Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона - Кей Марвин - Страница 9

Холмс покачал головой, сдвинув свои густые брови.

— Кое-что не сходится. Я свяжусь с вами завтра, сэр, и сообщу результаты дальнейшего расследования. До тех пор вам придется довольствоваться только этим: здесь вряд ли произошло убийство. Можете рассказать своему юному охотнику за сенсациями столько, сколько вам будет угодно; возможно, тогда он оставит вас в покое. А сейчас вы должны простить меня, мне нужно нанести несколько визитов и отправить телеграмму, пока еще не слишком поздно.

— Все, как я и предполагал, — сказал Холмс, расплатившись с мальчиком, принесшим ответную телеграмму, и бегло прочитав ее. — Это из канцелярии коронера города Голуэя. Наша жертва, мистер Виктор Линч, умер давно — десять лет назад, в Голуэе, где семейство Линчей было известно на протяжении нескольких столетий.

— Значит, это наверняка неправильная фамилия, — сказал я. Я как раз изучал одну из книг, которую мы взяли с разрешения инспектора на месте преступления. Посвящение гласило: «Моей доброй Энни с любовью, Виктор Линч». Я раздумывал, был ли когда-нибудь вручен этот подарок, и если да, то это означало, что его вернули. И была ли эта Энни, хоть сначала это казалось абсолютно случайным, той самой нашей гостьей — миссис Энн Гибни? — Инициалы на камине соответствуют подписи на этой книге, но этот человек сделал так много подделок для себя…

— А также изготовил свидетельство о своей собственной смерти. Что бы ни заставило его бежать из своего родного города, это было чем-то достаточно серьезным, чтобы подтолкнуть его сфабриковать свою собственную смерть. Присвоенное им имя — это ключ: один из предков Линча, живший в пятнадцатом веке, был приговорен к смерти собственным отцом, мэром Голуэя, за убийство, но был настолько популярен в округе, что никто из горожан не исполнил бы приговор. Отец, считая, что правосудие должно восторжествовать, повесил парня сам. Обо всем этом не раз писали в прессе. — Он указал на полку за своей спиной, на которой лежал объемный альбом с собранными газетными вырезками.

— Грустная история. Это заставляет нас сомневаться в том, что этот термин пришел к нам из Америки.

— Возможно, член «комитета бдительности» Уильям Линч был его дальним родственником. Тому, кто увлекается этимологией, есть над чем поразмыслить. Но наша задача менее научная. Не очень ли вас затруднит, Ватсон, отнести вон ту книгу — нет, не ту, которая с посвящением, а другую, вот эту — Поттердону и узнать, что скажет о ней их оценщик произведений искусства? У меня тоже есть кое-какое дело, и его выполнение может затянуться до самого вечера. А затем мы с вами встретимся здесь и посмотрим, не переплетутся ли, как в хорошем ирландском твиде, три ниточки, которые мы сегодня обнаружили.

У оценщика я узнал, что некоторые подделыватели — чаще всего посмертно — в последнее время стали более знамениты, чем многие настоящие художники, их работы становились довольно ценными экземплярами коллекций. Оценщик предложил мне баснословную сумму за рукописную книгу, которую я показал ему, и был весьма разочарован тем, что я не могу ее продать.

— Виктор Линч! — воскликнул он. — Смотрите, вот здесь, в буквице, украшенной узором, есть маленькие завитки — мы полагаем, что это петли в форме букв «в», «е» и «л» и что они были своего рода подписью художника, довольно мрачной, как может показаться.

— И что же произошло с этим Линчем? — осведомился я.

— А! Он умер много лет назад из-за болезни. Обнаружили, что его рукописи поддельны, когда он попытался быстро продать одну из них, весьма посредственную работу, сделанную, как мы предполагаем, уже во время его болезни. Сразу же было установлено, что это подделка. Мы думали, что почти все его работы находятся в Ирландии, в частной коллекции мистера Кенни. Его счастье, что дочь вышла замуж за торговца произведениями искусства, сумевшего убедить покупателей в ценности этих работ. Кстати, я видел недавно этого торговца здесь, в Лондоне… Ну, неважно. Может быть, вы передумаете, если я предложу вам еще десять фунтов? Двадцать?

