Македонский Лев - Геммел Дэвид - Страница 13

• Предыдущая
• 13/116
• Следующая

— Должен быть подан пример. Знаешь ли ты, что мои илоты говорят, будто молва о его победе распространилась среди скиритаев?

Лепид больше ничего не сказал. Теперь он сидел, радуясь тени от высокого кипариса, и смотрел, как бегут мальчишки. Он не слишком считался с Парменионом, видя в нем хитрого, изворотливого сопляка; но если он заслужил Жезл, то нечестно будет лишать его триумфа. Он беспокоился, как парни воспримут такое решение. Парменион не был популярен, но вечер награждения был событием довольно-таки разгульным и сулил много веселья.

Соревнование подходило к концу: Лепид встал и прошел в центр поля.

Гриллус по-прежнему лидировал, но Гермий шел теперь рядом с Леонидом и вырывался на второе место, лишая более высокого юношу возможности выйти к Гриллусу. Леонид взял правее, наскочив на Гермия корпусом. Стройный юноша оступился и упал, а Леонид бросился вперед, поймав Гриллуса прямо перед финишной чертой и придя во главе колонны бегунов. Гермий пришел пятым.

Лепид дождался, пока парни восстановят дыхание, затем созвал их к себе.

— Прекрасный забег — не считая тебя, Павсий. Еще пять кругов, если не возражаешь. — Парни засмеялись над толстым юношей, пустившимся в свой собственный одиночный забег. — А теперь, господа, новости. Во-первых, Олимпийские игры. Леонид и Парменион будут представлять наши бараки на дальних и средних дистанциях. Леонид посоревнуется также в метании копья вместе с Нестусом. Гермий и Асерон представят нас на короткой дистанции. Я поговорю с атлетами, когда вы закончите. Во-вторых, четверо ребят вчера опоздали на муштру. Это подает плохой пример младшим воспитанникам бараков. Мы спартанцы, господа, а значит — понимаем дисциплину. Чтобы больше такого не было. В-третьих, награждение Жезлом Победы… — его глаза обратились к Леониду, и беглая усмешка тронула лицо мальчишки. Значит, он знает, подумал Лепид, и гнев вспыхнул в нем, как пламя от свечи. — Вручение не состоится в этом году, и праздника не будет.

К изумлению Лепида, раздался всеобщий довольный возглас, и его лицо помрачнело.

— Господа! — крикнул он, подняв руки. Наступила тишина. — Я не понимаю причины этой радости. Может быть, кто-то объяснит мне? Ты, например, — он указал на Леарха.

— Савра смухлевал, — ответил Леарх, и Лепид заметил несколько согласно кивающих голов.

— Он не мухлевал! — рыкнул Лепид. — Он победил! И это главное, что должен делать спартанец — побеждать. И позвольте мне прояснить кое-что для вас всех. Если бы Леонид выслал свою конницу вперед, то сумел бы остановить атаку. Тогда, с дальнейшим продвижением Пармениона, его правый фланг оказался бы открыт для дротиков и стрел. Парменион был бы уничтожен. Я не оправдываю его использование скиритаев, но когда я вижу спартанцев, оспаривающих поражение, я глубоко скорблю. Позор вам!

Крутнувшись на носках, он зашагал с площадки для занятий, оставляя ошарашенных учеников позади себя.

— Я не думал, что ему нравится Савра, — прошептал Леарх.

— Он сказал правду, — подал голос Леонид.

— Нет, Савра смухлевал, — вставил Гриллус.

Леонид встал и повернулся к остальным.

— Он был прав! Я недооценил Савру, и он посрамил меня. Я должен был надеть Покров Стыда. Было много способов разбить его, если б я предугадал его план, и три способа, позволяющие выиграть битву, даже если бы я не понял его намерений. Я не использовал их. Так что хватит об этом.

Леонид ушел прочь, и Гриллус повернулся к Леарху, придвинувшись ближе.

— Полукровка остается сегодня в доме моего отца, — шепнул он. — Но вечером он отправится домой на похоронную ночь.

— Ну, и?

— Ну, и он не сможет бежать на Олимпиаде с переломанными ногами.

— Я не знаю…

— Он оскорбил нашего друга! — прошипел Гриллус.

— А что если твой отец прознает обо всем?

— Будет темно. И Савра не назовет наших имен.

— Стало быть, сегодня вечером, — согласился Леарх.

