Занимательно о космологии - Томилин Анатолий Николаевич - Страница 18

Когда Галилею исполнилось двадцать пять лет, один из многочисленных Медичи пристроил его на должность преподавателя математики. Молодой выпускник университета с удовольствием принялся еще более глубоко изучать труды древних, толкуя их по примеру своих профессоров, только за более скромное вознаграждение. Иди он дальше по этому проторенному пути, не знали бы мы сегодня его имени. Потому что не было бы в истории ученого Галилео Галилея. Но как-то пришла ему в голову мысль проверить одно из утверждений Аристотеля с помощью опыта. Мысль по тем временам совершенно безумная. И конечно, Галилей нашел ошибку. Это доставило ему огромное удовольствие. Слава богу, ошибок во взглядах Аристотеля было предостаточно. И Галилей решил их исправить.

С этим решением родился в нем ученый — человек, который превыше всего почитает служение истине. Ведь ученый — это не должность, даже не звание. Ученый — это призвание. И вовсе не такое уж это интересное дело — заниматься решением довольно запутанных вопросов. И вовсе не обязательно каждый из посвятивших свою жизнь беззаветному служению науке становится Галилеем. Особенно в наш век сугубого коллективизма в науке. Но для «ученого по призванию» другой жизни не существует.

Галилей каждый раз испытывал буквально восторг, когда ему удавалось, разобравшись в той или иной устоявшейся традиционной концепции, доказать ее ошибочность и найти истинные соотношения «между вещами». Когда ему удавалось уличить самого Аристотеля или кого-либо из перипатетиков, он охотно делился с окружающими тем, что узнавал сам. Всегда с необыкновенной горячностью готов был отстаивать свою правоту.

В спорах он не только не знал устали, он разбивал противника так остроумно и доказательно, что скоро ни в Пизе, ни в Падуе, куда ему пришлось перебраться из-за сложной обстановки, созданной «благожелательными коллегами», не осталось для него соперников. Правда, не прибавила ему эта слава и друзей. Молодой Галилей горел сжигающими его идеями. Он не только, подобно Кеплеру, хотел во что бы то ни стало узнать истину о мире, но и жаждал возвестить ее людям.

Любое исследование, любой поиск падуанский профессор вел своим собственным экспериментально-математическим методом. Любой вывод должен опираться на уже доказанные положения. Сегодня такая истина может показаться азбучной. Но триста с лишним лет назад она была открытием. Собственно говоря, с Галилея начала развиваться настоящая физика…

Он разработал новый метод — метод опытного естествознания. От фактов Галилей шел к идеализации явления и лишь потом, через идеальную модель, к теории. Фактически он дал современную методологию эмпирического естествознания, построив для Ньютона целую совокупность моделей. Благодаря им Ньютон пришел ко многим своим открытиям, которые легли в основу современной картины мира.

Гениально задуманные опыты плюс великолепная интуиция выгодно отличали Галилео от его предшественников. Вы думаете, что, бросая с наклонной башни в Пизе деревянные и железные шары, каждый бы убедился в том, что все тела независимо от их тяжести имеют одно и то же ускорение в свободном падении?.. Ничуть не бывало.

Во-первых, Аристотель утверждал обратное, а во-вторых, результат опыта вовсе не был настолько очевидным, чтобы прямо из него можно было написать закон. Нет, нужно было еще иметь великолепное воображение… Нужно было быть Галилеем.

Еще острее должно было быть чувство предвидения, чтобы обосновать принцип инерции. И здесь приходилось выступать против авторитетов, и здесь доказывать новое, ненаглядное свойство тел сохранять состояние покоя или равномерного прямолинейного движения до тех пор, пока какая-нибудь приложенная к нему сила не изменит этого состояния…

Познакомившись с астрономией Коперника, Галилей стал страстным ее пропагандистом. В те годы система фромборкского каноника остро нуждалась в популяризации. Она настолько расходилась с данными науки того времени, не имея ни одного мало-мальски наглядного доказательства, что даже передовые люди не считали возможным принимать ее всерьез. Лекции Галилея собирали огромные массы слушателей. Из близлежащей Венеции приезжали в Падую даже многие знатные люди, чтобы послушать его рассуждения о гелиоцентризме…

Попробуйте вы, читатель, обремененный знаниями XX столетия, взять какую-нибудь старую, пусть позабытую, теорию по интересующему вас разделу науки, разберитесь в ней настолько, чтобы самостоятельно найти ошибки. Если это вас увлечет и вы почувствуете желание познакомиться с другой теорией, противоположной первой, или узнать подробности о самых последних точках зрения на этот счет, то это признак того, что карьера научного работника вам не противопоказана.

