Свет погас (перевод Энквист) - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 2
- Предыдущая
- 2/55
- Следующая
— Мне кажется, что я попала в сваю, — сказала она, заслоняя рукой глаза и вглядываясь в даль безбрежного моря.
— Я знаю, что она попала в колокол на Маризонском балконе, — хихикнув, сказал Дик. — Стреляй ниже и левее, тогда, может быть, попадешь. Ах, смотри, Амомма ест патроны!
Мэзи обернулась с револьвером в руке как раз вовремя, чтобы увидеть Амомму удирающей от камней, которыми в нее швырял Дик. Нет ничего святого для избалованной козы! Хорошо упитанная и боготворимая своей госпожой, Амомма из озорства проглотила два патрона, но Мэзи это казалось невероятным, и она поспешила удостовериться, что Дик сказал правду.
— Да, она действительно проглотила две штуки. Противное создание! Теперь эти патроны будут болтаться у нее в животе и чего доброго взорвутся, и поделом ей!.. О, Дик! Неужели я тебя убила?
Револьвер далеко не безопасная вещь в руках молодежи; Мэзи не могла себе объяснить, как это случилось, но вдруг густое облако дыма заволокло Дика, и ей казалось, что револьвер разрядился прямо ему в лицо. Но вот она услышала его бормотанье и кинулась на колени подле него, восклицая:
— Дик, ты не ранен? Нет? Я не хотела этого.
— Ну, конечно, ты не хотела, — сказал Дик насмешливо, появляясь из облака и обтирая себе щеку. — Но ты чуть не ослепила меня. Этот порох страшно жжется.
Хорошенькое, маленькое, серое пятнышко расплющенного свинца на камне указывало, куда именно попала пуля. Мэзи захныкала.
— Перестань! — остановил ее Дик, вскочив на ноги и отряхиваясь. — Я ни чуточки не ранен.
— Да, но я могла убить тебя! — возразила Мэзи, причем углы рта ее опустились книзу и дрожали. — Что бы я тогда стала делать?
— Ты пошла бы домой и рассказала обо всем мистрис Дженнет, — усмехаясь ответил Дик, мысленно представляя эту картину. — Но прошу тебя, не сокрушайся об этом, — добавил он более мягко. — Мы только даром тратим время, а ведь мы должны вернуться к чаю. Дай-ка мне на минутку револьвер.
Мэзи еще долго бы прохныкала при малейшем поощрении, но равнодушие Дика, рука которого, однако, сильно дрожала, когда он брал револьвер, успокоило ее. Она все еще продолжала всхлипывать, лежа на песке, а Дик методично расстреливал буруны над сваями.
— Попал, наконец! — воскликнул он в тот момент, когда небольшой клочок водорослей отлетел от старой сваи.
— Дай мне пострелять, — повелительно сказала Мэзи, — я теперь совсем успокоилась.
И они принялись стрелять по очереди до тех пор, пока плохонький револьвер чуть не рассыпался на части, а изгнанная Амомма, которая могла ежеминутно взорваться, пощипывая травку на почтительном расстоянии, дивилась и не понимала, почему в нее все время бросали камнями, не позволяя ей подойти ближе. Потом они нашли банку, плававшую на поверхности небольшого озерка или лужи, и уселись перед этой новой мишенью.
— В следующие каникулы, — сказал Дик, — мы приобретем другой револьвер, центрального боя, — те бьют гораздо дальше.
— В следующие каникулы меня уже не будет здесь, — ответила Мэзи. — Я скоро уеду отсюда.
— Куда?
— Не знаю. Мои опекуны писали мистрис Дженнет, что я должна воспитываться где-то, может быть, во Франции, — точно не знаю, но я буду рада уехать отсюда.
— Ну а мне это совсем не нравится. Меня, я полагаю, оставят здесь. Послушай, Мэзи, неужели это действительно правда, что ты уедешь, и эти каникулы я вижу тебя в последний раз? А на будущей неделе я должен вернуться в школу! Я хотел бы…
Кровь прилила к его лицу, а Мэзи срывала травинки и бросала их в желтую водяную кувшинку, покачивающуюся на воде тинистого озерка.
— Я хотела бы, — сказала она после непродолжительного молчания, — опять когда-нибудь увидеть тебя. Ведь и ты этого хотел бы?
— Да, но было бы лучше, если бы… если бы ты застрелила меня там, у свай…
Мэзи с минуту смотрела на него широко раскрытыми глазами. Неужели это тот самый мальчик, который десять дней тому назад украсил рога Амоммы бумажными фигурами и папильотками и выгнал ее в таком виде на улицу на посмешище публике? И она опустила глазки: нет, это не тот мальчик.
— Не говори глупостей, — наставительно сказала она и с чисто женским инстинктом свернула в сторону. — Видишь, какой ты эгоист! Ты подумай только, что бы было со мной, если бы эта проклятая безделушка убила тебя! Я и так уж достаточно несчастна!
