Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона - Кей Марвин - Страница 56

— Почему бы мне не рассказать остальное, дорогой, — сказала она успокаивающим тоном, снова заговорив с ним, как с ребенком.

— Ты права, продолжай. Послушайте, где этот чертов официант? Мне нужно выпить!

Естественно, ему нужно было выпить еще. Обычно я в таких случаях не отстаю, но полковник уже прилично меня опередил. Я взглянул на Холмса, его лицо ничего не выражало.

— Итак, — продолжила миссис Уорбертон с наигранным весельем, — это произошло в тот день, когда я собиралась дать объявление. У меня было дело в посольстве, и мы с Цинь Ши некоторое время вместе ожидали в приемной. Между нами завязался разговор, и я узнала, что она училась в Англии, — ее английский практически безупречен, знаете ли, — а к концу нашей беседы она согласилась жить с нами в качестве моей помощницы.

— Вот, как все замечательно сложилось, не так ли? — снисходительно произнес полковник.

— Немного странно, что китайскую девочку отправили учиться за границу, — сказал Холмс.

Лицо миссис Уорбертон вспыхнуло.

— Видите ли, Цинь Ши из хорошей семьи, ее дедушка по линии отца был англичанином.

— Понятно, — бросил Холмс.

Миссис Уорбертон поднялась с кресла.

— А теперь, дорогой, давай я отведу тебя в постель, хорошо? — обратилась она к мужу.

Полковник покраснел, а все его тело затряслось.

— Я не ребенок, — выкрикнул он осипшим голосом подвыпившего человека.

— А я и не говорю, что ты ребенок, — и глазом не моргнув, отозвалась его жена. — Я просто предложила тебе пойти лечь спать.

— Я сам решу, когда мне пора уходить, и я буду тебе благодарен, если ты прекратишь меня третировать! — заорал он.

— Хорошо, — сказала миссис Уорбертон и вышла из зала, не проронив больше ни слова.

Ее уход, казалось, «опустил паруса» полковника. Его большое тело вдруг осело в кресле, он как-то сразу сник.

— Прошу простить меня, джентльмены, — сказал он вяло, равнодушным тоном. — Я не знаю, почему иногда становлюсь таким… Просто я не выношу, когда она обращается со мной, как… как… — он умолк, уставившись на свой пустой стакан.

— Как с кем? — спросил Холмс спокойно.

— О, она уверена, что я унаследовал семейную… слабость, и поэтому порой ведет себя со мной как с ребенком.

— Семейная слабость? — повторил Холмс.

Полковник засмеялся, вернее, произвел напоминающий смех звук без всякой радости в голосе; это больше было похоже на глубокий вздох. Он наклонился к Холмсу, как будто боялся, что кто-нибудь может подслушать, хотя все уже давно разошлись по каютам. Даже бармен все убрал со стойки и собрался уходить.

— Безумие, мистер Холмс, безумие. Это преследует нашу семью и, насколько мне известно, всегда поражает самого старшего мужчину. Вы знаете, каково жить под тяжестью столь мрачной перспективы? Это ад — вот что это такое, ад.

Глядя на его крупное тело, вдруг ослабевшее, я поверил в то, что он знает, о чем говорит. И даже Холмс, по-видимому, поверил.

— Ну-ка, полковник, встряхнитесь! Возможно, вам повезет и вас минует эта участь, — сказал он с неподдельным сочувствием.

Полковник посмотрел на свой пустой стакан и поставил его на стол.

— Возможно, вы и правы, мистер Холмс, я полагаю, что мне и так повезло больше, чем остальным: имея такую жену, как Лиззи… Мне хорошо жилось до последнего времени, а теперь… будь, что будет. Просто иногда это тяготит меня, особенно ночью, когда все спят… Это как огромная черная туча, нависшая надо мной, и я боюсь лечь спать, закрыть глаза — из страха, что она может поглотить меня, пока я сплю.

К моему удивлению, Холмс наклонился вперед и дотронулся до плеча Уорбертона.

— Никакого демона не победить, пытаясь спрятаться от него, — уверенно произнес он. — Последуйте моему совету и взгляните в лицо неприятности, и тогда вы сочтете ее не такой ужасной.

Искренность Холмса, похоже, произвела впечатление на полковника. Я сам был удивлен, когда Холмс оставил свой обычный весьма циничный тон.

