Дело совести (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин - Страница 52

Намекалось — прямо этого никто не обещал — что тогда Свени, возможно, трансформируют в человека, и он получит свободу, несравнимую с прогулками по лунной поверхности в сопровождении пяти охранников.

После очередного такого намека обычно начинались ссоры среди научной команды. Любой нормальный человек давно заподозрил бы, что его водят за нос. Свени благодаря системе обучения очень рано стал недоверчивым и подозрительным, но эти обещания давали ему единственную надежду. Выбирать не приходилось. Хотя начало одного разговора заставило его заподозрить, что, кроме сомнений в возможности обратной трансформации адаптантов, существуют и другие проблемы. Эмори тогда взорвался:

— Но, предположим, Рулман был прав и… — Щелк… и звук выключили.

Прав — в чем? И может ли нарушитель закона быть в чем-то правым? Свени этого не знал. Потом был один техник, который сказал: «Стоимость — вот в чем беда терраформирования». Что он имел в виду? Техника тут же выслать из камеры с каким-то неожиданным поручением. Таких случаев было много, но Свени как-то не удавалось сложить эту мозаику в целостную картину. Поэтому решил, что проблемы ученых не имеют прямого отношения к его шансам стать нормальным человеком.

Реальностью обладал лишь приказ. «Мы должны получить их обратно!» Эти слова и были первопричиной, из-за которой Свени сейчас падал вниз головой к поверхности Ганимеда.

Адаптанты обнаружили Свени, когда он одолел половину большого перевала — единственную дорогу к их колонии на обрыве плато «эйч». Он никого не узнал, их не было на фотографиях, которые он запомнил. Но его легенду адаптанты приняли охотно. И усталость ему имитировать не пришлось. Гравитация на Ганимеде была для Свени нормальной, его тело было создано и приспособлено как раз к ней, но путь, а тем более подъем в гору оказались долгими и изнурительными.

Свени с удивлением обнаружил, что дорога ему по душе. Впервые он передвигался совершенно один, свободно и без надзора полицейских или объективов телекамер. В этом мире он чувствовал себя дома — в мире без стен. Воздух был густым и вкусным, откуда-то налетали ветра, и температура была заметно ниже той, что поддерживалась в куполе на Луне. Вместо серого потолка висело иссиня-черное небо, на котором поблескивали искорки звезд.

Не нужно было соблюдать осторожность. Слишком легко и приятно было воспринимать Ганимед как дом. Его об этом предупреждали, но он и подумать не мог, что опасность может оказаться не только реальной, но и такой… умиротворяющей, что ли.

Молодой адаптант прошел с ним остаток пути до колонии. Адаптанты — кроме Рулмана — оказались в такой же степени нелюбопытны, как и безымянны. Рулман был другим. Удивление и изрядное недоверие отразились на его лице, когда в комнату ввели Свени. И эти эмоции были такими сильными, что немного испугали Свени.

— Невероятно! — воскликнул Рулман. — Это совершенно невозможно! — Й замолчал, разглядывая вновь прибывшего с макушки до пяток. Выражение изумленного недоверия стало слабее, но ненамного.

Свени в свою очередь осмотрелся. Рулман выглядел старше, чем на фотографиях, но это понятно. Возраст сказался на его внешности даже меньше, чем ожидал Свени. Ученый оказался худощавым, уже начинающим лысеть человеком с покатыми плечами. Брюшко, которое замечалось на фотографиях, исчезло. Очевидно, жизнь на Ганимеде как-то закалила человека. Глаза у Рулмана сидели глубоко, спрятавшись под тенью лохматых бровей, как у совы, и были такие же пронзительные и немигающие.

— Вам следует объяснить, кто вы такой, — изрек Рулман. — И как вы сюда попали. Вы не из наших. Это очевидно.

— Меня зовут Дональд Леверо Свени, — представился пришелец. — Возможно, я не принадлежу к вашему обществу, но моя мама говорила, что я один из вас. И сюда я добрался на ее корабле. Она сказала, что вы меня примете.

Рулман покачал головой.

