Выбери любимый жанр

Самый красивый конь - Алмазов Борис Александрович - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

— Ну ладно, смотри, на второй урок не опоздай. — И Борис Степанович зашагал к школе. Он шел размашисто, широко, и тяжелый портфель в его руке, казалось, ничего не весит. В прошлом году, когда Борис Степанович появился в школе, в первый же урок задал контрольную и поставил двадцать две двойки! Никогда ни один учитель столько двоек не ставил. После этого началось: каждый день диктовка, какие-то игры на составление слов, весь класс кроссвордами увешал. Вообще-то заниматься у Бориса Степановича интересно, но уж больно легко двойку заработать. А у него получать двойки почему-то очень неловко. Посмотрит, словно сквозь человека, и скажет:

— Встань, Пономарев, у тебя чувство юмора есть?

— Ага… А класс уже замер.

— Так это ты что, для смеха написал: «Над городом мурлыкали журавли»? Дай дневник, хочется мне на память оставить автограф. Кстати, напиши это слово на доске и объясни классу его значение… Все хохочут, Пономарев готов через все четыре школьных этажа провалиться. Борис Степанович сидит, не улыбнется, бородку пощипывает, только в глазах ехидные черти пляшут. Портфель у него словно сундук у фокусника: никогда не знаешь, что он оттуда вынет. Один раз достает пакет полиэтиленовый с кусочками моркови, другой раз вытаскивает хлыст какой-то с костяной ручкой, а то еще какие-то железки, ремни, пряжки… А как-то пришел на урок в сапогах и в красном пиджаке! И штаны белые. Вообще-то, конечно, красиво, но так по улице не ходят. И ему, наверное, самому неловко было. Как только звонок, он бегом, только каблуками простучал, и в такси. Другого бы учителя ребята сразу спросили: почему он так одет, а этого только спроси, он тебе так ответит — не обрадуешься. Он при ходьбе носки ног в стороны раскидывает. Старшеклассники-мальчишки все ему подражают. Весь десятый класс так ходит. «Обязательно, когда подрасту, бороду такую отпущу, — подумал Панама, открывая тяжелую школьную дверь. — Не для красоты, а просто так».

Глава третья. СТОЛБОВ И ДРУГИЕ

— Ты чего географию-то промотал? Кино показывали! — встретил Панаму Столбов, его товарищ по парте. — А я тут такую книгу достал про дореволюционных шпионов. Не знаю только, как называется: начала нет и конца тоже. Написано: «Продолжение в следующем выпуске…»

— Столбов! Столбов закрывает рот, но ненадолго.

— Там, понимаешь, один шпион придумал такое средство…

— Столбов, пересядь к Фоминой.

— Марьсанна, я больше не буду…

— Кому я сказала? Столбов сгребает с парты учебник, тетрадку и плетется к окну, где сидит Юля Фомина. С ней не поговоришь. Она на истории всегда математику делает. Закроется учебником и пишет. Попробовал Столбов слушать. Учительница рассказывает, как в Древнем Египте пирамиды строили… Неинтересно. Он еще в начале года учебник истории до конца прочитал.

— Знаешь, — шепчет он Юле Фоминой, — «в одном переулке стояли дома, в одном из домов жил упрямый Фома…» Юля молча показывает ему из-под тетрадки чистенький крепкий кулак. С ней лучше не связываться, она всех сильнее в классе Еще бы, спортсменка, фигуристка! Того гляди, на чемпионат мира попадет. За ней недавно тренер в школу на машине приезжал. Столбов один раз видел, как она тренируется. Как шлепнется на лед. Даже гул пошел. Губу закусила. А тренер сбоку подзуживает:

— Сама виновата, торопишься, все хочешь рывком взять. Соберись, соберись… Еще разок! А потом по телевизору показывали — танцует так легко, вроде это одно удовольствие.

— Больно, наверное, об лед-то биться? — спросил тогда ее Столбов.

