Великая война России. Почему непобедим русский народ? - Кожинов Вадим Валерьянович - Страница 23

Разумеется, то, что совершалось на самой вершине власти, имело место и на других ее этажах. Партия – воплощение революционной власти – утрачивала свою прежнюю роль, и именно в этом, в частности, заключался подспудный смысл террора 1937–1938 годов, направленного прежде всего и главным образом против партии. Вот, например, подтверждающие этот тезис совершенно точные сведения о судьбах делегатов Съезда советских писателей 1934 года. Из 597 делегатов съезда 356, то есть около 60 %, были членами (или кандидатами в члены) ВКП(б) и ВЛКСМ, и из них подвергся репрессиям 181 человек, – то есть более половины (!). Между тем из беспартийных – 241 делегат – пострадали 47 человек, то есть менее чем один из пяти…[100] Столь резкое количественное различие нельзя считать случайностью, и, в сущности, правы те, кто вообще трактуют «1937 год» как борьбу против партии с целью заменить ее порожденную революцией власть «традиционной» по своему характеру государственной властью.

Кстати сказать, в цитируемых исследованиях М.М. Горинова и О.В. Хлевнюка напрасно не обращено пристальное внимание на сталинский доклад, произнесенный 10 марта 1939 года. Тот переход власти от партии к государству, о котором говорит О.В. Хлевнюк, может все же показаться «формальным» актом, однако в докладе Сталина утверждалось – хотя и не без известной уклончивости, – что в стране происходит именно восстановление государства в его прежнем, дореволюционном виде и смысле.

По-своему замечательно содержащееся в этом докладе рассуждение об известной книге Ленина «Государство и революция», написанной в августе – сентябре 1917 года, то есть накануне Октябрьского переворота. Поскольку высказанные в сталинском докладе представления о значении и роли государства явно имели очень мало общего с ленинскими, вождь счел необходимым заявить, что-де «Ленин собирался написать вторую часть «Государства и революции»… Не может быть сомнения, что Ленин имел в виду во второй части своей книги разработать и развить дальше теорию государства… Но смерть помешала ему (кстати сказать, до этой смерти оставалось тогда шесть с лишним лет! – В.К.) выполнить эту задачу. Но чего не успел сделать Ленин, должны сделать его ученики»,[101] – то есть прежде всего он, Сталин.

Ленин в предисловии к своей книге действительно упомянул о том, что не дописал ее, – однако, речь шла не о некой «второй части», а только о еще одной, седьмой, главе – «Опыт русских революций 1905 и 1917 годов».[102] И имелся в виду, понятно, опыт именно революций, а не проблема государственности как таковой. И даже в самых последних своих статьях, известных под названием «Завещание», Ленин рассматривал в качестве носителей безраздельной верховной власти ЦК и ЦКК (Центральная контрольная комиссия) партии, которые он призывал усовершенствовать, а не собственно государственные структуры.

Поэтому ссылка Сталина на будто бы не «успевшего» создать «теорию государства» Ленина не имела под собой реальных оснований; она преследовала цель затушевать тот факт, что предлагался кардинальный пересмотр ленинских – и вообще предшествующих – представлений о государстве в СССР.

В сталинском докладе неоднократно заходила речь о «недооценке роли и значения механизма нашего социалистического государства», о «непозволительно-беспечном отношении к вопросам теории государства» и т. п. Признавалось, что в 1917 году «необходимо было… разбить вовсе государственную машину», однако тут же оговаривалось; «…но из этого вовсе не следует, что у нового, пролетарского государства не могут сохраниться некоторые функции старого (то есть дореволюционного! – В.К.) государства». (С. 644.)

Сказано это было достаточно осторожно, ибо и государство по-прежнему называлось «пролетарским», и «сохранение старого» ограничивалось только «некоторыми» функциями. Но перед нами все же явная «ревизия» прежних представлений, отразившая реальное изменение роли государства во второй половине 1930-х годов. С этим изменением нераздельно связана «чистка» руководства на всех уровнях и во всех сферах, включая (что особенно важно для нашей темы) армию.

В литературе о войне безусловно господствует точка зрения, согласно которой начавшееся с 1936 года смещение (и, в соответствии с «атмосферой» времени, репрессирование) огромного количества военачальников нанесло страшный ущерб и во многом обусловило поражения 1941 года; нередко в этом усматривают вообще главную причину поражений.

