Поединок. Выпуск 8 - Ромов Анатолий Сергеевич - Страница 94
- Предыдущая
- 94/114
- Следующая
Согнувшись, упершись локтями в колени, охватив ладонями лицо, Кузнецов сидел, прислушиваясь к удаляющемуся рокоту танков. Он молчал, ощущая тупые и не в меру частые удары сердца. Думал о закончившемся бое: сколько он длился, этот бой? Долго, очень долго, должно быть, целую вечность... И вот эта вечность отошла вместе с ушедшими в нее корякинским расчетом, своими ребятами — совсем молодыми. И все-таки, несмотря на горечь, жалость и сострадание, он понимал, что их гибель была не напрасна — бой этот за высоту был необходим...
Глазков и Котов сидели рядом, тоже молчали. Потом Глазков спросил:
— Что теперь, командир?
— Снимите замок, панораму — и в дивизион. К Бурову подкрепление подойдет...
Они шли, спускались с высоты по ее тихому, не тронутому боем склону, в изодранной одежде, измотанные вконец, полуоглохшие, еще не остывшие от схватки.
— Чертово «Сердце», — горько усмехнулся, оглянувшись, Котов. — «Мин херц»! Вот тебе и «Мин херц»! — кол ей в глотку! Придумают же имечко...
Они все трое постояли с минуту, глядя на высоту, — она словно бы слегка курилась в дождливом рассвете, но стояла тихо и неприметно, ни о чем не говоря постороннему глазу.
Внизу, у подножия, их поджидал Головин с машиной, доверху груженной боезапасом. Как-то во время боя и позабылось о нем — не было нужды в снарядах, — и он, выполняя распоряжение командира орудия, целую ночь все ждал ракету, как условились, прислушиваясь к недалекому бою. И вот дождался их самих. Он кинулся навстречу, застыл перед ними, обнимая их радостным взглядом. И вдруг сразу сник:
— А остальные?
Глазков молча кивнул за плечо, и Головин отступил в сторону, пропуская их, глядя им в спину с жалостью и недоуменным испугом.
Мимо, чуть поодаль, густыми цепями поднимались на высоту стрелковые роты — шло подкрепление батальону Бурова.
— Наступление начинается, — сказал Глазков. — Теперь порядок, командир. Всыпют немчуре...
— Это уж точно, — согласился Котов. — Но мы тоже всыпали дай бог. Расчистили дорожку, как по асфальту идут...
Возле машины их встретил офицер. Поднял руку, загораживая дорогу:
— Стой! Куда направляетесь?
— В дивизион, за новой матчастью, — ответил Кузнецов, смекнув в чем дело.
— Все в наступление, вперед, на высоту, — прикрикнул было тот, — а вы...
— А мы с высоты. Оттуда...
— Кузнецов? — приглядевшись, удивился офицер. — А тут сказали, что ты погиб... Ну и видок: кошки, что ли, вас драли?
— Собаки. Железные собаки...
— Вижу. Ну, идите докладывайте своему начальству. Что там, на высоте?
— Подниметесь, сами увидите...
По пути в дивизион им повстречались замполит и лейтенант-артиллерист из училища, которые приходили к ним на высоту перед боем.
— Живы? — замполит не верил своим глазам. — Кузнецов, ребята, — живы! А мы уж тут... Из артполка сообщают: огонь на себя просите. Ну, думаем... А вот, живы! Корякин-то где?
— Погиб весь расчет, товарищ старший лейтенант, — понуро ответил Кузнецов. — Все до единого полегли... Водка у вас есть? Извините, конечно...
Замполит кивнул молоденькому лейтенанту, и тот с готовностью протянул флягу. Кузнецов налил Глазкову первому, потом Котову, выпил сам. Это надо было обязательно — они едва держались на ногах.
Замполит смотрел на них, на их изодранную одежду, из которой клочьями торчала вата. Сказал:
— Наступление начинается. Удержали высоту: молодцы! А теперь к себе. Подробности на месте.
Кузнецов вытряхнул из сапог мелкие осколки — эти стальные брызги вперемешку с землей мешали идти, — Глазков и Котов сделали то же, и они устало побрели в дивизион.
Комбат Кузьменко, выслушав короткий доклад Кузнецова, обнял каждого из них.
