Выбери любимый жанр

Крайние меры - Макеев Алексей Викторович - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

– Почему нет? Поделись… Может быть, это заставит их взглянуть на дело под новым углом зрения! И обо всех несообразностях, замеченных Рашевским, тоже скажи. Били ведь не только по "Русскому зодчему", мне после беседы с Белоедом это стало совершенно ясно. И, знаешь, давай поменяем очередность твоих действий. Сначала, утром, – именно ГУБЭП, а потом со смертью бухгалтера разберешься. Пока я с Дубравцевой поговорю, у тебя уже наберется материал по Бибиреву, ты мне позвонишь и вкратце его изложишь. На вторую встречу с Белоедом я хочу явиться во всеоружии.

Приняв такое решение, полковник Гуров вторично за этот вечер ошибся! Не надо было Станиславу "делиться предположениями", потому что один из бригады, расследовавшей "Бибиревский инцидент", давно уже был подкуплен тем человеком, который этот инцидент организовал. И не только этот. Только вот откуда могли знать об этом Лев и Станислав?..

Глава 7

Белоеду снился залитый солнечным светом пляж, брызги морской воды, загорелые тела… Смех, шум, счастливые повизгивания детишек, монотонный рокот прибоя, звук ударов ладоней по волейбольному мячу, рокот лодочных моторов, гудки далеких кораблей.

Ему снилось, что солнце ласкает его, вытапливает холод, страх, тоскливую неуверенность и всю городскую отраву, которая скапливается в человеке за десятилетия жизни в бетонных коробках, рядами расставленных вдоль бесконечных ущелий улиц.

Но затем радостная картинка словно бы подернулась пеплом, и в его сон стали вливаться холодные струйки тревоги. Тревога перерастала в страх, в отчаянную панику кошмара. Солнце погасло. Морская волна вдруг плеснула карминной пеной. "А ведь это кровь, а не вода, – с ужасом понял Степан Владимирович. – Чья кровь? Валеры? Журналиста? Может быть, моя?" Пляж опустел, а песок, по которому шел Белоед, превратился в цемент. Чей-то злобный голос окликнул его. "Только не оборачиваться! – молнией сверкнуло в мозгу. – Надо спасаться, бежать!" Он медленно побежал вдоль кромки кровавого прибоя, с ужасом слыша за спиной тяжелый топот преследователей. Воздух сгустился, тормозя его неуклюжий бег, намокший, подплывший кровью цемент хватал за ноги. А сзади слышалось торжествующее улюлюканье и рев, точно его догоняла стая свирепых хищников. "Стой, сволочь! – слышал он. – От нас не уйдешь!" Степан Владимирович сделал мучительный последний рывок и окончательно застыл, не в силах более вырвать ноги из холодного цемента. Только дергался несуразно, словно попавшая на липучку муха. "Пришла пора обернуться, – подумал он, леденея от ужаса и безысходности, – я должен встретить их лицом к лицу!" И обернулся…

Степан Владимирович медленно провел рукой по мокрому от пота лицу, окончательно прогоняя остатки ночного кошмара, и тяжело сел, опустив босые ступни на прохладный линолеум. Холодок пополз от ног выше, к груди, умеряя бешеное биение сердца, стучавшего, как кузнечный молот. Все тело сводило от напряжения. Он проснулся рано, солнце еще не взошло. Комнату заполнял бледный, унылый сумрак мартовского утра. Из приоткрытой форточки тянуло влажноватым сквозняком, и доносился хриплый мяв любовно озабоченных котов.

"А ведь старею, – грустно подумал Белоед. – Вон, моторчик-то как капризничает… Внутренний будильник не подвел, только вот лучше бы вообще не просыпаться. Хотя… Я ведь не ребенок. Под одеялом от действительности не спрячешься, а она, похоже, хлеще всякого кошмара".

Он принял контрастный душ: сперва очень горячий, потом ледяной, а под конец снова обжигающий. Яростно, чуть не сдирая кожу, растерся жестким вафельным полотенцем. Полегчало: растаяла муть в глазах, исчезла тупая боль в правом виске и надбровьях. Вышел на кухню, с некоторым сомнением посмотрел на оставшуюся в холодильнике треть бутылки «Смирновской». Нет! Сегодня он должен сохранять трезвую голову.

Есть не хотелось, даже мысль о еде казалась противной. Белоед заварил очень крепкого, почти как чифир, «Липтона», щедро сыпанул сахара, выжал в чашку половину лимона. За окошком в унисон любовному пению котов раздался заунывный вой жалующейся на жизнь дворняги.

