Первые товарищи - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/17
- Следующая
«Вот оно, начинается!» — подумал Сережа и с состраданием взглянул на Принца.
Начальница долго молчала. Наконец, она повернулась в сторону мальчиков и резко-отчетливо проговорила:
— Я подниму на ноги весь пансион, пока не найду виновного. Слышите ли вы, негодные мальчишки! И до тех пор, пока не отыщется виновный, я не позволю никому из мальчиков играть ни во дворе, ни в гимнастическом зале.
О, это было очень строгое наказание! И все двенадцать мальчиков вздохнули. Принц опустил глаза. Ему стало стыдно, что из-за его глупой шалости наказан весь класс. Поэтому, нимало не колеблясь, он вышел вперед и проговорил дрожащим голосом:
— Простите меня, Антонина Васильевна, это сделал я!
— Что ты сделал? — как-то особенно резко взвизгнула начальница.
— Я нарисовал на вашем лице усы, бороду и баки! Простите!
— Простить? — протянула с особенным старанием Пушка. — Нет, голубчик, за это не прощают. Ступай в карцер, да скажи Вавилычу, что я тебя велела запереть до завтрашнего утра.
Принц, низко опустив голову, пошел исполнять приказание начальницы. А Пушка, все еще дрожащим от гнева голосом, приказала Грушину, как самому высокому из всего класса, влезть на ночной столик Мики Эрлера и снять портрет со стены.
Вблизи лицо Пушки, разрисованное Принцем, казалось еще смешнее, и мальчики поминутно отворачивались и тихонько фыркали, закрываясь ладонями.
— Принеси мне губку и полотенце, — приказала Антонина Васильевна тому же Грушину.
Когда тот подал ей требуемое, она собственноручно стала смывать уголь со своего портрета. От мокрой губки текла черная вода по портрету.
Видя, что ей не поправить дела, Пушка окончательно вышла из себя.
— Не на одни сутки, а на трое надо было бы посадить в карцер злого, негодного мальчишку! — проговорила она.
Сердечко Сережи сжалось.
Он в первый раз почувствовал, как привязался к своему новому другу. «Лучше бы уж обоих наказали за вчерашние кочерыжки!» — думал он.
— Там темно? — робко спросил он у Жучка, когда Пушка, выбранив еще раз малышей, вышла из спальни.
— Где темно? — удивился Жучок.
— Да в карцере.
— Темно, сыро и крысы бегают, и летучие мыши летают, и твоему Принцу голову отъедят! — зло рассмеялся подоспевший Рыжий.
— Оставь меня и Принца в покое, — сердито сказал Сережа Рыжему, — ты злой мальчик, и я не хочу с тобой разговаривать.
— Ах, заплачу! — насмешливо ответил тот.
— Братцы, не ссорьтесь с утра! Как вам не стыдно! — сказал всех старавшийся примирить Мартик.
Мальчики выстроились парами и пошли в столовую пить чай.
Карцер, где сидел Принц, находился недалеко от прихожей. Ключи от карцера хранились у сторожа Вавилыча. Сережа после обеда долго ходил вокруг карцера, прислушиваясь. Единственное крошечное окошечко находилось очень высоко от пола, и Сережа, даже поднявшись на цыпочки, не мог заглянуть через него в карцер.
Однако он прекрасно слышал, как ходил по карцеру Принц.
«Если б он знал, что я тут около него, он бы нашел способ влезть на подоконник и показаться в окне», — подумал Сережа.
Подойдя к дверной скважине, он сказал:
— Принц! Я здесь.
С минуту длилось молчание, потом Сережа ясно услышал, приложившись к замочной скважине:
— Здравствуй, Сережа. Это ты?
— Это я, Принц! Здравствуй.
— Что у вас делается в классе без меня? — продолжал говорить из своего заключения Принц, приложившись губами к замочной скважине.
— Все по-старому. Мальчики шалят и дерутся. Рыжий толкнул меня два раза и ущипнул четыре.
— Ах, он скверный! — рассердился Принц. — Вот погоди, выйду завтра, так задам же я ему на орехи. А тебе скучно без меня? — после короткого молчания раздалось из карцера.
— Очень скучно, Принц, — проговорил Сережа и так и замер на месте.
Перед ним стояла Пушка.
— Скучно, скажите на милость! — насмешливо сказала она. — Так, чтобы веселее было, не угодно ли вам будет туда же, к товарищу на побывку. Вавилыч! — крикнула она на сторожа.