— Нисколечко. «Вот это сила воли, — думает Столбов. — Ее даже учителя боятся. Нужно на тренировку, так она с последнего урока, никого не спрашивая, уходит. Директор в коридоре встретит: „Ну, Юленька, как наши успехи?“ „Наши“! А сам, наверное, на коньках-то и ездить не умеет. „Спасибо, хорошо“. И глазки такие скромные сделает, как будто тихонькая такая девочка. А на самом-то деле она совсем другая. Она на чемпионате победила немку одну на какие-то сотые балла. Немка ревет, вся Европа на ее слезы в телевизор смотрит. Жалко, конечно…»

— Тебе немку не жалко было побеждать? — пристал к ней Столбов. А она смерила его глазами и говорит:

— Пусть неудачник плачет. Взрослая женщина — нюни распустила… «Вот какая Юля Фомина. А подружка ее закадычная — Маша Уголькова — совсем другая. Она и с виду отличается. Юля — высокая, мускулистая, ей на глаз можно лет пятнадцать дать, Маша — маленькая, худая и сутулится. А краснеет как! Вызовут к доске, она — раз! — и вся красная делается. Ее даже дразнить неинтересно — сразу плакать начинает. Кого хорошо дразнить, так это Ваську Мослова. Выбрали его председателем, так он теперь ходит важный, даже лицотакое озабоченное делает, как будто занят целый день. A на самом деле лодырь. Вот в прошлом году был председатель Коля Вьюнков, вот это был председатель! И в кино ходили, в театр, и газету такую выпустили, нас за нее шестиклассники даже чуть не побили. И в „Зарницу“ победили всех. А этот только заседает — по два часа „пятиминутки“ длятся. Жалко, Вьюнков с родителями на Север уехал. Вырвал Столбов из тетрадки лист. Стал Мослова рисовать. Голова у Мослова круглая, нос пупочкой, глаза хитрые и бегают, особенно когда струсит. А он все время трусит. То боится, что от старшей пионервожатой влетит, то, что его ребята переизберут. А уши-то, уши! Как это раньше Столбов не замечал. Нарисовал Столбов председателю длинные ослиные уши. И чтобы с зайцем не спутали, решил подпись сделать. Сначала написал: „Мосел-осел!“ Посидел, подумал. Неубедительно. Стал стихи сочинять получилось! Прямо целая басня Крылова:

Наш Васечка Мослов Осел среди ослов! В председатели прорвался, Но ослом, как был, остался!

Сложил карикатуру вчетверо, написал: „Не вскрывать. Совершенно секретно. Пономареву И. Лично“ — и послал записку по рядам. Но все смотрели и смеялись.

— Столбов! Повтори мой вопрос и ответь на него. „Пропал“, — подумал Столбов. Медленно поднялся… И тут прозвенел звонок. Пономарев покатывался со смеху, разглядывая карикатуру. Вокруг него толпились ребята. Вдруг подбежал второгодник Сапогов, схватил карикатуру, захохотал своим дурацким смехом и потащил листок Мослову.

— Во! А? Во! Эта! Портрет! А? Васька покраснел, надулся и пошел на Панаму:

— Твоя работа?

— А что? Тут все правильно написано: „В председатели прорвался, но ослом, как был, остался!“

— Сейчас же порви! На моих глазах порви! — сказал Васька, а сам просто от злости трясется.

— Ты что! — не выдержал Столбов. — Это же произведение искусства! Это же сатирическая графика! Сатира графическая! Она, может, лет через сто будет в музее висеть! Ты, Васька, ее сохрани, через сто лет большие деньги заработаешь.

— Хорошо, — медленно сказал Мослов, — я ее сохраню.

— Носи, Вася, на здоровье! — заорал Столбов и вскочил на парту. Тут в класс вошел Борис Степанович.

— Ясно! — сказал он весело. — Теперь ясно, кто будет парты мыть.

— Да я только вскочил, — возмутился Столбов. — Другие все время бегают!

— Другие будут мыть в другой раз.

— Борис Степанович, вот! — Мослов протянул ему карикатуру. — Вот! — Он словно гордился. — Вот, оскорбляют… В классе стало тихо.

— Ну, если это тебя оскорбляет… — сказал учитель.

— Значит, ты осел и есть! — крикнул Столбов и захохотал. Борис Степанович глянул на него внимательно и сказал:

— Кстати, автор этих стихов себя и своих одноклассников тоже считает ослами.

— Это почему же? — удивился Столбов.

— А тут так написано: „Осел среди ослов“, и я не понимаю, почему ослов так раздражает, что один из них „в председатели прорвался“. Это справедливо, ведь, значит, льва начальника они не заслужили.

— Это почему же? — опять спросил Столбов.

— А потому, что они даже не ослы, а зайцы. Стихотворение-то без подписи. Кто писал — трус! Тут Столбов хотел было сказать: „Да вы что! Это я нарисовал и написал. И ничего тут такого нет, пошутить нельзя“. да только не успел. Васька Мослов вскочил и заорал:

2
Перейти на страницу:
Мир литературы