— Орудие твое, Николай Иванович, — сказал он, — возьмем и починим. Не беспокойся.
— Орудие починят, — произнес с болью Кузнецов, — а вот людей...
— Война... — вздохнул Кузьменко. — Скорей бы конец ей... А теперь отдыхать.
Они спустились в землянку, и сон сразу же одолел их, едва успели добраться до лежаков, забросанных голыми ветками и старыми, изношенными телогрейками.
Кузнецов спал мертвецким сном. Но для него бой на высоте все еще продолжался...
Несколько дней спустя политотделом 263-й стрелковой дивизии был издан «боевой листок»:
Смерть немецким оккупантам!
Слава русским богатырям!
«Слушай, Родина, слушай, Москва, живую повесть о героических делах трех воинов-богатырей, навсегда прославивших свои имена невиданными ратными успехами... — говорилось в нем.
...Три простых русских человека...»
Далее рассказывалось о подвиге командира расчета старшего сержанта Кузнецова Николая Ивановича, наводчика сержанта Глазкова Василия Егоровича и заряжающего младшего сержанта Котова Егора Павловича. «Боевой листок» заканчивался горячим призывом:
«Пусть героические дела трех славных большевиков озаряют всем нам путь к полному и окончательному разгрому немецко-фашистских бандитов!
Слава сержанту Кузнецову — кавалеру ордена Славы всех трех степеней!»
27 февраля 1945 г.
«АНТОЛОГИЯ «ПОЕДИНКА»
БОРИС ЖИТКОВ
МЕХАНИК САЛЕРНО
I
Итальянский пароход шел в Америку. Семь дней он плыл среди океана, семь дней еще оставалось ходу. Он был в самой середине океана. В этом месте тихо и жарко.
И вот что случилось в полночь на восьмые сутки.
Кочегар шел с вахты спать. Он шел по палубе и заметил, какая горячая палуба. А шел он босиком. И вот голую подошву жжет. Будто идешь по горячей плите. «Что такое? — подумал кочегар. — Дай проверю рукой». Он нагнулся, пощупал: «Так и есть, очень нагрета. Не может быть, чтобы с вечера не остыла. Неладно что-то». И кочегар пошел сказать механику. Механик спал в каюте. Раскинулся от жары. Кочегар подумал: «А вдруг это я зря, только кажется? Заругает меня механик: чего будишь, только уснул».
Кочегар забоялся и пошел к себе. По дороге еще раз тронул палубу. И опять показалось — вроде горячая.
II
Кочегар лег на койку и все не мог уснуть. Все думал: сказать, не сказать? А вдруг засмеют? Думал, думал, и стало казаться всякое, жарко показалось в каюте, как в духовке. И все жарче, жарче казалось. Глянул кругом — все товарищи спят, а двое в карты играют. Никто ничего не чует. Он спросил игроков:
— Ничего, ребята, не чуете?
— А что? — говорят.
— А вроде жарко.
Они засмеялись.
— Что ты, первый раз? В этих местах всегда так. А еще старый моряк!
Кочегар крякнул и повернулся на бок. И вдруг в голову ударило: «А что, как беда идет? И наутро уже поздно будет? Все пропадем. Океан кругом на тысячи верст. Потонем, как мыши в ведре».
Кочегар вскочил, натянул штаны и выскочил наверх. Побежал по палубе. Она ему еще горячей показалась. С разбегу стукнул механику в двери. Механик только мычал да пыхтел. Кочегар вошел и потолкал в плечо. Механик нахмурился, глянул сердито, а как увидел лицо кочегара, крикнул:
— Что случилось? — и вскочил на ноги. — Опять там подрались?
А кочегар схватил его за руку и потянул вон. Кочегар шепчет:
— Попробуйте палубу, синьор Салерно.
Механик головой спросонья крутит — все спокойно кругом. Пароход идет ровным ходом. Машина мурлычет мирно внизу.
— Рукой палубу троньте, — шепчет кочегар. Схватил механика за руку и прижал к палубе.
Вдруг механик отдернул руку.
— Ух, черт, верно! — сказал механик шепотом. — Стой здесь, я сейчас.
- Предыдущая
- 94/114
- Следующая