— Почему? Потому, что ты уезжаешь от мистрис Дженнет?
— Нет.
— Ну, так от меня?
Долго не было ответа. Дик не смел взглянуть на нее. Он теперь живо чувствовал, чем для него были эти четыре года, и чувствовал это тем острее, что не умел и не мог выразить своих чувств словами.
— Не знаю, — протянула она, — но я полагаю, что так.
— Мэзи, ты должна знать! Я не предполагаю, я знаю!
— Пойдем домой, — слабым голосом промолвила Мэзи, поворачиваясь, чтобы идти.
Но Дик не согласен был отступать.
— Я никогда не умею сказать, что надо, — сказал он, — и мне ужасно жаль, что я дразнил тебя тогда с Амоммой. Но теперь совсем не то, ты меня понимаешь, Мэзи? И ты могла бы сказать мне, что ты уезжаешь, а не дожидаться, пока я сам узнаю об этом.
— Да ведь ты же и не узнал; я сама сказала тебе, но, Дик, что толку горевать?
— Пользы, конечно, никакой, но ведь мы с тобой жили годы вместе, и я не подозревал, что ты мне так дорога, я не знал этого.
— Я не верю, чтобы когда-нибудь была дорога тебе! — сказала она.
— Раньше ты и не была мне дорога, но теперь! Ты мне страшно дорога, Мэзи, — пробормотал он едва внятно. — Мэзи, милочка, скажи, что и ты любишь меня, скажи, прошу тебя!
— Да, да… право же, я люблю тебя; но что пользы в том?
— Как?
— Да ведь я уезжаю.
— Но если ты, прежде чем уехать, обещаешь мне… ты только скажи, хочешь ты? — Второй раз слово «милочка» уже легче соскочило у него с языка, чем в первый раз; хороших слов в домашнем и школьном словаре Дика было очень немного, но он инстинктивно находил их: точно так же инстинктивно поймал он маленькую, почерневшую от пороха ручку и удержал в своей.
— Я обещаю, — торжественно произнесла Мэзи, — но раз я люблю, то какая надобность обещать?
— Так ты любишь? — И впервые за последние несколько минут глаза их встретились и яснее всяких слов сказали то, что они не могли и не умели передать словами.
— О, Дик, не нужно этого! Прошу тебя! Это хорошо, когда мы здоровались поутру; но теперь это совсем другое!
Амомма смотрела на них издали в недоумении; она часто бывала свидетельницей ссор, но никогда не видела, чтобы ее госпожа обменивалась поцелуями со своим юным товарищем. Но желтая кувшинка на болоте была умней козы и одобрительно кивала своей золотой головкой. Как поцелуй, это был даже не настоящий поцелуй, но тем не менее это был первый, не похожий на те, какие даются по обязанности, и он открыл им новые миры… один прекраснее и лучезарнее другого, так что и чувства их, и думы, и воображение унеслись в неведомые, заоблачные страны, превыше всяких житейских забот и треволнений, особенно забот о вечернем чае, — и потому они сидели тихо друг подле друга, держась за руки и не говоря ни слова.
— Теперь ты уже не можешь позабыть, — сказал наконец Дик. — И что-то жгло теперь его щеку гораздо сильнее, чем пороховой ожог.
— Я и так ничего не забыла бы, — сказала Мэзи, — пойдем домой.
— Давай расстреляем сперва оставшиеся патроны, — возразил Дик и помог Мэзи спуститься с откоса зеленого вала форта к морю, хотя Мэзи свободно могла сбежать с него одна. Мэзи с не меньшей серьезностью взяла его руку. Дик неуклюже склонился над ее ручкой; она отдернула, а Дик густо покраснел.
— У тебя такая хорошенькая ручка, — сказал он.
— О-о! — протянула Мэзи, усмехаясь самодовольной улыбкой, в которой отразилось польщенное тщеславие женщины.
Она стояла подле Дика совсем близко, когда он в последний раз зарядил револьвер и выстрелил в море, со смутным сознанием, что он защищает Мэзи от всех бед в мире.
Небольшая лужа вдали на илистой отмели отразила на мгновенье последние лучи заходящего солнца, превратившегося в багровый диск, привлекший внимание Дика в тот момент, когда он взводил свой револьвер, и им снова овладело чувство чего-то чудесного и необычайного. Вот он стоит здесь рядом с Мэзи, которая обещала помнить его всегда, всегда, до того дня, когда… Вдруг порыв ветра разметал ее длинные черные волосы, бросив их прямо ему на лицо, так как она стояла рядом, позади него, положив руку ему на плечо и ласково подзывала к себе Амомму. На мгновение у него стало темно перед глазами и что-то словно обожгло его. А пуля со свистом пронеслась куда-то в открытое море.
- Предыдущая
- 2/55
- Следующая
