Тень Каравеллы (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/138
- Следующая
Дядя Володя праздничным голосом рассказывал:
— Представляете, чистейшая случайность. Встала машина, что-то стряслось с мотором. Водитель такой болван… Я вылез ноги поразмять. Смотрю — летит. Высоко. Думал, журавль. Даже не надеялся, что попаду. Бросился в кабину, схватил чье-то ружье — трах! Смотрю — падает. Прямо на шоссе. Глазам своим не поверил…
Глаза фламинго были затянуты пеленой.
Илька спросил:
— Разве журавлей едят?
— Нет, конечно…
— Тогда зачем вы «трах»?
— Илька… — укоризненно сказала мама.
Дядя Володя сдержанно улыбнулся.
— Законный вопрос. Если рассуждать логически, стрелять не следовало. Но есть такая штука в человеке — охотничий азарт.
— Дурацкий азарт, — рассеянно отозвался Илька.
— Илья! — страшным голосом произнесла мама. — Как ты смеешь! Извинись сию же минуту!
Илька выпрямился.
— Извините, пожалуйста, — сказал он, — это я нечаянно. Я хотел подумать, а получилось вслух.
— Негодный мальчишка, — сказала мама с некоторым облегчением.
— Ну-ну, зачем так… — вступился дядя Володя. — Дело ведь не в форме выражения, а в самой сути. Допустим, азарт дурацкий. А разве ты не стреляешь из рогатки по воробьям?
— Он не стреляет, — поспешно заверила мама.
Илька снова взглянул на фламинго.
— Это же не воробей. Сравнили пень с ярмаркой.
— Илья! Выставлю в кухню, — пообещала мама. И не выставила, наверно, только потому, что догадалась: он сразу полезет к холодному крану.
Илька притих и снова наклонился над птицей.
Приподнял крыло. Перья сухо шелестели.
— Можно, я возьму одно перо?
— Да ради бога! Подожди, я оторву…
— Я пошутил, — сказал Илька.
— Ну… Как хочешь.
Он стал укладывать добычу в рюкзак.
Мама вздохнула:
— Все-таки жаль, что убили такую красоту…
— Эта красота не пропадет, — бодро откликнулся дядя Володя. — Выйдет отличное чучело.
— Да, конечно, — сказала мама.
Дядя Володя выпрямился и бросил рюкзак на плечо.
— Извините за непрошенный визит. Я пойду.
— Куда же вы? А обедать?
— Спасибо, хочется домой поскорее. Я ведь еще не был у себя…
Мама проводила его до двери и вернулась с каменным лицом. На Ильку не взглянула.
— А чего он врет, — мрачно сказал Илька.
— Что значит «врет»?
— То, что с автобуса прямо к нам пришел. У него в рюкзаке, кроме птицы, ничего не было. С пустым рюкзаком он ездил, да? Он уж тыщу раз дома побывал, а потом к нам пришел хвастаться.
Мама смешно приоткрыла рот.
— Ну… ну, может быть. Наверно, ему неловко было просто так заходить, вот он и придумал. Такой характер. А ты ведешь себя безобразно.
— А зачем он говорит «Тамарочка»…
— Илька… Что за глупости! Ну, привычка такая. Он мой хороший знакомый.
— Иван Сергеевич так не говорит.
— При чем здесь Иван Сергеевич? С Володей мы учились в одном институте. Меня там все звали Тамарочкой.
— Он мне не нравится, — сказал Илька.
Мама взяла его щеки в ладони.
— Мне тоже, — тихо сказала она. — И все-таки надо стараться быть вежливым. Договорились?
Илька нехотя кивнул. Но мама не убрала рук. Ладони скользнули со щек на лоб. Они были очень холодными.
— Ой, Илька… Начинается опять лето.
«Ну и хорошо. Лето в тыщу раз лучше зимы», — хотел ответить Илька. Но язык сделался совсем сухим, просто деревянным. Илька неловко вздохнул и присел на диван. Привалился к спинке. Мамины пальцы, как встревоженные человечки, забегали по нему от пуговицы к пуговице…
Илька проснулся от того, что щелкнул замок сумочки. Значит, мама сейчас уйдет на работу. Обычно они выходили вместе, но когда Илька не спешил, он просыпался позднее — от этого сухого щелчка.
Илька приоткрыл глаза. Мама стояла у зеркала. Сумочку она держала в правой руке, а левой торопливо поправляла прическу.
— Проснулся? Доброе утро, — сказала мама, не обернувшись.
Как она узнает, что Илька уже не спит?