— Благодарю вас, мистер Холмс, — сказал полковник, — благодарю за совет. Могу сказать, что это дорогого стоит, и я ценю ваше участие.

Он поднялся с кресла, пожелал нам спокойной ночи и вышел из зала неуверенной походкой, соответствующей количеству выпитого бурбона. Я посмотрел на Холмса. Его лицо было бледным и вытянувшимся, он держался за левое плечо — значит, его беспокоила рана.

— Давайте-ка, старина, я отведу вас в постель, — произнес я обычным тоном, чтобы не выдать своего беспокойства.

Холмс лукаво посмотрел на меня.

— Видите, Ватсон, я разрешаю вам обращаться с собой как с ребенком и вовсе не жалуюсь. Вы должны сказать об этом полковнику, когда мы с ним снова увидимся.

Я долго лежал без сна, размышляя о полковнике и его жене. Она была очень привлекательной женщиной, но я не завидовал ему: она была не совсем уравновешенной, а забота о муже явно была показной. На соседней кровати Холмс ворочался во сне и что-то бормотал, преследуемый своими собственными демонами. У всех нас есть демоны, подумал я, у одних они ужаснее, чем у других… Я заснул с мыслями о миссис Уорбертон, представляя ее в том красном платье.

Той ночью мне снилось, что я шел, шел, бесконечно долго шел по узкой тропинке, ведущей к черной деревянной двери. Я понимал, что мне надо открыть ту дверь, но не хотел делать этого. Наконец я ее открыл, и как только я это сделал, услышал рядом с собой смех… Я узнал этот смех — так смеялась Элизабет Уорбертон. Когда я открыл дверь, она стояла сразу за ней, а у ее ног лежало тело мужчины. Подумав, что это ее муж, я опустился на колени и перевернул тело, и тогда увидел, что это Холмс и что он мертв.

Я проснулся весь в поту, фальшивый смех миссис Уорбертон звенел в моих ушах. Я посмотрел на соседнюю кровать, но Холмса там не было. Запаниковав, я вскочил и вышел в гостиную. Холмс сидел возле иллюминатора, смотрел на залитое лунным светом море и курил.

— Холмс! Что вы делаете? — мягко спросил я.

Он произнес, не оглядываясь:

— Думаю, Ватсон.

— О чем?

— О демонах, Ватсон, о демонах.

Остальная часть нашего путешествия прошла без происшествий. Полковник казался более спокойным после того первого вечера, хотя иногда мы слышали разговор на повышенных тонах за стенкой. Холмс, похоже, действовал на него успокаивающе, полковник даже стал лучше играть в бридж. Его жена продолжала строить Холмсу глазки, но он оставался равнодушным к ее чарам. Иногда мне хотелось оказаться на его месте, а иногда — нет, ведь я был более восприимчив к женской красоте. Морской воздух, казалось, способствовал улучшению здоровья Холмса, хотя он все еще быстро уставал, и время от времени я замечал, что он сжимает рукой свое плечо. Когда я ему сказал об этом, он отмахнулся от меня, как делал это всегда, и сменил тему разговора.

Мы прибыли в Нью-Йорк в четверг; там шел ливень. Я хотел как можно быстрее доставить Холмса в отель, поэтому наше прощание с Уорбертонами было коротким. Полковник дал нам свою визитную карточку и предложил зайти к нему, пока мы будем в Нью-Йорке; мы пообещали, что так и сделаем, хотя считали, что больше никогда его не увидим.

Но мы ошиблись.

Мы остановились в «Эксельсиоре», расположенном напротив Музея естествознания; это была идея Холмса. Первое утро он провел в музее и очень был рад тому, что может заняться геологическими исследованиями.

— У них превосходная коллекция драгоценных камней, Ватсон, — сказал он за чаем, — вам обязательно нужно посмотреть ее. Там есть Звезда Индии — поистине внушительный камень, который имеет самую яркую историю краж и связанных с ними убийств.

После обеда я пошел прогуляться в Центральный парк. Я дошел до Эллинга, наблюдая за лодками на озере, а затем пошел назад через Рамблез. Когда я выходил из парка, мне показалось, что я увидел полковника Уорбертона на другой стороне улицы. Я помахал ему рукой, но он так спешил, что не заметил меня. Ссутулившись и опустив голову, он шел с мрачным видом по направлению к центру города. Я рассказал Холмсу, что видел его и что он не ответил на мое приветствие.