"Как по покойнику, – мрачно подумал Белоед. – Ох, Степа, уродина ты старая, не накаркай! – упрекнул он себя за столь упаднические настроения. – И без того достаточно".

После вчерашнего разговора с милицейским полковником, после наполненной кошмарами ночи Степан Владимирович испытывал беспокойство и смятение, которые лишали его привычной уверенности в собственных силах. Но способность трезво анализировать ситуацию он сохранил в полной мере. Надо срочно брать себя в руки и думать, думать, думать.

Степан Владимирович вновь и вновь перебирал в уме подробности вчерашнего разговора с полковником Гуровым. М-да… Выводы следовали страшноватые.

"Чего же я хотел? – думал он. – Не так уж много, но и не мало, черт возьми! Создать, наконец, нормальную среду для московских строителей. Для низового звена, для работяг, прежде всего. Чтобы их перестали обманывать на каждом шагу, чтобы платили нормальные деньги и вовремя. Если бы мы создали холдинг, то ни одна «новорусская» сволочь не посмела бы кидать наши бригады. А то ведь привыкли: аванс еще так-сяк, по сметной стоимости, а как доходит дело до расчета… Проще нанять других, таких же безответных. А первым указать на дверь. И ладно еще, если вежливо, а не под зад коленом!"

Он с горечью припомнил, как бригады "Русского зодчего" раз за разом кидали при строительстве особняков в Алешкине и Екатериновке… Да разве только их?! «Артель» Дмитрия Николаева, парней из «Альянса» и «Стройвеста»… Существуй МАМСФ, такой номер не прошел бы! Ни один из членов ассоциации не отправил бы своих людей на незавершенку, нечистоплотные заказчики остались бы на бобах, с голым фундаментом! Все малые строительные фирмы столицы, вошедшие в холдинг, объявили бы им жесткий бойкот.

"А то ведь привыкли, даже не стесняются, – продолжал он внутренний монолог, словно пытаясь доказать кому-то свою правоту. – Бизнес по-русски для них – это умение кинуть партнера. Серьезный бизнес – кинуть так, чтобы партнер этого не заметил, а бизнес "с человеческим лицом" – все то же самое, но с улыбочкой. Здесь самая важная вещь – выбор объекта кидания. Кусать надо так, чтобы челюсть не вывихнуть или не подавиться ненароком. Объединись мы – повывихивали бы!"

И откуда это хамское, барское, пренебрежительное отношение к своим соотечественникам? Да, за годы недоброй памяти советской власти простой работяга, строитель в том числе, был в полном загоне и отвечал соответственно.

Какая, к шуту, работа?! Лето – это время, когда трудно работать, потому что слишком жарко. А зима – когда работать трудно, потому что слишком холодно. Ну а весна и осень уже сами по себе ни то ни се. Плюс к тому всенародные праздники. Мы же всю дорогу что-то празднуем, уникальный в этом отношении народ. Когда работать? Да и стоит ли, когда платят столько, что разве с голодухи не околеешь. Проще откровенно халтурить. Проще тащить со стройки все, что только можно. Что нельзя – тоже!

Но время-то изменилось, а отношение – нет. Вот он и хотел заставить заказчиков изменить его.

"Дебильный подход. – Со злостью Степан Владимирович возвращался к своим не раз продуманным мыслям. – Раз русские строители, то непременно косорукие алкаши-неумехи. В лучшем случае растащат половину материала, а в худшем – все сопрут!"

А ведь это неправда! Нет лучших мастеровых, чем россияне. Что Кижи, Казанский собор, кремли по всем российским городам, архитектурные ансамбли Петербурга, Киева, да той же самой Москвы, заезжие турки строили?! Нет, своими силами обходились! И сейчас обошлись бы, мастера своего дела в России не перевелись, есть немало специалистов самой высокой квалификации, но…

Дешевая, демпинговая рабочая сила буквально затопила Москву и область. Кого только не встретишь! Тут тебе и таджики, и узбеки, и турки с курдами, и граждане бывшей Югославии. Китайцы, корейцы, вьетнамцы… Права у них птичьи, девяносто процентов живет безо всякой регистрации, а половина – вообще без документов. Соответствующие службы закрывают на это глаза, разве кавказцев изредка отлавливают и отправляют восвояси, напуганные терроризмом. Почему закрывают? А догадайтесь с трех раз! Что, одного девать некуда?

25
Перейти на страницу:
Мир литературы