— Еще не совсем проснулся…
— Нет уж, ты постарайся совсем. И слушай внимательно. Температура у тебя нормальная, я проверяла. И наверно, не поднимется, если не будешь слишком много скакать по комнате.
— Не буду… — лениво сказал Илька.
Где уж ему скакать? Ноги и руки гудели и казались жидкими, как вареные макароны. И в горле скребло.
— Но обязательно позавтракай, слышишь? Разогрей котлеты.
«Ой…» — подумал Илька.
— И молоко тоже согрей. Оно уже кипяченое, но немного остыло. Выпьешь кружку горячего. И не забудь принять биомицин.
Илька вздохнул:
— Не забуду.
Впервые, что ли? Каждое лето у него ангина. По нескольку раз. Мама однажды сказала: «Простываешь постоянно. Носишься разгоряченным под всеми ветрами…»
Илька не почувствовал раскаяния. Эти слова ему понравились. «Под всеми ветрами…» Было в них что-то широкое, шумное, синее… Но ангины продолжались.
В прошлом году мама хотела, чтобы Ильке удалили гланды, водила в свою больницу. Там его осмотрели, взяли кровь на анализ и сказали маме: надо подождать. Мама опечалилась, а Илька нисколечко…
— Я сегодня вернусь пораньше, — сказала мама. — Не скучай. — Подошла и чмокнула Ильку в лоб сухими губами. — Проветри комнату, но не торчи под форточкой. Договорились?
Илька двинул головой: договорились. Мама продолжала смотреть на него, глаза у нее были большие и печальные.
— Похудел моментально, — сказала она. — Раньше хоть лицо было круглое, а сейчас щеки ввалились… А ночью нес всякую чепуху. Что тебе снилось?
— Какая-то мохнатая дрянь, — припомнил Илька. И прибавил, чтобы успокоить маму: — Не бойся, я оторвал ей хвост.
Мама улыбнулась.
— Ты запомнил все, что я сказала?
Илька морщил лоб.
— Мама… А где живут фламинго?
— Ну вот! Я тебе про одно, а ты…
— Я все запомнил, — поспешно сказал Илька. — Но ты не знаешь, где живут фламинго?
— На юге.
— Я знаю. Но где на юге? Мне надо точно.
— Не помню. Я постараюсь узнать, хорошо? А теперь еще поспи.
Она ушла, а Илька стал думать о жарком ветре, принесшем в их края удивительную птицу. Скверную шутку сыграл с ней этот ветер. А может быть, он не виноват? Не знал ведь он, что фламинго нарвется на выстрел… Может быть, она вывела бы здесь птенцов и чудесные розовые птицы стали бы летать над городом. Живые… А что? Ведь живут на недалеких озерах такие же, как в Африке, пеликаны…
Илька незаметно уснул и проспал до одиннадцати часов. Разбудил его голод. Илька уже без всякого отвращения стал думать о котлетах.
Ноги теперь почти не гудели. Илька выбрался из постели, протопал на кухню и ухватил котлету пальцами со сковородки. Не разогревать же, в самом деле. Потом он вспомнил про молоко. С минуту лень боролась в нем с угрызениями совести. Потом он попробовал молоко и решил, что оно и так достаточно теплое. Илька запил им биомицин.
В комнате Илька открыл форточку и печально уселся от нее подальше. Начинался скучный день.
За окнами шумело веселое солнце, качались на ветках молодые листики — яркие, как зеленые огоньки. Прыгали счастливые воробьи, у которых не бывает ангины. Промчался на велосипеде «Спутник» бородатый спортсмен в таких же, как у Ильки, серых штанишках и в майке, розовой, как грудь фламинго… Потом прошагал с портфелем в руках по другой стороне улицы длинноногий Шурка Черемховский. Неужели из школы? Так рано? Он свернул за угол, Илька не успел его окликнуть. А жаль… Шурка-то, конечно, знает, где живут фламинго.
Илька вытащил коробку с карандашами «Искусство» и тетрадь для рисования. Достал сначала красный и розовый карандаши. Он трудился долго, но фламинго все равно не получился. Ведь Илька видел только мертвую птицу, а рисовал живую. Не вышло. С досады он нацарапал бородатого черта на велосипеде и закрыл тетрадь. Тоскливыми глазами посмотрел за окно.
И тогда, к великой своей радости, увидел он, как через дорогу прямо к окну шагает Генка.
Забыв про запрет, Илька взлетел на подоконник и высунул голову в форточку.
- Предыдущая
- 26/138
- Следующая
