Я верю - Рампа Лобсанг - Страница 29

Алан направился к двери, но доктор его окликнул:

— Эй, погоди-ка! — Алан вернулся обратно, не понимая, почему его вернули. А доктор Тетли спросил:

— Машина есть?

— Нет, сэр, — ответил Алан. — Я ведь всего лишь бывший «продавец картошки», ставший студентом-медиком. Машина мне не по карману.

— Храх! — хрюкнул доктор Эрик Тетли. — Ну а водить-то хоть можешь?

— О да! Доктор Томпсон научил меня, и я даже получил права.

— Это хорошо, — сказал доктор Тетли, роясь в правом ящике своего стола. По мере того как доктор извлекал из ящика всевозможные бумаги, медицинские инструменты и прочее, он бормотал что-то себе под нос, произнося при этом всякие омерзительные слова. Наконец он с ликованием извлек из ящика кольцо с двумя прикрепленными к нему ключами.

— Вот тебе ключ от моей машины. Я хочу, чтобы по дороге ты завез пакет одной леди. Вот здесь указан адрес. Сможешь разобрать почерк? Так, хорошо… Передашь ей пакет, и все! Не вздумай с ней болтать. От нее езжай сразу к старику Томпсону. Жду тебя здесь ровно в девять вечера. Машина находится на стоянке, место 23. Это сразу под окнами кабинета Сестры-распорядительницы. Нет, постой! — добавил он. — Лучше я выпишу тебе разрешение на то, чтобы взять мою машину, а не то какой-нибудь чертов полицейский подумает, будто ты решил ее угнать, да и арестует тебя. Однажды у меня уже был такой случай.

Он небрежно написал что-то на клочке бумаги, поставил на нем свою служебную печать, а затем сунул эту бумажку Алану, сказав:

— Ну, жарь! И не появляйся здесь до девяти вечера.

Шли годы. Эти годы принесли Алану Бонду не только большой успех, но и горе. Умер его отец. Однажды, торгуясь с каким-то покупателем, желавшим купить у него спаржу, он вошел в раж и замертво рухнул на пол. Теперь Алану пришлось помогать своей матери, поскольку товара в магазине уже не осталось, а за аренду нужно было платить. Поэтому Алан снял для матери квартиру из двух комнат и следил, чтобы за старушкой ухаживали, как следует. К сожалению, мать возненавидела Алана, считая, что это он убил отца тем, что слишком возгордился и ушел от них. И хотя Алан заботился о своей матери, он никогда не навещал ее.

Вскоре стали поговаривать о войне. Эти ужасные немцы, по своему ужасному немецкому обыкновению, вновь бряцали оружием, со всей своей наглой дерзостью хвастали, что скоро завладеют всем миром. Одна страна напала на другую, а та, в свою очередь, тоже на кого-то напала, и Алан — к тому времени уже ставший дипломированным врачом — рвался на фронт. Но его не брали, принимая в расчет то, что он усердно работал не только в своем районе, но и на территории Лондонского Пула, где находилось множество морских транспортных компаний.

Однажды доктор Реджинальд Томпсон позвонил Алану по телефону прямо в больницу, где Алан к тому времени уже служил штатным врачом, и сказал:

— Алан, ты мог бы зайти на несколько минут ко мне домой? Мне нужно срочно тебя видеть.

Алан, который относился к доктору Томпсону с искренней любовью, быстро упросил стареющего доктора Тетли отпустить его с работы до конца рабочего дня. Теперь у Алана была своя машина. Поэтому вскоре он подъехал к дому доктора Томпсона и припарковал машину на дорожке, которая вела к его воротам.

— Алан, — сказал доктор Томпсон, — я старею, и жить мне осталось не так уж долго. Ты мог бы осмотреть меня?

Алан замер в оцепенении. И тогда доктор Томпсон обратился к нему снова:

— Что с тобой, мой мальчик? Ты разве забыл, что ты врач? Ну, давай — приступай же.

И он стал снимать с себя одежду. Алан подготовил инструменты, которые были у доктора Томпсона: офтальмоскоп, аппарат для измерения давления и прочие. А его собственный стетоскоп, конечно же, был всегда при нем. При осмотре у доктора Томпсона были выявлены гипертония и острый стеноз митрального клапана.

— Вам следует лучше следить за своим здоровьем, — сказал Алан. — Вы не в столь хорошей форме, как мне казалось. Почему бы вам не лечь в Сент-Мэгготс, где бы мы могли решить, что нам следует предпринять?