Вавилыч очутился перед своей госпожой в одну секунду, точно из-под земли вырос.
— Дай ключи!
Ключи были в кармане Вавилыча. Пока он полез за ними, вытаскивал их из кармана и отпирал дверь, Сережа замирал от страха, что вот-вот Антонина Васильевна передумает его наказывать, и он не увидит своего друга.
Но Пушка и не подумала изменять своего решения. Пока Вавилыч возился с ключами (у него их была целая связка), отыскивая ключ от карцера, Пушка отчитывала Сережу.
— И как тебе не стыдно, — говорила она, — третий день в пансионе, а так шалишь, что уже в карцер попал. Нечего тебе дружить с Вакулиным: он самый шаловливый мальчик из всего пансиона, и дружба с ним не приведет к добру.
Но Сережа не соглашался со словами Пушки. Котя Вакулин, или Принц, был, по его мнению, самый смелый, самый веселый, самый добрый мальчик, какого он только видел на свете, и любил его Сережа, как родного брата.
«Нет, — хотел он крикнуть в ответ на слова Пушки, — не говорите так про Принца! Он милый, чудесный, хороший!»
Но, однако, ничего не сказал, боясь окончательно рассердить начальницу.
Вавилыч в это время подобрал ключ из связки, воткнул его в замочную скважину, распахнул дверь и… отступил от изумления.
Принца не оказалось в карцере. Вместо шаловливого маленького пансионера стояла хорошенькая голубоглазая девочка с двумя белокурыми косичками за плечами, в длинной юбке, кофточке для гулянья и котиковой шапочке со спущенной с нее вуалеткой. В руках девочка держала муфточку и низко приседала Пушке.
Пушка недоумевая моргала глазами и пятилась от двери.
Вавилыч был удивлен и испуган не меньше самой начальницы.
— Да что же это, прости Господи, за наваждение! — шептал он и даже незаметно перекрестился.
Но внезапно девочка заговорила, и Сережа, и Вавилыч поняли, в чем дело.
— Антонина Васильевна, — начала девочка хорошо знакомым Сереже голоском. — Простите, пожалуйста, виноват, но в карцере так было холодно, его давно не топили, а ваше платье, жакет и шляпа висели в шкафу. Шкаф не был заперт, и я взял все это оттуда и надел на себя!
Это был Принц, его голос, его манера говорить, но Сережа ни за что бы не узнал своего друга в хорошенькой белокурой девочке.
Пушка хотела наброситься с выговором, разбранить Принца, но вместо этого только отвернулась, чтобы скрыть невольную улыбку. Уж очень был забавен и мил маленький шалун в своей новой роли. К тому же Пушка была хоть и вспыльчивой, но сердце у нее было доброе, и она не могла долго сердиться на своих шалунов-питомцев.
— На этот раз прощаю вас обоих, — проговорила она, — но, надеюсь, ты не повторишь больше своей злой утренней шалости. Мне жаль портрета, потому что его мне подарила моя дорогая мать, которой уже несколько лет нет на свете!
И, говоря это, Пушка прослезилась. Эти слезы начальницы сильно подействовали на Принца.
— Простите Бога ради, Антонина Васильевна, — прошептал он, — я не знал этого. Моя шутка очень глупа, но я не злой мальчик. Простите меня, пожалуйста! Или нет, лучше накажите меня, мне будет легче.
— Нет, мальчик, я не буду наказывать тебя, — ласково ответила Антонина Васильевна. — Ты сам понял, как нехорош твой поступок.
Улегшись вечером в постель, Принц и Сережа долго беседовали о сегодняшних событиях.
— Нет, что ни говори, она очень добрая, — искренне произнес Принц.
— Очень! — подхватил Сережа.
— И мне ужасно стыдно, — продолжал его маленький товарищ, — что я нарисовал ей усы и баки на портрете! Сделанного не вернешь, только впредь, будь свидетель, я никогда не стану изводить Пушку. Спокойной ночи, Сережа!
— Спокойной ночи, Принц!
— Братцы, кто за мною? Я иду освобождать маленькую собачку, которую мучают злые мальчишки на том углу улицы! — Принц соскочил с толстого сука березы, на котором уселся во время прогулки пансионеров по саду. Береза росла около самого забора и, если забраться на нее, то можно было видеть, что делалось по ту сторону каменной стены.
- Предыдущая
- 7/17
- Следующая