Я рассеянно покачал головой, почувствовав, что решение этой загадки проясняется теперь гораздо отчетливее. Как только я удостоверился, что приехавшего торговца произведениями искусства зовут Гарри Гибни, сразу же поспешил на Бейкер-стрит поделиться новыми сведениями с Холмсом, но он еще не вернулся. После легкого ужина я сел у камина и задремал над этой книгой с картинками. Когда я смотрел на них сквозь призму тепла и усталости, создавалось ощущение, что я вижу свет витражного окна сквозь густые заросли лозы, — настолько они были прекрасны.

Но тут мои грезы были прерваны третьим посетителем за день.

— Я зашел по делу о подделывателе, — произнес вошедший в комнату сгорбленный ирландец. По его неряшливому виду, забрызганным грязью ботинкам и легкому запаху лошадей можно было сделать вывод, что он кучер или конюх.

— Ну что ж, можете присесть и подождать возвращения мистера Холмса, — начат я, но затем, взглянув на него второй раз, заметил краем глаза его странное подмигивание. — Вы сделали это снова! — воскликнул я, когда Холмс выпрямился и снял твидовую фуражку.

Но он недолго наслаждался своей актерской забавой.

— Я провел полезный, хоть и мучительный вечер на стоянке экипажей в Сент-Панкрас, — сказал он мне, одновременно рассматривая тарелки с остывшими остатками ужина. — Миссис Гибни этим вечером куда-то ездила, а когда вернулась, то заказала карету на завтра, на половину десятого утра. Если я не ошибаюсь, то она виделась со своим мужем и завтра вернется в его укрытие, чтобы передать дорожный костюм и деньги, возможно даже, довезет его до станции — паром отправляется из Холихеда завтра ночью, и он захочет попасть на поезд в полдень. Мы перехватим его до этого.

— Вы не пытались поговорить с ней? Или выяснить адрес у извозчика?

Холмс проткнул вилкой холодную морковь и покачал головой.

— Она была весьма осмотрительна. Извозчик высадил ее недалеко от пункта назначения, там же она час спустя встретилась с ним вновь, не распространяясь, где была. Но обстоятельства радикально изменились; ей больше не нужно наше вмешательство и, бесспорно, она вздохнула с облегчением, когда я так стремительно выставил ее, о чем теперь весьма сожалею.

— Думаю, ее девичья фамилия, как вы заметили утром на медальоне ее ожерелья, действительно начинается на «К» — Кенни. — И я сообщил ему о том, что узнал от оценщика.

Он удовлетворенно улыбнулся — видимо, его выводы подтвердились.

— Картина медленно, но уверенно проясняется, — сказал он, — словно с помощью кисти художника. Здесь уйма подстроенных ситуаций, несравнимых с такими банальными вещами, как подделки банкнот и контрактов. Осталось выяснить, как убийство или трагический несчастный случай привели к тому печальному исходу, свидетелями которого мы были этим утром.

Не найдя для себя больше ничего вкусного, он удалился, чтобы привести себя в порядок, после чего занялся изучением химических реактивов на своем столе и стал рассматривать какую-то органическую субстанцию, что он имел обыкновение делать, когда хотел отвлечься и освежить мысли. Я заглянул к нему перед уходом, и он сказал:

— Все, как я и предполагал, Ватсон. Я позволил себе прихватить пару банок из квартиры Линча и исследовал находящиеся в них вещества. Дисульфид олова, сплав свинца с сурьмой, сульфид ртути… список можно продолжать. Этот человек использовал настоящие средневековые пигменты, некоторые из них — смертельные яды быстрого или замедленного действия. Я заметил следы одного из них на кончиках его пальцев. Свидетельство о смерти, которое он подделал для самого себя в Голуэе, стало предсказанием. Как бы то ни было, подобная болезнь рано или поздно поразила бы его. Интересно, знал ли он это? «В часослове осталось несколько редких страниц»…

Это не имело значения, но мне показалось, что мысли убитого сейчас были более понятны Холмсу, чем мотивы живых, какую бы роль они не играли.