Архимед Вовки Грушина - Сотник Юрий Вячеславович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
Ребята столпились у берега и, разинув рты, уставились на перископ.
И тут началась эпроновская работа.
Пятеро лучших пловцов ныряли, стараясь подвести веревки под «Архимеда». Остальные тыкали в воду баграми, засучив штаны, бродили в воде и подавали тысячи советов. Стоял галдеж, как на птичьем дворе. Наконец нашим водолазам удалось подцепить веревками корму и нос «Архимеда». Они выбрались на берег, продрогшие, измученные, но очень гордые.
Ребята посильнее принялись тянуть веревки вверх. Смолкли крики. Наступила полная тишина. Человек восемьдесят смотрели, как подымается из воды труба перископа. И когда наконец появился зеленый верх «Архимеда», такое раздалось «ура», что, казалось, солнце подпрыгнуло.
Потом снова наступила тишина. Крышка люка на подводной лодке шевельнулась и открылась. Из отверстия высунулась сначала одна нога, лотом другая, затем торжественно и медленно появилась Вовкина спина, затем плечи и голова. Изобретатель был бледен и ляскал зубами от холода, но важности у него хватило бы на двадцать капитанов Немо.
Вовка срочно был доставлен в лагерь. Там его переодели и стали согревать чаем. Мы в это время чувствовали себя очень скверно. Леля, проходя мимо, так на нас посматривала, что мы поняли: будет крупный разговор.
Огромная толпа ребят окружала Вовку, пока он пил чай, глазела на него и засыпала вопросами:
— Сколько времени ты его строил?
— А как ты рассчитывал?
— Никак. Построил, да и все.
— Ты, значит, ошибся в расчете, и потому она затонула. Да?
— Ну конечно, не рассчитал! — сказал кто-то из старших ребят. — Не рассчитал соотношения между весом лодки и ее объемом.
К Вовке протиснулся маленький Буся Кацман и прижался носом к краю стола.
— А что «Архимед» — это рыба такая?
Вовка презрительно взглянул на него, отхлебнул из кружки чай, прожевал кусок хлеба и только тогда ответил:
— Рыба! Индюк ты! Это полководец!
Леля услышала Вовкин ответ и подошла к нему:
— Во-первых, уважаемый товарищ изобретатель, Архимед не полководец, а древнегреческий ученый. Во-вторых, если бы вы знали физический закон, открытый Архимедом, вы бы смогли правильно рассчитать свою лодку и вас не пришлось бы вытаскивать со дна на веревках.
Вот все, что я могу рассказать об «Архимеде» Вовки Грушина. Сейчас Вовка работает над созданием нового типа парашюта и, кажется, скоро будет испытывать его с четвертого этажа.
БЕЛАЯ КРЫСА
Боря трубил в горн. Леня бил в барабан. За ними шагали Вава и Дима, а впереди всех выступала звеньевая Таня Закатова.
Лоб ее был перевязан бинтом (она недавно упала с дерева). На затылке торчала темная метелочка волос. Эта метелочка резко дергалась, когда Таня оглядывалась на звено.
— Вава! Почему не в ногу? Димка! Отстаешь!
Дело было очень серьезное: Таня Закатова несла пакет с «дипломатической нотой». В этой ноте сообщалось, что «страна карбидов», то есть пионерлагерь завода «Карбид», объявляет войну «стране трикотажей» — пионерлагерю трикотажной фабрики № 2.
Неторопливо, торжественно шагало звено через маленький лес, разделявший оба лагеря. Трещал барабан, ревел горн, и с освещенных заходящим солнцем деревьев то и дело шарахались в небо испуганные стаи грачей.
Дорога вышла из леса на большую поляну. В конце ее стоял белый дом с башенками и остроконечной крышей. Ребята видели, как трикотажи сбегаются на линейку.
— Ждут! Знают, в чем дело! — сказала Таня. — Вавка, опять не в ногу! Димка, поправь галстук! Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре!
Они вошли в калитку и замаршировали мимо неподвижных рядов трикотажей. Возле мачты с флагом их поджидал председатель совета лагеря, Миша Бурлак. Таня остановилась перед ним.
