Солнечный круг - Герчик Михаил Наумович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/48
- Следующая
Предводитель тайной организации «Черная стрела» был неисправимым бюрократом!
— Единогласно. Поехали дальше. Предлагаю операции по выслеживанию и ликвидации вредителей-банкопохитителей присвоить кодовое наименование «Луч-1».
— А почему не «Звезда-2», — ехидно протянул Казик. Обычно он безропотно соглашался со всем, что предлагал командор, но сегодня его, видно, обидела Витькина реплика насчет ватрушки. — Или не «Север-3»? Я лично думаю, что это даже лучше — на Северном поселке проводить операцию с кодовым наименованием «Север-3».
— Ну, пускай себе «Север», — растерялся Витька. — А ватрушку ты все равно убери, иначе я ее реквизирую!
— «Луч» так «Луч», «Север» так «Север», — примирительно сказал Ростик и подтянул на плечи сползавший балахон. — Главное — как эту шпану выследить?
— Нужно поспрашивать ребят из других домов, — предложила Лера. — Не может быть, чтоб это кто-то из нашего. У нас, вроде, нету таких. Ну, Африкан… Так он сейчас тише воды, ниже травы…
— Я придумал, как их выследить! — Витька развернул на столе большой лист бумаги. — Смотрите сюда: это план нашего подвала. Сегодня целый день рисовал. У нас пять подъездов. В каждом подъезде по двадцать квартир и по двадцать сарайчиков. И еще по такому закоулку, как наш. В сараи ходы общие, а в закоулки — отдельные. Теперь так… Где стоят черные кресты, эти сарайчики взломали. Один в первом подъезде, один во втором и два в четвертом. Третий и пятый почему-то не тронули. Попасть в подвал можно двумя путями: через двери и через вентиляционные…
Договорить Витька не успел. Дверь в наш штаб с треском распахнулась, порывом ветра задуло свечу, и в то же мгновение два нестерпимо ярких фонаря ослепили нас, словно расстреляли в упор.
— Вот где они, понимаешь, голубчики! — загремел под низкими сводами бас Африкана Гермогеновича. — Попались, курицыны дети, ворюги паршивые! Полюбуйтесь, граждане родители, на ваших деток! Малолетние преступники, понимаешь, а не советские школьники! Именно преступники!..
Я отпрянул к стене и сорвал маску. Я ничего не видел: два снопа света выдавливали слезы, резали глаза, и я закрыл лицо краем балахона.
— Не закрывайся, не закрывайся, все равно, понимаешь, откроем! Бандиты, а?! Смотрите на них, граждане, смотрите!
— Опустите фонари! — крикнул Витька. — Постойте минутку, мы вам сейчас все объясним.
— Нет, это вы постойте! — Африкан Гермогенович опустил фонарь и оттолкнул Витьку. — Стоять, тебе говорят! Это что? Планик, понимаешь! — Он схватил со стола разрисованный лист. — Вот вам и вещественное доказательство, граждане родители! Первое! А скоро, понимаешь, еще будут.
Глаза привыкли к резкому свету, и я разглядел за Африканом Гермогеновичем своего и Витькиного отцов и тетю Веру из 19-й квартиры.
— Ну, какое ж это доказательство, — проворчал Павел Петрович и посветил на план. — Детская мазня…
— Мазня! — воскликнул Африкан Гермогенович. — А вы посмотрите на эти кресты! Это ж ограбленные сараи. 19, 34, 66 и 73… Планомерное, понимаешь, ограбление! Уголовщина!.. А какой вы сегодня очистить собрались?
— Это неправда, — сказал я, скорее обращаясь к своему и Витькиному отцам, чем к Африкану Гермогеновичу. — Мы никого не обчищали. Мы просто играем. А план… Мы сами хотели этих жуликов поймать, для того и составили.
— А вот сейчас мы проверим, понимаешь, проверим! — Африкан Гермогенович зажег свечу, она зыбко замерцала в сильном свете фонарей. — Становитесь сюда, к столу, и не трепыхайтесь. А то буду вынужден применить физическое воздействие! Глеб Борисыч, Павел Петрович, Вера Ивановна, давайте-ка сюда поближе. Сейчас мы обследуем эту бандитскую берлогу, и вы сами, понимаешь, убедитесь в правильности моей информации.
