Македонский Лев - Геммел Дэвид - Страница 24
- Предыдущая
- 24/116
- Следующая
— Ах не видишь? Тогда я, пожалуй, и верно один. Атакуй, и узнаешь!
— Покажи нам своих людей!
— Твое время истекает, вместе с моим терпением. Раз у тебя нет желания спасти своих товарищей, возможно кто-то другой среди них примет решение за тебя.
Слова воина задели Лариса. Его люди и без того уже были далеки от довольства, и теперь этот одинокий лучник ставит его лидерство под сомнение.
Один воин встал из-за скалы. — Во имя Афины, Ларис! Отпусти женщину и дай нам убраться отсюда.
Вожак обернулся к Дерае. Его нож разрезал веревки, стягивавшие ей руки, потом он снял уздечку с ее шеи. Он повернулся и увидел спартанца, подъехавшего к нему с луком за спиной. Ларис осмотрел скалы, но не смог разглядеть ни единого человека. Он облизнул губы, подозревая, что лучник был один, и испытывая острое желание вонзить клинок в тело спартанца, чтобы увидеть, как потекут из него жизнь и кровь.
Воин улыбнулся ему. — Я сказал остальным дать вам дорогу, и вы можете верить моему слову. Но поезжайте быстро. Я не отвечаю за тех, кто едет за вами.
Люди побежали к коням. Ларис напряг слух; он услыхал топот копыт спартанского отряда позади. Схватив за холку своего жеребца, он вскочил на спину к животному и галопом пустился в ущелье. Как он и подозревал, там никого не было — ни лучников, ни гоплитов, ни пращников. Только камни да кусты. Он чувствовал взгляды своих людей на себе. Он был обманут одним спартанцем. Один-единственный человек хитростью заставил его отдать главную добычу.
Что им теперь говорить в Коринфе?
Парменион свесился в седле, взяв Дераю за руку и усадив за собой. Потом он тронул коленями лошадь и направил животное по направлению к деревьям.
Через считанные минуты навстречу им галопом выехал Патроклиан, сопровождаемый Леонидом и остальными. Парменион вытянул руку, и рыжебородый спартиат натянул поводья, едва Дерая сошла на землю.
— Что здесь произошло? — потребовал объяснений Леонид, проталкиваясь вперед.
— Парменион и другие перекрыли дорогу, — сказала Дерая. — Он убил одного из их разведчиков, потом договорился, что позволит им свободно проехать, если они отдадут меня.
— Что за «другие»? — спросил Патроклиан.
— Лучники, должно быть, — сказала Дерая. — Он грозился поубивать всех налетчиков, если только они меня не отпустят.
— Где же эти другие воины? — Патроклиан воззрился на Пармениона. — Я бы хотел их отблагодарить.
— Их нет, — ответил Парменион. Пустив своего скакуна вперед, он проехал через отряд и спустился по осыпающемуся склону туда, где ждал обоз. Передав колчан и лук Тинусу, он достал из-за сиденья слуги кожаный мех с водой и стал жадно пить.
Подъехал Ксенофонт. — Ты хорошо действовал, стратег. Мы нашли след, где колонна повернула на юг, но опоздали бы, не перекрой ты им дорогу. Я горд за тебя. — Он протянул окровавленную стрелу Тинусу. — Это был отличный выстрел в основание гортани, пробивший дыхательное горло и застрявший в спине. Великолепный выстрел!
— Я метил в грудь или живот, но переоценил упреждение.
Ксенофонт хотел что-то сказать, как вдруг заметил, что у Пармениона задрожали руки. Он посмотрел в лицо молодому человеку, которое не выражало никаких эмоций, однако кровь отхлынула от него.
— Ты в порядке? — спросил Афинянин.
— Голова кружится и в глазах мелькают огни.
— Мы остановимся здесь лагерем, — объявил Ксенофонт. Парменион спешился и прошел несколько шагов, прежде чем упасть на колени, и его вырвало. Затем он встал и втянул мощный глоток воздуха. Ксенофонт принес ему мех с водой, и он прополоскал рот. — Теперь тебе лучше?
— Я дрожу как лист под штормовым ветром — поверить не могу. Там я был так спокоен, а теперь веду себя словно напуганное дитя.
— Там была работа для мужа, невозмутимого мужа. Со стальными нервами, — заверил его Ксенофонт. — Это никак не связано с нынешним состоянием.
— Я чувствую, словно в моей голове огненные копья. Я еще не знал боли сродни этой, — Парменион сел на землю, опершись спиной на колесо обоза. — И свет жжет мне глаза. — Тинус соскользнул с обоза, укрыв Пармениона от солнца широкой соломенной шляпой. Боль росла, и Парменион обрушился во тьму.
