Зачем Сталин создал Израиль? - Млечин Леонид Михайлович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/91
- Следующая
В списке Жданова-младшего значились выдающиеся ученые, будущие лауреаты нобелевской премии. Оставшись без них, советская наука обеднела. Это чиновников не волновало. В ЦК тут же составили таблицу евреев — академиков, членкоров, докторов и кандидатов наук — и решили, что их количество надо уменьшить.
Вмешался руководитель атомного проекта профессор Игорь Васильевич Курчатов. Он доходчиво объяснил Берии, что без этих людей ядерную бомбу не создать. Лаврентий Павлович обратился к Сталину, и физиков оставили в покое. Но только физиков.
Миссия Израиля информировала свое правительство об антисемитской кампании в Советском Союзе, вернее, о том, что было на поверхности.
Восьмого марта пятидесятого года министр иностранных дел Шаретт писал посланнику Намиру в Москву:
«Перед этим бедствием мы бессильны.
Причем как раз в эти дни мы удостоились великого избавления для другой еврейской общины, которая также казалась приговоренной к полному истреблению и бессильно трепетала в тисках репрессивного режима: я имею в виду, естественно, решение властей Ирака разрешить выезд евреев в Израиль.
Этот неожиданный поворот событий был достигнут благодаря нашим неустанным усилиям.
В Ираке, стране невежественного фанатизма и жесточайшей тирании, нам удалось создать точки влияния, поддерживать живую связь, действовать и оказывать воздействие. В СССР мы можем лишь наблюдать и фиксировать события, да и то лишь весьма неполным образом…»
А советская миссия в Израиле докладывала в Москву:
«Внешняя политика Израиля, превращаясь в орудие англо-американского блока, ведет государство Израиль к потере своей независимости, которая была достигнута лишь полтора года тому назад при поддержке Советского Союза…
Политика нынешнего правительства Израиля по отношению к СССР и странам народной демократии является неискренней, уклончивой и недружелюбной политикой…»
Двадцать пятого марта пятидесятого года в «Литературной газете» появилась статья молодого сотрудника иностранного отдела Олега Прудкова с прямыми обвинениями в адрес премьер-министра Израиля Шаретта, который именовался в статье «клеветником».
Шаретт пригласил к себе посланника Ершова и выразил свое возмущение статьей. Ершов, прервав министра, «заметил, что не намерен вступать в дискуссию по поводу этой статьи, поскольку „Литературная газета“ не является органом советского правительства». Ершов, разумеется, понимал, что по этой самой причине «Литературная газета» и была избрана для такой публикации…
Советские дипломаты в Тель-Авиве занимали все более антиизраильские позиции. Тридцатого апреля пятьдесят первого года посланник в Израиле Ершов телеграфировал в Москву:
«Посылать в этом году приветственную телеграмму от имени т. Шверника по случаю дня независимости считаю нецелесообразной. Государство Израиль, получившее независимость три года тому назад, в значительной степени утратило ее, вступив в империалистический лагерь США и Англии…
Отношение к СССР стало враждебным. Антисоветская пропаганда ведется систематически и принимает все более широкие масштабы».
Советские дипломаты в других точках земного шара еще вполне дружелюбно относились к еврейскому государству.
Девятого июня пятидесятого года советский представитель при ООН Яков Александрович Малик принял своего израильского коллегу Аббу Эбана, который стал одновременно и послом в США. Присутствовал и советник израильской делегации Гидеон Рафаэль.
«Беседа продолжалась более часа, — записал Абба Эбан, — но и по прошествии столь долгого времени нам было нелегко уговорить г-на Малика, что пришла пора расстаться. Поскольку советские представители жестко бойкотируют учреждения ООН, они свободны от груза текущей работы в разного рода международных комитетах и комиссиях и имеют возможность вести долгие и основательные беседы со своими гостями.
Более того, в советском представительстве, оказавшемся в самоизоляции, ощущается дух некоторой оторванности от реальной жизни, отсюда жажда любой информации извне. Это стремление вобрать все впечатления и оценки из любых возможных источников особенно проявляется в отношении нас, так как похоже, что, по убеждению советских представителей, мы обладаем такими обширными связями в США, что можем докопаться до самых корней явной и тайной политики».
