Медовая ловушка - Млечин Леонид Михайлович - Страница 48
- Предыдущая
- 48/52
- Следующая
Но Кристи была его палочкой-выручалочкой, его талисманом.
Целлера взяли в первый главк КГБ, несмотря на тройки. Но на дальнейшие благодения он рассчитывать уже не мог. Его однокашники один за другим разъезжались по резидентурам, возвращались, получали новые назначения, а он как пришел, так и сидел все за тем же скучным столом и рылся в архивных делах. Его спасла Кристи, Кристина фон Хассель.
Генерал Калганов, разглядев в нем скрытые достоинства, поручил Целлеру осуществить вербовку в постели. Молодая западная немка, которая приехала в Москву и которую соблазнил лейтенант госбезопасности Целлер, не представляла в тот момент особого интереса для советской разведки. Это был, скорее, эксперимент.
Генералу Калганову нравилось, как начальник разведки ГДР генерал Вольф работал с женщинами. Тем более что сам Калганов не уважал женщин, считал, что все они слабы на передок.
Агенты генерала Вольфа, молодые и красивые мужчины, легко вербовали западногерманских одиноких женщин, которые имели доступ к государственным секретам. Они отдавали секреты в обмен на любовь. Такая вербовочная операция называлась «медовой ловушкой».
Когда Кристину фон Хассель взяли в контрразведку, она превратилась в важнейшего агента. И тогда Целлер почувствовал, что его ценят.
Он получил повышение. Ему дали квартиру в новом доме, который построило хозяйственное управление КГБ. Его жене, биологу по образованию, помогли перейти на работу в академический институт. Детей устроили в английскую спецшколу.
Конрад Целлер понимал, что он всем, по существу, обязан Кристи. Но в постели ему с ней не нравилось, совсем не нравилось. Целлеру просто не приходило в голову, что он вот уже много лет, как проститутка, по приказу бандерши исправно обслуживает денежного клиента, старательно изображая при этом любовь и страсть.
Генерал Штайнбах застрелился под утро, примерно в половине пятого.
Если бы он продержался ещё несколько часов, он бы, скорее всего, остался жить. С рассветом к нему бы вернулись мужество и силы. Но в ноябре светает поздно, а предрассветные часы — самые мучительные для тех, кто не может уснуть. Генерал не дождался рассвета.
Его дом был заполнен призраками. Все его страхи словно материализовались в этих призраках, которые ночь напролет хозяйничали в доме. Только генерал никому о них не рассказывал. Генерал жил один.
Он не мог заснуть, потому что призраки расхаживали по дому, шумели, не обращая внимания на хозяина, громко переговаривались между собой. Убитые, раненые, искалеченные — все, кого он когда-либо встречал, опять пришли к нему. Прошлое вернулось.
Иногда он вообще не мог заснуть. Уставший мозг отказывался отключиться. Или в лучшем случае ему удавалось задремать под утро, приняв сильное снотворное, которое врач в ведомственной поликлинике согласился выписать только из уважения к старым заслугам генерала.
Занавески он не задергивал, чтобы, проснувшись утром, сразу понять, где находится. В спальной на стене висело купленное покойной женой большое зеркало, так что он не чувствовал себя одиноко. Но жена улыбалась ему с фотографии.
Ночью он вспоминал все. Он видел не только фигуры людей, но и слышал звуки выстрелов, треск взорванных и горящих домов, чувствовал запах тлеющих матрасов и свежей крови. Он слышал свист пуль и грохот взрывов.
Сны он видел, к счастью, не каждый день, но если уж сон снился, то это обязательно был кровавый кошмар.
В бога генерал не верил, друзей — после смерти жены — он растерял, и некому было его утешить и разделить с ним горькие часы воспоминаний. Бывали недели, когда он крепко пил, но алкоголь облегчения не приносил, только легкость в теле.
Парень, которого он застрелил в Бейруте, посетил его на той неделе. Парень был весь в крови, потому что генеральская пуля попала ему прямо в затылок. Выстрел был удачный. Впрочем, генералом он ещё тогда не был.