— Не лягу я в эту задрипанную богадельню, — ответил ему доктор Реджинальд Томпсон. — Послушай, чего я действительно хочу… У меня здесь прекрасная практика, она приносит мне много денег, а Тетли говорил мне, что за те пять лет, что ты у него работаешь, ты хорошо себя зарекомендовал. И теперь я говорю тебе: пришла тебе пора принять мою практику, пока я еще в состоянии помочь тебе и передать все свои связи. Ты слишком надолго застрял в Сент-Мэгготсе — так надолго, что уже успел ссутулиться и сделаться близоруким. Бросай все это и переходи жить ко мне.

Затем он добавил:

— Разумеется, я передам тебе свою практику, и, покуда я не протяну ноги, мы с тобой будем работать как партнеры. Добро? Так и порешим.

Алан был очень удручен. Какое-то время он определенно чувствовал, что движется в правильном направлении. Он был одержим… Одержим стремлением спасать жизнь. Спасать жизнь пациента любой ценой, независимо от того, сколь тяжкой и неизлечимой была бы его болезнь. Алан не был силен в хирургии — он не питал к ней никакого интереса, а вот ординарная терапия была его коньком, и как раз на этом поприще он сделал себе имя. А теперь его друг и благодетель, Доктор Реджинальд Томпсон хочет, чтобы он занялся частной практикой. Голос доктора Томпсона вдруг прервал ход его мыслей:

— Возвращайся в Сент-Мэгготс и переговори об этом с Эриком Тетли. А также посоветуйся со своим другом, доктором Уордли, — расспроси, что он об этом думает. Будь спокоен и не сомневайся — эти двое дадут тебе верный совет. А сейчас ступай с глаз моих и не появляйся, пока не примешь решения, — а не то, боюсь, тебя сейчас укачает от моих разговоров.

И тут в комнату вошла с чайным сервизом на деревянной тележке сильно постаревшая миссис Симмондс:

— Ах, доктор Томпсон, я увидела, что пришел доктор Бонд, — вот я и решила приготовить вам чаю прежде, чем вы меня позовете. Вот, угощайтесь, — и она широко улыбнулась Алану, которого теперь почитала своим фаворитом, поскольку он так хорошо распорядился своей жизнью.

Вернувшись в Сент-Мэгготс, Алан сумел встретиться и переговорить с докторами Тетли и Уордли. При этом доктор Уордли сказал:

— Знаете, возможно, я не должен был вам это говорить, Алан, но доктор Реджинальд Томпсон является моим пациентом вот уже много лет. Он сделал множество кардиограмм, и скажу вам, он может внезапно угаснуть, как свеча. Вы многим ему обязаны, и я бы советовал вам крепко подумать, прежде чем отказаться от переезда к нему.

Доктор Тетли одобрительно кивнул и сказал:

— Да, Алан, вы хорошо поработали в Сент-Мэгготс, но здесь вам уже становится тесно, вы все больше превращаетесь в узника этой больницы. Надвигается война, и врачи понадобятся не только в больницах, но и на улицах. А в случае необходимости мы всегда сможем отозвать вас обратно. Поэтому я освобождаю вас от обязательств, которые вы имеете перед нашей больницей.

Вот так и случилось, что месяц спустя доктор Алан Бонд стал равноправным партнером доктора Реджинальда Томпсона, и они успешно работали вместе. Но все это время газеты и радио не переставали говорить о войне, о бомбежках и о том, как одна страна за другой покорялась ненавистным «Гансам», которые с обычной жестокостью бошей безжалостно подминали под себя Европу. Наконец Невилл Чемберлен вернулся из Германии с нелепыми, пустыми и глупыми заявлениями о «мире в наше время», а из Германии, естественно, приходили сообщения о том, как там громко хохочут над долговязым англичанином, который полагал, будто, приехав туда со своим свернутым зонтиком, он может установить мир во всем мире. Вслед за этой пустой болтовней в радиоприемниках зазвучал наглый и напыщенный голос Гитлера, а через день или два Англия объявила ему войну.

Месяцы проносились один за другим, а война так и не начиналась. Это был период «странной войны».[24] Как-то раз к Алану зашел полицейский. Он тщательно проверил, что перед ним действительно доктор Алан Бонд, а затем сказал, что его мать, Мэри Бонд, покончила жизнь самоубийством и ее тело сейчас находится в Паддингтонском морге.