Железный Шурик - Млечин Леонид Михайлович - Страница 37
- Предыдущая
- 37/91
- Следующая
После его смерти родные оказались в бедственном положении и рассчитывали на эти гонорары, а государство само не прочь было прибрать его денежки.
Двадцать второго сентября шестьдесят первого года Шелепин сообщил в ЦК:
«По имеющимся в Комитете госбезопасности неофициальным данным, в банках ФРГ сосредоточено около 8 миллионов марок, в банках Англии — 100 тысяч фунтов стерлингов, в банках ряда скандинавских стран — 108 тысяч шведских крон…
Комитет госбезопасности полагает целесообразным поручить Инюрколлегии принять меры по введению жены Пастернака Пастернак З.Н. в права наследования, что даст возможность получить указанную валюту в фонд Государственного банка СССР».
ОТПУСКАТЬ ЛИ ПЛИСЕЦКУЮ?
Советская интеллигенция доставляла массу неприятностей чекистам.
В мае шестьдесят первого года труппа академического театра оперы и балета имени С.М. Кирова выехала на гастроли в Париж. В составе труппы был солист театра Рудольф Нуриев. Ему было всего двадцать четыре года, но он уже был известным всему миру танцовщиком.
Председатель КГБ Шелепин докладывал в ЦК:
«Двадцать третьего июня сего года из Парижа поступили данные о том, что Нуриев нарушает правила поведения советских граждан за границей, один уходит в город и возвращается в отель поздно ночью. Кроме того, он установил близкие отношения с французскими артистами, среди которых имелись гомосексуалисты. Несмотря на проведенные с ним беседы профилактического характера, Нуриев не изменил своего поведения…»
Сотрудник КГБ, включенный в состав труппы, предложил досрочно откомандировать Нуриева домой. Шестнадцатого июня труппа Кировского театра отправилась в аэропорт, чтобы лететь дальше — в Лондон. Нуриеву сказали, что его дома ждет больная мама. Нуриев решил, что больше его за границу не отпустят и прямо в аэропорту попросил у французских властей политического убежища.
Убежище было предоставлено.
Пятнадцать лет Нуриев танцевал в Лондонском королевском балете, и его называли величайшим танцовщиком двадцатого века. В КГБ его побег сочли провалом.
Унесший на Запад множество архивных документов сотрудник Первого главного управления КГБ майор Митрохин утверждал, что разведывательно-диверсионный отдел получил указание провести против Нуриева «специальную операцию» — сломать ему ногу или лучше обе. Но приказ выполнен не был.
Шестого июля шестидесятого года председатель КГБ Шелепин докладывал в ЦК КПСС:
«Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР располагает материалами о том, что в Москве и в Ленинграде существуют группы лиц, увлекающихся абстрактной живописью и так называемым левым направлением в поэзии, в кругу которых высказываются пессимистические и антисоветские настроения. Некоторые из них установили связь с представителями капиталистических стран и пытаются использовать ее во враждебных Советскому Союзу целях…»
Двоих Шелепин обещал привлечь к уголовной ответственности — за «антисоветские разговоры, клевету на политический строй в СССР и преступные связи с иностранцами». В отношении остальных участников этих групп «намечается провести профилактические мероприятия».
Пятнадцатого июля шестидесятого года Шелепин отправил Хрущеву подробную записку о «настроениях советской интеллигенции. На семнадцатое июля была назначена встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства на государственной даче „Семеновское“:
«Значительное влияние на изменение настроений творческой интеллигенции оказали проведенные в последнее время мероприятия партии по усилению воспитательной работы среди писателей, артистов, композиторов, художников, работников кино. Решения ЦК по идеологическим вопросам, съезды различных творческих союзов, встречи с руководителями партии и Советского правительства и Ваши выступления на этих встречах нашли одобрительный отклик среди советской интеллигенции».
