деньги, что на аванс израсходовал, тоже не списывают.
— Так, так! — Коньков взял из папки еще одну расписку. — А это что за такелаж купили вы у лесника Голованова?
— Это я сани купил у него и подсанки.
— Сани за четыреста рублей?
— А что ж вы хотите? Шесть саней да шесть подсанков. Сани по сорок рублей, подсанки по тридцать. И того — четыреста двадцать.
— А какая им государственная цена?
— Не знаю. Их делал Голованов, он и цену установил.
— А лошадей где вы брали?
— В удэгейской артели у Кялундзиги.
— А где документы?
— Сгорели, и дыму не было! Какие документы, капитан? Охотники приезжали на зимовье, привозили продукты, пушнину отвозили, а лошадей давали нам в работу. И сами помогали. Мы им платили. У меня там записано. Они подтвердят. Не даром же работали! Но попробуй взять расписку с удэгейца! Он тут же сбежит.
— Все это очень мило. Но как вы докажете, что деньги эти, — Коньков ткнул в бумаги, — пошли на заготовку леса, а не куда-то еще?
— Дак лес-то заготовлен! Чего же мне доказывать?
— Вы как дите неразумное… — с досадой сказал Коньков. — Да за один этот трос, приобретенный на стороне!.. Ведь кто-то положил эти деньги в карман не по закону.
— Значит, если бы я пригнал лес, то все было бы по закону. А поскольку плоты сели, то и такелаж я не имел права покупать и заготовлять лес. Плоты эти теперь, значит, незаконные?
— На все есть свои правила, — уклончиво ответил Коньков.
— Ну, тогда возьмите шестнадцать тысяч рублей, поезжайте в тайгу и заготовьте две тысячи кубометров по правилам. Поезжайте! Деляну отмерят. Все остальное добывайте, где хотите… Ну?!
- Предыдущая
- 18/103
- Следующая
