Маяк мертвых - Усачева Елена Александровна - Страница 14
- Предыдущая
- 14/17
- Следующая
Чайник закипел. Эбба из горсти сыпанула в чашки чай, налила кипятка.
От заварки шел пряный аромат трав с ноткой чего-то кисленького.
— А чайник где был? — запрыгала по лавке ближе к чашкам Алена. — Его же не было.
— Вернули, — без всякой эмоции отозвалась Эбба.
— Извини, я без угощения, — запоздало предупредила Алена. — Понимаешь, я так быстро собиралась. Даже не собиралась вовсе. Если бы не вурдалак… ну, этот, Андрюха, я бы нормально собралась. Оделась бы поприличней, купила бы тортик. А из-за этого Андрюхи пришлось срываться и бежать. Он такой приставучий. Ты, кстати, тут Маринку не видела? Это девушка Эдика. Она сюда утром приехала и потерялась. Ах, ну да! Тебя же утром здесь не было. Ну, потом, вечером?.. Ее уже с полицией ищут.
— Я никого не видела, — холодно ответила Эбба. — Сюда… — выделила она слово, сделав паузу, — никто не приходил.
— Ну да… — Чай был невероятно вкусный. — Это Андрюха все пугал, что сюда ходить нельзя, что здесь одни утопленницы.
Эбба смотрела. Тяжело. Неприятно.
— А чего ты там копала, когда я пришла? Сажаешь чего?
Заскулил Ули. Эбба медленно повернулась к окну.
— У меня кое-что есть для тебя, — медленно произнесла она, встала и вернулась к столу с тарелкой круассанов.
Маленьких, туго закрученных.
— Угощайся!
А сама смотрит… Неприятно так. Долгий взгляд. Протягивает тарелку и смотрит. Быки на запястье качаются. Эбба перехватила Аленин взгляд, и пришлось срочно смотреть в окно. Там набухали последние сумерки, ничего не было видно. Лишь угадывались близкие деревья. А за ними, вероятно, еще деревья. И еще. Алена представила, как идет среди этих деревьев, и ей стало знобко. Даже в теплом свитере с такими уютными карманами.
— А ты чего все одна и одна? — пробормотала Алена, беря круассан. — Родители придут?
Эбба ответила, хотя до этого многие вопросы пропускала:
— Придут, но позже. После двенадцати. Мы уже спать будем.
Алена отхлебнула чаю, откусила от круассана. Вкус такой же, как у них в гостинице. Стало грустно, захотелось домой. Чего она тут сидит? Давно бы пошла. Снова представила себя между деревьев, и грусть по дому слегка уменьшилась. Далеко она по такой темени не уйдет. Надо ждать родителей Эббы, они выведут. Или дадут телефон позвонить. И как она ухитрилась целый день прожить без мобильного? Там, наверное, неотвеченных звонков набралось, сообщений…
— Они не всегда приходят, — вдруг заговорила Эбба. — Надо спать лечь, они тогда и придут.
— А на чем они придут? Пешком?
Вдруг у них машина и они смогут ее довезти! Вот это было бы совсем здорово!
— Здесь только пешком ходят, — отрезала Эбба и стала медленно тянуть свой чай.
Алена откусила еще кусочек булки, и вдруг ей вспомнилось утро, как она загоняла под стол угощение для домовых. Пальцы дрогнули, хвостик круассана упал. Все было не так, как представлялось, и от этого хотелось плакать.
Алена опустила нос в чашку. В гости звали, а неприветливые. Ночь кругом, никто Алену не ищет. И вообще, чай вкусный.
— Это у тебя на травках? — спросила Алена, чтобы разбить гнетущую тишину, и взяла новый круассан. Есть не хотелось. Хотелось спать. А еще плакать.
— У меня другой заварки нет, — ворчливо отозвалась Эбба.
Кривая дверь в чуланчик распахнулась, на пороге мелькнула мешковатая тень. Алена почувствовала, как по ноге ее мазнуло что-то щекотное и теплое. Эбба плеснула перед собой чай. Вода не долетела до пола. Выкатившееся из чулана нечто распахнуло свою гигантскую пасть, став похожим на большой пыльный мешок. Чай исчез в пасти. Нечто еще больше потемнело и довольно булькнуло. Алена выронила круассан, он успел прокатиться по полу, а потом сверху его накрыла жадная пасть.
— Ули! — тихо произнесла Эбба.
Белый пудель возник посреди комнаты, словно на него вылили проявитель. Шерсть на загривке вздыбленная, зубы оскалил. Он рычал вполне себе убедительно. Пыльный мешок потянулся к чуланчику, по дороге опрокинув стул и сдернув пальто с вешалки.