На той неделе ночью в очередном кошмаре он опять побывал в Бейруте, где чуть было не пристрелили и его самого. В Бейруте было хуже всего. Когда они убрали Башира, в Ливане вновь разгорелась война. Но в этой войне христиане, оставшись без лидера, потерпели поражение.
Даже то, что произошло много лет назад, совершенно не забылось. Гости из прошлого навещали его один за другим. Они совсем не потеряли к нему интерес.
Встав утром, генерал спускался за газетой и пил кофе без молока. После завтрака звонил невестке и спрашивал, как дела у внука. Он не напрашивался на сочувствие. Невестка предлагала приехать и приготовить обед, постирать или прибраться в доме. Генерал неизменно говорил «нет».
Он поехал тогда в Бейрут по своей воле. Теперь он должен за все заплатить. Тогда страдали другие. Настала его очередь.
Когда-то он был женат. У него была семья. Он приезжал домой, и все были рады ему. А он думал только о том, куда он поедет в следующий раз.
Он ушел от жены за два года до её смерти. Ушел к другой женщине, моложе, красивее и веселее. Ему хотелось, чтобы рядом был кто-то веселый и жизнерадостный. С веселой женщиной он быстро расстался, но и жены уже нет.
Пока она была рядом с ним, он жил вне той раковины, где скопились его воспоминания. Когда её похоронили, створки раковины сомкнулись над ним.
Иногда он думал, что ему следует умереть. Странно, что он вообще прожил так долго и сидит у себя дома на кухне, гуляет, смотрит телевизор, ест, спит. Спит, правда, плохо.
Хуже было, когда он располагался на ночь рядом с остывающими трупами, рядом с людьми, которых он послал на смерть, рядом со своими мертвыми офицерами.
Ему хотелось иногда увидеть какой-нибудь приятный сон. Раньше, засыпая, он любил представлять себе любовные сцены. В конце концов много месяцев он вынужденно проводил без женщин. Но любовные сцены быстро оборачивались кошмарами. Мысли соскальзывали в ту же пропасть.
В постели он читал исключительно военные романы и детективные истории. Вышибал клин клином. Он знал, что война для него кончилась. Но он скучал по войне, по тайной войне, которую вел всю свою жизнь.
Он застрелился из именного пистолета, подаренного ему двадцать четыре года назад советскими друзьями. Это было старое и надежное оружие. Генерал сам чистил и смазывал пистолет и держал его в домашнем сейфе. Пистолет не был зарегистрирован, и, выйдя на пенсию, генерал сдал только табельное оружие.
Он не собирался уходить из жизни. Но все началось в тот день, когда он пошел на пышное представление в музыкальный театр «Фридрихштадт-палас». Это был самый знаменитый театр во всей стране, в основном для иностранных туристов, и достать туда билеты было совершенно невозможно. Веселая музыка, яркие костюмы, длинноногие и пышногрудые девочки, пляшущие канкан, понравились генералу. Такого канкана не было и в Париже.
В зале не было ни одного пустого места. Но после перерыва что-то случилось. В зале шушукались, переговаривались, зрители потеряли интерес к пляшущим девочкам. Потом зрители стали исчезать целыми рядами. В конце концов осталось не больше двадцати человек.
Генерал не мог понять, что, собственно, произошло, да и, отвыкший от женского общества, не в силах был оторвать глаз от сцены. Ему показалось, что в знак благодарности к оставшимся зрителям девочки задирали ноги выше обычного. Впрочем, несколько пар ножек, похоже, тоже испарились в неизвестном направлении.
Только выйдя из театра, генерал узнал, что в этот вечер фактически перестала существовать граница между Западной и Восточной Германией. Послевоенный раскол Германии уходил в прошлое. Контрольно-пропускные пункты были открыты, и граждане Германской Демократической Германии ринулись на Запад за бананами и воздухом свободы.
Для большинства берлинцев это была бессонная ночь счастья. Никогда ещё — ни до этого дня, ни после — восточные и западные берлинцы не были так рады друг другу.
Но отставной генерал Штайнбах, бывший начальник одного из управлений Министерства государственной безопасности ГДР, понял, что его страна, в которой он вырос и которой служил, обречена. А в другой стране ему делать нечего. В другой стране его могут посадить в тюрьму.
- Предыдущая
- 48/52
- Следующая