Фонари обежали голые стены и уперлись в левый дальний угол. Там горой был свален всякий хлам: старый продавленный диван, огромная кадка из-под фикуса, поломанные полки…
Мы как-то не обращали на этот хлам внимания — лежит и лежит, места в сарае хватало. К тому же пыли там было, паутины…
Африкан Гермогенович отважно сунул руку в кадку и вытащил оттуда… две трехлитровые банки.
— Видал-миндал! — Банки тоненько звякнули в тишине. — Что я вам говорил? Вот ваши баночки, Вера Ивановна, видно, понимаешь, реализовать не успели. Глядишь, и еще кое-что найдем… — И он ловко вытащил из кадки длинную елочную гирлянду. Прямо как фокусник в цирке.
— Тима, что это такое? — Отец наклонился надо мной. — Что это? Ты же дал честное слово, Тима… ты же поклялся…
— Сами видите, что — вещественные доказательства. — Африкан Гермогенович выудил из-за дивана тонкий кривой ломик. — А вот и орудие, так сказать, ихнего производства!
Ломик был наш. Только сегодня утром отец спрашивал, не видал ли я его — зачем-то понадобился; я ответил, что не видал. Как он здесь очутился?
Павел Петрович с интересом рассматривал ломик.
— Фомка, а! Настоящая бандитская фомка. И где только выпороли?..
И тут отец наотмашь ударил меня по лицу, повернулся и вышел.
Я отлетел к стене и схватился за вспыхнувшую щеку. Я не почувствовал боли, хотя рука у отца была тяжелая. Я стерпел бы любую боль, и заплакал я не от боли, а от обиды, потому что так несправедливо со мной еще никто и никогда не поступал. Я бросился за ним, чтобы объяснить, как все случилось, чтобы он понял, что нельзя так, не разобравшись, но Павел Петрович остановил меня:
— Постой, субчик-голубчик, успеешь с козами на торг. Давай уж до конца исследуем, каких вы тут дров наломали.
А Африкан Гермогенович выставлял на середину все новые и новые банки. Из-за дивана, из кухонного столика, из-за поломанных стульев…
Кто это сделал? Неужели Афрнкан? Конечно, он, кто же еще! Рассчитался с нами за лягушек!.. Но на кой ему понадобилось стаскивать сюда столько всякого барахла? Ведь достаточно было двух-трех банок, чтоб мы на весь двор прослыли взломщиками. Это ведь опасно — одному перетаскать из разных подъездов такую кучу всякой всячины, запросто засыпаться можно… А если он был не один?.. А если это вообще не Африканова работа?..
И вдруг мне все стало безразлично. Я опустился на пол и прижался щекой к холодной бетонной стене. Африкан — не Африкан… ну вас всех к шутам! Что хотите, со мной делайте, плевать я на это хотел! Но как мог отец мне не поверить, какое он имел право? Конечно, и ломик, и банки, и вообще все это так неожиданно… Но Павел Петрович не спешит лупить Витьку и Леру! Я ж никогда не обманывал его… Вернее, не то что совсем не обманывал, а никогда не обманывал подло, чтоб от этого стало плохо кому-то другому, — разве что эти дурацкие лягушки… Отец знает, что я не жулик, не хулиган… почему он так легко, так быстро поверил? Он не должен был верить, несмотря ни на что… Если бы он верил мне всегда. Значит, он всегда мне не верил, а только притворялся! Вот если бы пришли ко мне и сказали: «Твой отец вор!» Я рассмеялся бы им в лицо и сказал, что они его с кем-то перепутали. А если бы они сказали: «Смотри, вот какая-то чужая штука, мы нашли ее у твоего отца в кармане! Теперь ты веришь, что он вор?» И я бы ответил: «Нет, не верю и никогда не поверю! Лучше поищите того, кто подсунул эту штуку отцу в карман, потому что мой отец не может быть вором. Понимаете, не может! Как не может быть изменником Родины. Или не заступиться за слабого, или солгать!» И если бы они спросили: «Почему ты так веришь ему?» — я ответил бы: «Потому что он — мой отец. Я знаю его сто лет, он не может быть подлецом!» И больше я ничего не стал бы говорить, но я не отказался бы от своих слов, даже если б меня резали на куски.
А он мне не верит… И какая разница, что там еще найдет Африкан Гермогенович, скорей бы все это кончилось, чтоб вырваться отсюда, хоть в детскую комнату милиции, хоть в тюрьму, только бы вырваться!..
- Предыдущая
- 17/48
- Следующая