Ули залаял, подгоняя его.
— И дверь закрой!
Дверь закрылась, брякнула дужка замка, защелкивая ушедшего в его конуре.
Алена икнула и осторожно поставила чашку. Ей не хотелось, чтобы вновь появлялся этот черный, если она что-то прольет.
— Молодец, — сухо похвалила пса Эбба и тоже поставила чашку. Ули смотрел вопросительно, словно ждал новых указаний.
— Что? Нет больше никого?
Ули мотнул мордой и даже чихнул, подтверждая, что нет. Кого?
— А это кто был? — осторожно спросила Алена, прерывая странную пантомиму между псом и хозяйкой.
— Боггарт, — равнодушно ответила Алена. — Он местный. Всегда здесь был. Ладно, спать давай.
Боггарт, боггарт, что-то знакомое. Как будто из Гарри Поттера. Домовой? Или эльф?
Эбба стала сдергивать с вешалки оставшуюся одежду и бросать на пол.
Мысли о домовых вылетели у Алены из головы — перспектива спать на полу была ужасней всех призраков, вместе взятых. Когда это она говорила, что у них в гостинице плохо? Да у них рай земной. Она хочет туда, на свою кровать.
— А мы разве не будем ждать твоих родителей? — пискнула Алена.
В душе зрела паника. Спать на полу! Вот ведь попала! Домой, домой! Скорее домой! Где у них тут кнопка «Reset»? Где «Escape»? Ей требуется срочная перезагрузка и возвращение на прежний уровень!
— Их не надо ждать. Придут, когда надо будет. Если дел никаких не будет, не придут.
«После двенадцати покойники не принимают», — вспомнилась присказка Эдика, и на душе стало как-то нехорошо. Это после двенадцати дня, а после двенадцати ночи самые приемные часы.
— Ты им позвонить не можешь? — засуетилась Алена. — Позвать. Вы же как-то друг с другом договариваетесь?
— Это живых позвать можно. Позвонить. А мертвых чего звать? Только если надо вести. А так их месяцами не видно.
— Кого?
На секунду Алене показалось, что она исчезла. Что нет этой пустой комнаты, нет лавки, на которой она сидит, нет горы пыльных вещей на полу, нет говорящей страшные слова Эббы. Что все это сон. Страшный сон, который вот-вот закончится. Ах, и почему снова запахло чем-то гнилым?
По рукам и ногам промаршировал холод, возвращая чувство реальности. Выгоняя из головы неприятный запах.
— У тебя родители умерли? — прошептала одними губами.
— Умерли.
От последнего брошенного на пол халата вверх взвилось облачко пыли.
За окном завыл Ули.
— Зачем они тогда придут? — спросила Алена, чувствуя, как от жалости к самой себе у нее задрожал голос.
— Ты же хотела их видеть.
Алена заерзала на лавке, не понимая, то ли хочет встать, то ли хочет вцепиться в нее, чтобы не оторвать.
— Ой, знаешь, — забормотала она онемевшими губами. — Я передумала. Обойдемся без родителей. Что их напрягать? Мы сейчас тут с тобой поспим…
Эбба уставилась на сброшенные тряпки, потом медленно перевела взгляд на Алену.
— Может, и поспим, — тихо произнесла она, к чему-то прислушиваясь.
В голове было холодно и пусто, удавалось удержать только последние слова, но понять, к чему они произносятся, уже не получалось.
— Поспим, это хорошо, — бормотала Алена, пытаясь запахнуть себя в свитер. — Сон жизнь продлевает. Я отдохну и пойду. А хочешь, мы вместе пойдем? У меня мама добрая, она тебя примет. А если не хочешь отсюда уезжать, то оставайся, мы тебе станем деньги присылать…
— Зачем деньги? — с тревогой спросила Эбба. — Не нужно, чтобы сюда ходили!
— А как же ты будешь жить?
Ули захлебнулся воем, подумал и взвыл по новой, заставив Алену вздрогнуть. Эбба растянула губы в своей сумасшедшей улыбке, глаза налились холодом.
— А я не живу, — еле слышно произнесла она.
И замолчала. Она что-то не договаривала. Что-то было еще. Что-то важное. Родители умерли. А она? Как умерли ее родители?
Захотелось уйти. Выбежать на улицу и шагать, шагать, шагать через эти проклятые елки. Когда-нибудь они кончатся. Когда-нибудь начнется нормальная жизнь с машинами, со светом фонарей, с шумом и музыкой.
- Предыдущая
- 14/17
- Следующая