Дело в том, что Советский Союз находился в прямой конфронтации с ООН. Советские представители в пятидесятом году блокировали переизбрание норвежца Трюгве Ли на пост генерального секретаря.
Министр иностранных дел Вышинский прибыл в Нью-Иорк и ораторствовал безостановочно. Оратор он был сильный, это все признавали. Среди западных дипломатов таких златоустов не нашлось. Но норвежца все-таки вновь избрали генсеком. Советские представители его игнорировали.
Яков Малик не без удовольствия рассказывал своему младшему коллеге Виктору Исраэляну, что когда в ту пору встречал Трюгве Ли в здании ООН, то громогласно вопрошал:
— Почему охрана пропускает в служебные помещения ООН посторонних лиц?
В октябре пятидесятого года израильского посланника Намира отозвали на родину и сделали генеральным секретарем Гистадрута (профсоюзов). Он пришел к Громыко прощаться. Андрей Андреевич был крайне любезен:
— Вам хорошо, поскольку вы возвращаетесь домой, а нам грустно, поскольку вы нас покидаете.
На приеме в чехословацком посольстве Намир говорил с Громыко и его женой Лидией Дмитриевной, имевшей большое влияние на мужа. «Последняя в основном расточала комплименты и сожаления в связи с моим отъездом, — телеграфировал Намир в свое министерство. — Нельзя было без эмоций воспринимать эти простые и сердечные слова, произносимые с особой русской теплотой, без тени дипломатического этикета».
Четвертого октября МИД Израиля в установленном порядке запросил агреман на назначение посланником в Советском Союзе министра просвещения и культуры Израиля Шнеура Залмана Шазара (Рубашова). Первый документ, который он подписал, став министром, было постановление о всеобщем и бесплатном образовании в Израиле.
Советские дипломаты обратились в министерство государственной безопасности. Оттуда поступил ответ за подписью первого заместителя министра госбезопасности генерал-лейтенанта Сергея Ивановича Огольцова (он руководил убийством Соломона Михоэлса в Минске).
В справке МГБ говорилось о «недоброжелательном отношении» Шазара к Советскому Союзу, а также о том, что его брат, советский гражданин, недавно был приговорен к десяти годам «за антисоветскую националистическую деятельность».
Доложили Сталину. Вождь распорядился ответить израильтянам, что в вопросе о кандидатуре посланника «встретились затруднения». Шазар в Москву не приехал. В шестьдесят третьем году он стал президентом Израиля.
Посланником в Москву приехал Шмуэль Эльяшив. С сорок пятого года он был членом исполкома Гистадрута. После создания Израиля стал директором Восточноевропейского департамента МИД Израиля, в пятидесятом году его отправили посланником в Чехословакию и Венгрию.
Тридцать первого августа пятьдесят первого года Эльяшив посетил заместителя министра иностранных дел Александра Ефремовича Богомолова, который окончил Высшую военно-педагогическую школу и преподавал на Химических курсах усовершенствования командного состава Красной армии и заведовал кафедрой диалектического материализма Всесоюзного института кожевенной промышленности имени Л. М. Кагановича.
Из института Богомолова взяли в аппарат ЦК, а в тридцать девятом перевели в наркомат иностранных дел генеральным секретарем. Во время войны Богомолов был в Лондоне послом при эмигрантских правительствах, нашедших убежище в Англии, после войны — послом во Франции. В пятидесятом его назначили заместителем министра. Он предпочитал больше слушать, чем говорить.
Израильский дипломат просил Александра Богомолова поддержать в Совете Безопасности обращение Израиля по поводу того, что Египет не пропускает через Суэцкий канал суда с грузами для Израиля. «Не было случая, — напомнил Эльяшив, — чтобы советская делегация в ООН голосовала против Израиля. Мы ожидаем, что и на этот раз позиция Советского правительства не изменится».
- Предыдущая
- 49/91
- Следующая