— Это невозможно, потому что невероятно. Извините меня, мистер Свени, но вы для нас — бомба, снег, свалившийся на голову. Очевидно, вы сын Ширли Леверо. Но как же вы сюда добрались? Как вам удалось до сих пор выжить? Кто вас укрывал, кормил, воспитывал с тех пор, как мы покинули Луну? И, наконец, как вам удалось улизнуть от полиции Порта? Мы знаем, что Порт обнаружил нашу лунную лабораторию еще до того, как мы ее покинули. Я с трудом верю своим глазам — то есть с трудом верю в ваше существование.

Тем не менее выражение недоумения на лице Рулмана смягчалось с каждой минутой. Рулман «сел на крючок», решил Свени. И немудрено: Свени дышал воздухом Ганимеда, легко передвигался в его поле тяготения, и кожа была покрыта мельчайшей пылью спутника Юпитера. Неоспоримый факт среди других фактов.

— Да, ищейки Порта нашли большой купол, — продолжил Свени. — Но им так и не удалось отыскать малый, пилотский. Папа взорвал соединительный тоннель еще до их высадки. Сам он погиб под оползнем. Когда это случилось, я, конечно, был еще клеткой в пробирке.

— М-да-а… — задумчиво произнес Рулман. — Помню, мы засекли приборами корабля взрыв перед самым стартом. Но мы решили, что рейдеры Порта начали обстрел. Они ведь не разрушили большую лабораторию?

— Нет, — согласился Свени. Это Рулману было известно: переговоры между землянами и Луной должны были приниматься даже здесь. Пусть случайная и неполная, но все же информация у беглецов имелась. — Несколько линий внутренней связи уцелело, и мама часто слушала, что там происходит. И я тоже, когда достаточно подрос. Именно таким образом мы и узнали, что колония на Ганимеде еще существует, и ее до сих пор не разбомбили.

— Но где вы брали энергию?

— От собственной стронциевой батареи. Все было надежно экранировано, и полицейские не смогли засечь посторонние поля. Когда батарея начала садиться, мы тайно подключились к основной энергетической линии Порта. Вначале брали понемногу, но когда осмелели, забирали все больше и больше. — Он пожал плечами. — Но они все равно бы нас обнаружили — раньше или позже. Так в конце концов и случилось.

Рулман молчал, и Свени догадался, что его собеседник производит в уме несложный подсчет: сравнивает возраст Свени с 25-летним периодом полураспада стронция и с хронологией адаптантов Ганимеда. Цифры, конечно, отлично совпадали. Легенда, которой его снабдили, учитывала мельчайшие детали, вроде этой.

— И все-таки это поразительно, — сказал Рулман. — При всем моем уважении к вашим словам, мистер Свени, в это трудно поверить. Чтобы Ширли Леверо смогла пережить такие испытания — и совершенно одна, не считая ребенка, к которому она даже не могла прикоснуться рукой. С манипулятором обращаться труднее, чем с атомным реактором. Я помню ее — бледная, всегда немного унылая женщина. Роберт был связан с проектом, и она постоянно попадалась мне на глаза… — он нахмурился, вспоминая. — Она всегда повторяла: «Это дело Роберта». И иначе к проекту не относилась. Он ее не касался.

— Ее ДЕЛОМ был я, — спокойно произнес Свени. Полицейские Порта учили его изображать в голосе горечь и тоску, когда он говорил о матери, но так и не сумели добиться нужной интонации. Но он обнаружил, что если пробарабанить слоги почти подряд, проглатывая окончания, это произведет нужный эффект.

— Вы ее недооцениваете, доктор Рулман. Возможно, она сильно изменилась после гибели папы. Решимости у нее было на десятерых. И она за это в конце получила. Полиция Порта заплатила ей единственной монетой, которой могла платить.

— Мне очень жаль, извините, — мягко сказал Рулман. — Но вам, по крайней мере, удалось спастись. Я уверен, что большего она для вас не могла желать. А откуда взялся корабль, о котором вы упомянули?

— Он всегда у нас был. Как я понял, это папин корабль. Папа спрятал его в природной трубообразной каверне рядом с нашим куполом. Когда полиция ворвалась в мониторную, я выбрался через боковой люк на куполе, пока мама их… задерживала. Я ничего не мог сделать…

— Конечно, конечно, — согласился Рулман. — Вы бы и секунды не выжили в том воздухе. Вы поступили совершенно правильно. Продолжайте.