Галилей спорил, читал лекции, буквально проповедовал новую астрономию, переходя из самой большой в Падуанском университете аудитории под открытое небо, когда в помещении не хватало мест для слушателей. Ах, с какой неотразимой смелостью он говорил…

А смелость была нужна. Еще в 1597 году он писал в письме Кеплеру: «К мнению Коперника я пришел много лет перед сим и, исходя из него, нашел причины многих естественных явлений, далеко не объяснимых с помощью обычных гипотез. Написал многие соображения и опровержения противных аргументов, которые, впрочем, пустить в свет не решился, устрашенный судьбой учителя нашего Коперника. У немногих стяжал он бессмертную славу и бесчисленным множеством — ибо таково число глупцов — осмеян и освистан…»

Год от года все больше жара вкладывает Галилей в свои выступления, все менее осторожен он в выражениях. Растет число его врагов.

Между тем жалованье профессора математики заставляет желать много большего. Галилей уже не мальчик. В 1604 году, когда в созвездии Змееносца вспыхнула новая звезда, ему было сорок лет. Это уже не «крикун и спорщик», яростно нападающий на «бумажных философов». В активе ученого подробные исследования о машинах, в которых он исходит из общего принципа равновесия, совпадающего с принципом возможных перемещений. Написаны работы о законах свободного падения тел, о движении тел по наклонной плоскости и брошенных под углом к горизонту. Он проводит важные исследования прочности материалов… Исследовано, написано, открыто…

Но напрасно пытался бы пытливый читатель искать в архивах работы, опубликованные в счастливый падуанский период. Нет, о серьезной и кропотливой научной работе Галилея знали только его немногочисленные друзья. И не потому, что профессор Падуанского университета страдал излишней застенчивостью. Отнюдь. Дело в том, что большинство своих работ по динамике он считал незаконченными.

У Галилея много биографов. Автор должен признаться, что раньше образ ученого не вызывал у него особой симпатии. Молодость беспощадна и ортодоксальна в суждениях. Официальное, внушенное со школьных лет звание «мученика науки», которое сопровождало всегда имя Галилея, казалось несовместимым с отречением и покаянием старого профессора, вызванного на суд инквизиции в Рим. Юная душа автора кровожадно требовала от «мученика» смерти за идею в пламени костра, а не отречения. Преодолеть это чувство помогли годы и знакомство с Галилеем-человеком.

В 1609 году это был рослый, крепко сколоченный сорокапятилетний мужчина с отменным здоровьем, блестящими глазами и роскошной рыжей бородой. И занимался он не одной только наукой. Преподавательская нагрузка Галилея составляла один час в неделю. Тут времени должно было хватить не только на научные изыскания. И Галилей, говорят, не чуждался благ мирских. Он любил вкусно поесть, не отказывался от кубка, охотно одевался в красивую одежду и даже, закройте глаза, благочестивые ханжи, имел троих детей, не будучи никогда официально женат. Галилей любил успех, и его выпало немало на долю этого жизнерадостного человека. А то, что он при случае мог прихвастнуть… ну так, во-первых, ему было чем, а во-вторых, он был настоящим итальянцем.

В 1609 году Галилей из письма французского посланника узнал об изобретении в далекой северной Голландии удивительного «снаряда, способного приближать отдаленные предметы». В том же письме прилагалось и описание указанного снаряда, сделанное корреспондентом «со слов очевидца». Пробовали вы когда-нибудь воспользоваться свидетельством «очевидца»? Если нет — ваше счастье. Построить подзорную трубу по описанию посланника было не легче, чем разобраться в принципе действия пылесоса, пользуясь инструкцией по эксплуатации. Правда, не каждый владелец пылесоса Галилей. Падуанский профессор все-таки отшлифовал стекла в своей мастерской и собрал из них зрительную трубу, которая приближала… в три раза.