Тело, замотанное в белую простыню, было поднято с кровати и возложено на плащ, натянутый между двумя шестами. Парменион смотрел, как женщины несли его мать от Дома Смерти к погребальному холму. Было четыре носильщицы, одетых в белое, а следом шла Рея в образе Матери Скорби. За ней шел Парменион, рука об руку с афинским полководцем Ксенофонтом.

Кладбище лежало за Мраморным Театроном на востоке города, и эта небольшая процессия проделала путь мимо тихой торговой площади и монумента Павсанию и Леониду.

Они достигли входа в пещеру, где сидела ожидающая их старуха с развевающимися на ветру белыми волосами.

— Кто желает пройти к мертвецам? — спросила она.

Рея вышла вперед: — Моя подруга Артема, — ответила она.

— Кто принес плату за переправу?

— Я, Парменион. — Он бросил серебряную тетрадрахму в ее протянутую ладонь. Она склонила голову на бок, и ее тусклые глаза обратились к нему. Мгновение она сидела недвижно, как сама смерть, затем перевела взгляд на стоявшего в молчании Ксенофонта.

— Тот, Кто Есть, и Тот, Кому Быть, — прошептала старуха. — Пригласи меня в свой дом, военачальник.

Отклонение от ритуала поразило Ксенофонта. Он глубоко вздохнул.

— Как пожелаешь, госпожа.

— Внесите тело в место упокоения, — сказала она. Рея приказала носильщицам пройти вперед, и темный зев пещеры поглотил их, скрыв от глаз. Двое мужчин остались стоять у входа.

— Я не сумел нанять плакальщиц, — проговорил Парменион. — Посмотрят ли боги с укором на нее из-за этого?

— Спорный момент, — ответил Ксенофонт. — Тронут ли богов фальшивые слезы и вопли? Я сомневаюсь. Бывало, хорошие люди умирали неоплаканными и неотпетыми, тогда как отъявленных злодеев хоронили с тысячами плакальщиц. Наивно будет полагать, что боги менее проницательны, чем люди.

— Ты веришь в них?

— Я верю, что есть силы, которые влияют на нашу жизнь. Мы даем им множество имен.

— Ты думаешь, она будет жить снова?

— Я бы хотел в это верить. Пойдем, пройдемся немного. День не столь знойный.

Вместе они зашагали назад к монументу Павсанию и Леониду. Это был огромный куб из мрамора, на котором стояла статуя спартанского гоплита, а на основании была высечена история сражения при Платеях, в котором захватническая персидская армия была разбита силами спартанских фаланг. Ксенофонт снял свою белую накидку и сел в тени. Пожилая вдова подошла к ним, предлагая свежих гранатов. Ксенофонт бросил ей в ладонь монету и купил три фрукта. Он протянул один Пармениону.

— В чем был урок, полученный при Платеях? — спросил Ксенофонт, достав из-за пояса кинжал и разрезая плод.

— Урок? — хмыкнул Парменион, пожимая плечами. — Они ударили персам в лоб, сломили и обратили их в бегство. Какой мы должны извлечь из этого урок?

— Почему персы бежали?

Парменион сел рядом с полководцем. Снимая кожуру с плода, он жадно ел, выплевывая зернышки на землю. — Не знаю. Они испугались?

— Конечно они испугались, — буркнул Ксенофонт. — Думай!

Парменион смутился, покраснел лицом. — Я мало знаю о сражении, — признался он. — Я не могу ответить тебе.

Ксенофонт, похоже, успокоился. Он закончил с гранатом и облокотился спиной на холодный мрамор. — Изучи свидетельства, Парменион.

— Я не знаю, чего ты хочешь!

— Если ты ответишь мне на этот вопрос, я сделаю то, о чем ты просил, — буду обучать тебя. Если же нет… все равно без толку. Подумай об этом, и приходи сегодня вечером. — Ксенофонт встал и ушел.

Парменион долго сидел, ломая голову над вопросом, но ответ ускользал от него. Он сошел вниз на торговую площадь, прокрался между лошадьми и стащил два пирога. Он был замечен торговцем лошадьми, но смылся через аллею и припустил по Выходной Улице прежде, чем тот мог схватить его. Спартанские юноши были вынуждены добывать себе дополнительную пищу воровством. Если их ловили, то жестоко наказывали — не за кражу, а за то, что попадались.

На Выходной он увидел двух пожилых мужчин, сидевших возле дворца Агесилая. Он подошел к ним, сдвинув брови. Один из мужчин изучающе посмотрел на него.

• Предыдущая
• 13/116
• Следующая