Смолкли горн с барабаном. Стало совсем тихо. Председатель, толстый, солидный, исподлобья поглядывал на представительницу карбидов, а она, тонконогая, худенькая, настороженно смотрела на председателя.
Что-то странное было в поведении председателя. Он старался стоять смирно и сохранять обычную солидность, но время от времени делал какие-то непонятные движения: то поводил плечами, то вдруг выпячивал живот, то совсем убирал его. Таня передала ему пакет, заклеенный смолой. Бурлак взял его и почему-то поднял правую ногу, согнув ее в колене.
На линейке зашушукались.
Председатель вскрыл пакет. Он опустил ногу, согнулся, точно у него болел живот, и стал торопливо читать дрожащим голосом, то и дело сбиваясь:
— «Председателю совета пионерлагеря Трикотажной фабрики № 2.
Многоуважаемый председатель совета лагеря!
Вот уже три дня, как среди трикотажей распространяются ложные слухи о том, что карбиды живут в своем лагере, „как растения мимозы в ботаническом саду“: не умеют бегать, не знают, что такое военная игра, и купаются только в таких местах, где глубина не больше тридцати сантиметров. Отважные карбиды возмущены подобной клеветой и посему считают себя с завтрашнего дня, с пятого июня 1940 года, в состоянии войны со страной трикотажей. Условия войны Вам известны…»
Миша читал, но никто не слушал его. Вытаращив глаза, все смотрели на левую ногу председателя: из короткой штанины его трусов медленно выползала… белая крыса.
— «Благоволите… благоволите принять, уважаемый председатель, мои заверения в глубочайшем к Вам…»
Крыса плюхнулась животом на землю, расставив короткие лапы. И в ту же секунду отчаянный визг раздался над линейкой. Два трикотажа, сбитые с ног, покатились на землю. Чья-то фигура мелькнула над забором и скрылась за ним. Начался переполох. Полторы сотни галдящих ребят окружили председателя совета.
— Пустите-ка! В чем тут дело? Бурлак, что произошло?
Расталкивая ребят, к Бурлаку подошел старший вожатый.
— Ни в чем не дело! — бормотал председатель. — Я ее просто сунул за пазуху, а она — в трусы и на землю… А эта чего-то испугалась.
— Таня! — позвал вожатый.
Над забором показалась забинтованная Танина голова на тонкой шее. Она угрюмо уставилась на вожатого.
— Чудачка! Чего испугалась? Иди сюда!
— Не пойду, — ответила Таня.
Босоногие трикотажи запрыгали и захихикали:
— Трусиха! Крысы боится! От крысы удрала!
— Да, боюсь, — ответила Таня. — Петр Первый храбрым человеком был, а тараканов боялся.
Вожатый поднял крысу и показал ее Тане:
— Ну, Петр Первый, я ее уношу. Иди сюда!
С кислыми лицами пустились карбиды в обратный путь. До калитки их провожали веселые трикотажи:
— С самим Петром Первым завтра воюем!
— Пусть крыса нас сторожит! Ни один карбид не тронет!
До лесу за ними бежал какой-то маленький мальчишка.
Приплясывая, он пищал:
— Петр Первый, а Петр Первый! Петр Первый, а Петр Первый!
В лесу Леня стукнул мальчишку барабаном по голове, и тот, удовлетворенный, побежал домой.
— Оскандалились, — проворчал барабанщик. — Тоже еще, звеньевая! Крыс боится!
— Что-о? — Таня сразу остановилась и повернулась к нему. — Что ты сказал?
Крепкий, коренастый Леня молча попятился.
— А ну-ка перепрыгни!
Дорогу пересекала глубокая канава, через которую был переброшен мостик. Леня пробормотал:
— Охота была ноги ломать!
Таня сошла с дорожки, разбежалась и, перелетев через канаву, упала на противоположной стороне.
Больше никто не роптал на звеньевую. Шли молча и быстро. Впереди было еще одно очень важное дело.
Настала ночь. Заснули трикотажи в своей даче с остроконечными башнями, погасли огни в деревенской школе, где жили карбиды. Яркая кособокая луна поползла по мерцающему небу, и верхушки деревьев в маленьком лесу засветились голубоватым светом.
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