Парменион просыпался ночью несколько раз, но его голова была словно наполнена пылающим светом, несущим агонию и тошноту. Усилием воли он возвращался в обитель сна. Когда он окончательно открыл глаза, отсутствие боли показалось блаженством. Он лежал в прохладной комнате с зашторенными окнами и мог слышать приглушенный шум беседы где-то за выбеленными стенами. Он привстал и обнаружил, что его левая рука перевязана, хотя не мог припомнить, чтобы его ранили.
Кто-то пошевелился на стуле на другом конце комнаты, и вот некий мужчина встал и подошел к нему. Он был низкоросл и худощав, с жидкими седыми волосами. Он улыбался.
— Боль прошла, верно? — спросил мужчина глубоким веселым голосом, несвойственным столь хилому телу.
— Да, — подтвердил Парменион. — Что случилось со мной?
— Мир, — ответил мужчина, усаживаясь на кровать рядом с ним, — состоит из четырех элементов: земля, воздух, огонь и вода. Но они содержатся в гармонии волей богов. Как я понимаю, ты столкнулся с делом, требующим исключительной отваги. Ты подвергся жесточайшему потрясению. Это вызвало избыток огня внутри твоей системы, разгорячив кровь и нарушив гармонию. Горячая кровь попала тебе в мозг, вызвав сильную боль и тошноту.
— И ты пустил мне кровь, — сказал Парменион, касаясь повязки у себя на руке.
— Да. Общеизвестно, что это понижает давление. Если тебе станет плохо, я повторю процедуру.
— Нет, я чувствую себя хорошо.
— Замечательно. Я сообщу военачальнику, что ты поправился. Но тебе было бы лучше очиститься, молодой человек; так будет безопаснее.
— Я уже в порядке, правда. Боль прошла. Я преклоняюсь перед твоим искусством.
Маленький человек улыбнулся. — Сказать по правде, у меня лучше выходит обрабатывать раны, но я учусь, — признался он.
— Со мной всегда будет так, когда я буду сталкиваться с опасностью?
— К сожалению, да. Я знаю многих, кто страдал такими головными болями. Но приступы обычно редки и происходят лишь в исключительные моменты чрезмерных стрессов. Это распространено также среди жрецов, которых посещают неясные видения и танцующие перед глазами огни. Лучшее лекарство от этого — опиум, изготовленный по особой египетской формуле. Я оставлю немного Ксенофонту, на случай, если твоя боль вернется.
Парменион лег обратно. Он снова заснул, а когда проснулся, Ксенофонт сидел подле него.
— Ты напугал нас, стратег. Почтенный целитель хотел просверлить отверстие в твоем черепе, чтобы выпустить вредные соки, но я его разубедил.
— Где мы?
— В Олимпии.
— Хочешь сказать, я проспал целый день?
— И даже больше, — ответил Ксенофонт. — Сейчас почти полдень второго дня. Я надеялся взять тебя на охоту, но врач сказал, что сегодня тебе следует отдохнуть.
— Я достаточно здоров, чтобы ездить верхом, — заявил Парменион.
— Уверен, что это так, — успокаивающе согласился Ксенофонт, — но я этого не позволю. Врач сказал так, и мы последуем его совету. Как бы там ни было, одна гостья пришла повидать тебя, и, я уверен, ты не откажешься провести с нею время, пока мы с ее отцом поедем охотиться.
— Дерая? Здесь?
— Ждет в садах. И запомни, мой мальчик, не покажись слабым и изнуренным. Добейся ее симпатии.
— Мне нужно помыться — и побриться.
— И одеться, не будем и об этом забывать, — сказал Ксенофонт, когда голый Парменион откинул одеяло и встал с постели.
Сады были разбиты на берегах небольшого источника, бегущего с восточных холмов. Белые валуны были тщательно вытесаны и сложены кругами, полуутопленные в почве. Вокруг них, ярко окрашеные цветы были рассажены по персидской моде. Вымощеные камнями дорожки были созданы, чтобы бродить в тени дубовых рощ, а в темных лощинах были поставлены каменные скамейки. Там стояли статуи из Фив и Коринфа, в основном изображавшие богиню Афину в полном вооружении, а также Артемиду, державшую лук. У маленького искусственного пруда стояла серия статуй, изображавших двенадцать подвигов Геракла. Обычно Парменион сидел возле них, наслаждаясь прохладным воздухом у воды, но только не сегодня. Он нашел Дераю, которая сидела у ручья под сенью ивы. Она была одета в белый хитон до лодыжек, окаймленный зеленым и золотым узором. Вкруг ее пояса и на плечах была хламида цвета морской волны — длинная, окантованная полоса прекрасной, искусно расшитой ткани. Увидев его, она встала и улыбнулась. — Теперь поправился, герой? — спросила она.
- Предыдущая
- 24/116
- Следующая
