Колобок идет по следу. Книга 2 - Успенский Эдуард Николаевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/53
• Следующая

Слава богу, машина не успела остыть, и поток теплого воздуха сразу пошел на зверят.

Милые мои! сказала Люся. Соскучились!

По лестнице сбежал отец. Прыгнул за руль, и машина понеслась.

В тепле интернатники заснули. Люся в их окружении тоже задремала.

А машина шпарила по шоссе. Спокойный отец гнал ее и гнал вперед. И тихонько играла музыка.

На подъезде к дачному поселку дорога явно ухудшилась. Машину бросало из стороны в сторону. Всех растрясло, все проснулись.

Ворота к дачам были закрыты. Отец остановил машину. Интернатники вышли. Взвились вверх по бетонному забору. Сделали стойку на лапах и стекли вниз. Биби-Моки было труднее всех. Ей мешал нюхоскоп.

Отец дал задний ход. Их ждал город.

В воскресенье рано утром из Москвы на электричке выехала небольшая спецгруппа в составе четырех человек: Люси, Киры, Киселева и дедушки Киры Тарасовой Григория Алексеевича.

Дедушке было объявлено, что состоится поход по местам боевой славы. А Киселеву было сказано, что в порядке шефской работы он должен прочесть лекцию о главных битвах человечества.

Какая шефская работа? Над кем шефская работа?

Работа полусекретная. Над одним лесным училищем военно-партизанского типа, с иностранным уклоном.

И дедушка, и Киселев-бельды очень важничали. Дедушка дышал на свои ордена, чтобы они лучше блестели, а Киселев перелистывал карты военных сражений: Вот битвы Ганнибала, вот Суворова, а вот сражения Наполеона.

На платформе станции Интурист опять стали попадаться испитые, измученные личности. Они медленно двигались к поселку. Их привлекал целебный воздух, а вернее, добродуши, прикрепленные на березах. Эти устройства снимали усталость, раздражение и злость. Самый злобный человек здесь становился добродушным, незлопамятным.

Поэтому под деревьями на жухлой траве или на досках сидели веселые люди и мирно беседовали или читали ученые книги. Кто-то листал Алису в Стране Чудес, кто-то читал стихи Гете в переводе Заходера, кто-то рисовал этюды или портреты друзей.

За воротами поселка в этот раз было по-особенному тихо.

Интернат пустовал. Никого. На окнах висели щиты. На дверях огромный замок.

Дядя Костя приводил в порядок участок. Красил стволы яблонь в белый цвет.

Здравствуйте, дядя Костя! закричала Люся. А где интернатники?

Не знаю я никаких интернатников! хмуро ответил он.

А где дир? Где Меховой Механик?

Не знаю, девочка, о чем ты говоришь. Идите гуляйте себе отсюда. И без вас плохо.

Ну и что? Ну и что? забеспокоился Киселев. Где ваши партизанские ученики? Где секретная школа с интернациональным уклоном? Я тебя, Тарасова, сейчас тресну!

Люся и Кира оставили Киселева с дедушкой у входа на участок, а сами медленно обошли дом. Никаких щелок, никаких надписей, никаких знаков

На крыльце стоял зеленый потрепанный рюкзак с эвкалиптовым листом.

И тут Люся услышала тоненькое пип-пип. Пип-пип неслось из рюкзака.

Люся подошла ближе. Чем ближе она подходила, тем сильнее кричал этот пип-пип. Видно было, что он настроен на Люсю. И вот в кармане рюкзака она обнаружила коробочку из стекла и металла. Коробочка сама открылась. Там лежала записка:

У меня родится мальчик. Потом девочка. Потом еще два мальчика, сказала Кира.

Целый пионерский отряд, отметила Люся и стала читать дальше:

Дальше стояли подписи на незнакомом языке. И только одна была сделана по-русски: МАхнур Велик Алепный. В шкатулке лежало два металлических семечка.

Возьми одно, сказала Люся подружке.

Но ведь их дали тебе.

Нельзя рисковать, сказала Люся. Нельзя, чтобы они были в одной квартире.

И они поволокли рюкзак к калитке. Люся все поняла:

Они эвакуировались. Это они ко мне прощаться приезжали!

До Москвы девочки доехали молча. Ни Киселев, ни дедушка с ними не разговаривали. Там они едва-едва дотащили рюкзак до знакомой аптеки.

Дежурила та же женщина-аптекарь.

Она очень испугалась, увидев девочек с рюкзаком:

Вы что, передумали? Но у меня уже нет хендрика. Я его начала тратить.

А нам не нужен хендрик, ответила Люся.

Зачем же вы принесли рюкзак?

И листья нам не нужны. Не пригодились. Они зря у нас лежать будут. А в аптеке они понадобятся. Возьмите их у нас просто так. Возьмите, пожалуйста.

Спасибо, девочки. А вы знаете, что хендрик не дает стариться человеку? Кто за год выпьет лекарство из одного хендрика, не теряет год жизни.

Знаем, сказала Кира, хотя, конечно, не знала ничего.

У меня остался один, сказала ей Люся. Мы его дадим твоему дедушке.

Однажды в третий класс, в котором училась Маша, пришёл лектор. Он был пожилого возраста, старше тридцати, такой, ничего себе, в сером костюме, и сразу сказал:

Здравствуйте, меня зовут профессор Баринов. Сейчас мы все возьмём ручки и напишем сочинение: Что бы я сделал, если бы я был председатель горсовета. Понятно?

Ребята во главе со старостой Киселёвым вытаращили глаза и сказали:

Понятно.

Хотя им ничего понятно не было. А профессор продолжал:

Лучшие сочинения будут переданы в горсовет и выполнены. Договорились?

Ребята посмотрели на Екатерину Ричардовну. Она кивнула им головой: мол, пишите, ребята, договорились.

И они начали писать. Класс у Екатерины Ричардовны очень самостоятельный. Раз она решила за них, что надо писать, они уж напишут.

Главное их включить. И вот они сидели, залитые последними осенними лучами солнца, и писали. А профессор Баринов смотрел во все стороны: в окно, на лампочки, в шкаф, только не на Екатерину Ричардовну. Наверное, влюбился.

Валера Готовкин, сосед Маши Филипенко по парте и главный школьный друг, написал:

Если бы я был приседателем городского совета городских трудящихся, я бы не ломал старые дома. Которые из дров. Они такие старинные у нас. Я бы ставил их на крыши новых кварталов. Или бы оставлял их во дворе для играния ребят. Чтобы они сохранились для будущих детей и людей. И ещё я на улице сажал бы не деревья, а яблони.

Дима Аксёнов, второй Машин школьный друг, заместитель Валеры Готовкина по хозяйственной части, поглядел, что у него написано, и тоже написал:

Я бы сделал так, чтобы на газонах росли капуста и помидоры. Уж, в крайнем случае, репа. И надо, чтобы граждане на балконах сеяли картошку и виноград. Тогда с продуктами будет легче, когда они созреют. Если бы я был председателем, я бы запретил продавать водку в магазинах и везде.

Дима Аксёнов был легендарный мальчик, очень глазастый и очень хозяйственный. Его глаза всегда были распахнуты и на хозяйство направлены. Он всегда знал, в какой магазин что завезли и где что выбросили. Где валенки, где рыбу. Родители на него не нарадовались. А папа у него выпивал.

• Предыдущая
• 19/53
• Следующая