Одновременно КГБ сигнализировал о том, что «в некоторых кругах творческой интеллигенции не изжиты еще элементы групповщины, в основе которых, помимо личных симпатий, лежат подчас неправильные взгляды на развитие советской литературы и искусства…
В частности, вокруг драматургов Арбузова и в меньшей степени Розова сложилась группа драматургов: Штейн, Зорин, Шток, Шатров, Володин и другие, которые сплочены на нездоровой основе «борьбы» с драматургией «сталинского режима», с так называемыми «правоверными лакировщиками», к числу которых эта группа относит таких советских драматургов, как Корнейчук, Погодин, Софронов, Вирта, Мдивани и других.
Приверженец названной группы драматургов главный режиссер театра «Современник» Ефремов, поставивший недавно идейно порочную пьесу «Голый король», так определяет роль театра в нынешних условиях: «Нам говорят: „Дела у нас в стране идут хорошо“. А мы со сцены должны нести подтекст: „Ой ли?“
Впрочем, иногда чекисты творили и добрые дела. Вернее, исправляли глупости и гнусности, совершенные их предшественниками.
Балерина Майя Плисецкая вспоминает, как КГБ сделал ее невыездной: не выпускали на гастроли, за ней следили. Не помогло и обращение к главе правительства Николаю Александровичу Булганину, поклоннику балета и балерин.
«Делом» Плисецкой занимались сразу два бывших комсомольских вожака — Михайлов, назначенный после смерти Сталина министром культуры, а потом и Шелепин, ставший председателем КГБ.
Помощи от Михайлова Плисецкая не дождалась.
«С кудрявым чубом, пролетарской внешностью, сухой, холодный человек, — писала Майя Михайловна. — Судьба сводила меня с ним несколько раз на молодежных фестивалях. От этого ни да ни нет не добьешься. Будет ходить вокруг да около. Служака, верный солдат партии, чтоб ее…»
Жена Михайлова Раиса Тимофеевна, принимавшая активное участие в мужниных делах, посоветовала Плисецкой: надо поговорить с самим председателем КГБ Иваном Серовым.
Зять Хрущева (точнее муж Юли, дочери Леонида, старшего сына Хрущева, погибшего в бою) Виктор Петрович Гонтарь, директор Киевской оперы, привел Майю Михайловну в министерство культуры, проводил в кабинет, где стояла вертушка — аппарат городской правительственной связи.
Плисецкая набрала номер председателя КГБ.
Серов сам взял трубку и неприятно удивился:
— Откуда вы звоните? Кто дал мой номер?
— Звоню из министерства культуры…
— Что вам от меня надо?
— Я хотела с вами поговорить…
— О чем?
— Меня не выпускают за границу.
— А я тут при чем?
— Все говорят, что это вы меня не пускаете.
— Кто все?
— Все…
— А все-таки?
Плисецкая сослалась на жену Михайлова:
— Раиса Тимофеевна Михайлова…
— А ей больше всех надо!.. Все решает Михайлов, я здесь ни при чем…
Председатель КГБ бросил трубку. История фантастическая. Никто — ни до, ни после — не решался в лицо обвинить самого председателя КГБ в том, что он делает людей невыездными.
Через полчаса в министерство культуры приехали сотрудники отдела «С» (правительственная связь) КГБ и сняли аппарат, которым воспользовалась Плисецкая. Секретаршу, позволившую Плисецкой добраться до вертушки, уволили. Даже хрущевскому зятю досталось — его самого перестали выпускать за границу.
Выездной Плисецкая стала уже тогда, когда Серова в КГБ сменил Александр Николаевич Шелепин. Муж балерины знаменитый композитор Родион Константинович Щедрин узнал номер приемной Шелепина и позвонил. Через пару дней его принял на Лубянке начальник четвертого управления КГБ генерал-лейтенант Евгений Петрович Питовранов. Четвертое управление занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией. Генерал Питовранов внимательно и с пониманием выслушал Щедрина и посоветовал написать письмо Хрущеву.
Плисецкая последовала совету. Поскольку руководство КГБ сменилось, то просьбу Плисецкой доложили первому секретарю. Обращение возымело действие. Ее письмо обсуждалось на президиуме ЦК. Хрущев, как он сам вспоминал, предложил:
- Предыдущая
- 37/91
- Следующая