Не приходится сомневаться в том, что сама по себе широкая замена военачальников накануне Великой войны не могла не привести к тяжелым последствиям. Помимо прочего, она в значительной мере подкрепляла уверенность Гитлера в победе; накануне войны он утверждал: «Россия не обладает даже той силой, которой обладала во время Первой мировой войны… Сталин уничтожил большинство русских генералов и офицеров».[103]

Есть даже сведения – хотя их и оспаривают, – что сами германские спецслужбы способствовали дискредитации маршала Тухачевского и других.

Но вместе с тем известно, что «в конце войны Гитлер много раз повторял: «Правильно сделал Сталин, что уничтожил всех своих военачальников» (!)[104] И это «прозрение» врага в высшей степени существенно, – особенно если учитывать, что Гитлер отнюдь не был тем дурачком, каким его подчас рисуют.

Не исключено сомнение: уместно ли прислушиваться к мнению врага? Сошлюсь поэтому и на суждения прошедшего войну офицера, позднее ставшего известным писателем, а еще позднее – ярым «антикоммунистом» – Василя Быкова. В опубликованной им в 1995 году статье, посвященной «цене» войны и крайне резко обличающей «методы» ее ведения, В. Быков вместе с тем утверждает, исходя из своего военного опыта:

«Существует распространенный миф (выделено мною. – В.К.) о том, что неудачи первого периода войны вызваны, кроме прочего, репрессиями среди высшего комсостава Красной армии… Но ведь репрессировали не всех… И первые же месяцы войны показали полную неспособность прежнего командования… Очень скоро на полководческие должности по праву выдвинулись другие командиры… и, как ни странно, именно на их опыте кое-чему научился и Сталин. Может быть, впервые в советской действительности идеологические установки были отодвинуты в сторону…» (журн. «Родина», 1995, № 5, с. 34).

Гражданская – «классовая» – война 1918–1922 годов, в ходе которой выдвинулись почти все занимавшие высокое положение в армии до 1937–1938 годов военачальники СССР, была совершенно иным явлением, чем война, начавшаяся 22 июня 1941 года, для победы в которой требовались люди принципиально другого склада.

Вспомним, что Тухачевский, успешно командовавший подавлением антибольшевистских мятежей в Симбирске (1918 год), Кронштадте и на Тамбовщине (1921), потерпел сокрушительное поражение в единственной выпавшей на его долю войне с иностранной – польской – армией летом 1920 года. И едва ли основательно предположение, что он (вместе с другими подобными ему военачальниками) мог сыграть первостепенную роль в Отечественной войне – или даже вообще не допустить первоначальных побед врага! – хотя такие предположения безапелляционно высказывали многие авторы. Но это чисто декларативные утверждения, несостоятельность которых становится очевидной при обращении к реальному положению дел.

Примечательна с этой точки зрения изданная в 1988 году в Лондоне книга Виталия Рапопорта и Юрия Алексеева «Измена Родине. Очерки по истории Красной армии». В общих рассуждениях этих авторов гибель Тухачевского и других военачальников предстает как едва ли не главная причина тяжких бед 1941 тода. Но, в отличие от авторов множества других сочинений, эти авторы стремились изучать реальную историю Красной армии в 1920 – 1930-х годах, – в частности, разработку ее стратегии и тактики. И стало непреложно ясно, что глубокое и точное предвидение характера будущей войны и основы необходимой в ней стратегии разработали вовсе не Тухачевский со товарищи, а служившие в Красной армии выдающиеся военачальники Первой мировой войны – А.А. Свечин (до октября 1917-го генерал-майор, начальник штаба Северного фронта), А.Е. Снесарев (генерал-лейтенант, командующий корпусом), В.Н. Егорьев (генерал-майор, командующий корпусом) и другие. Тухачевский же в 1920 – начале 1930-х был их непримиримым противником, обличал их как «антисоветских» и «антиреволюционных» стратегов, и все они еще в 1930 году были арестованы (см. об этом с. 160–169, 216–237 указанной книги; как это ни алогично, ее авторы в своих общих рассуждениях продолжают превозносить Тухачевского). И есть основания утверждать, что именно репрессии 1930 года (а не 1937-го) нанесли наиболее тяжкий ущерб нашей армии…